– И ты счел нужным ее успокоить, не прибегая к помощи лекарей? Наедине? – в голосе императора звенела долго сдерживаемая ярость.
Игинир спокойно, даже равнодушно, встретил взгляд злых льдистых глаз. Он уже столько приступов императорской ярости пережил, что устал бояться. Не мальчик уже.
– Даже наши невидимые стражи – не совсем пустое место, – напомнил он обстоятельства. – Разве мог я позволить себе что-то, что выходило бы за рамки целесообразной помощи, зная, что о каждом моем шаге будет доложено моему императору? Что касается лекарей, то наши ласхи привыкли лечить магов и плохо знают особенности простых людей. А гардарунтцы, даже высшие аристократы, непривычны к магии.
– Особенно, к огненной, – фыркнул Алэр.
– Игры на публику огненного короля слишком отличаются от магии ласхов. Лекари бы еще больше напугали человеческую принцессу. А ее, наоборот, нужно было вывести из состояния шока и ужаса. Иначе она стала бы панически бояться высоты, – голос Рамасхи упал до шепота. – Как моя мать.
Император дрогнул и отвел взгляд.
– Ступай.
Поклонившись, кронпринц отправился к выходу, но Алэр внезапно передумал:
– Постой. Чуть не забыл. Я хотел назначить тебя лордом-протектором Северного предела, но после сегодняшней выходки с моей невестой ты будешь наказан и лишен всех занимаемых постов.
– Северного? – в изумлении остановился кронпринц, пропустив мимо ушей угрозу наказания. – А что случилось с Эмерит?
– Она сослана в Восточный предел, – процедил Алэр, не скрывая досады. – Ее связь со старейшинами Заполярья стала угрожать нашей безопасности.
– Значит, покушения ее рук дело. А я думал, она умнее и грешил на младшего братца.
– Он тоже наказан, – император усмехнулся, заметив искры радости в глазах наследника, – и сослан в Западный предел под начало лорда-протектора.
– Значит, наказан и Даэр, и бедняга Ниэнир, – сделал вывод Рамасха, – они же друг друга терпеть не могут.
– Ниэнир получит свое, но не так, как ты думаешь. Я отправлю его либо в Заполярье, либо на восточное побережье скучать от безделья и командовать Эмерит.
– Это посложнее, чем воевать с темными, – кивнул кронпринц. – Как вы накажете меня, мой император?
Во взгляде Алэра ясно читалось желание избавиться от Игинира раз и навсегда. Но оба понимали, что пока кронпринц незаменим.
Ни один из детей владыки не поднялся так высоко в искусстве магии и управления государством, как поднялся нелюбимый сын. Ни один не умел так хорошо лавировать в фарватере международных и межрасовых проблем и добиваться наибольших выгод для империи.
Да что там, стоило Игиниру вырасти и взять на себя обязанности посла и советника по межрасовым делам, в Империи не было ни одного крупного конфликта, и ласхи забыли о территориальных и магических войнах.
Но пока Алэру не удалось уличить Игинира в заговорах, в отличие от остальных детей, пробовавших примерить корону. И ни единого повода принц не дал Алэру с тех пор, как мальчик стал свидетелем смерти матери. Слишком рано и резко повзрослел. Слишком умен и осторожен.
Тем и опасен.
И нельзя допустить роста его влияния внутри империи. Потому и держал его император подальше, в заграничных поездках, не позволял найти ни друзей, ни союзников при своем дворе. А в одиночку власть не берут.
Вот только… не связался ли кронпринц с белыми магами? Не предал ли?
Не нашел ли в Белогорье союзников, которые рады будут расправиться руками наследника с досаждавшим им владыкой Севера?
Пора разорвать и эти связи. Хватит.
И амулет этот… Знал Алэр, прекрасно знал, что кронпринц до последнего дня держал связь с братом-предателем. Удивительная братская любовь. Непостижимая. Ведь это из-за матери Рагара погибла императрица, мать Игинира.
Алэр первым отвел взгляд. Еще одна непостижимая вещь, за которую он невзлюбил этого сына, которым иной отец гордился бы. Но не мог император смотреть ему в глаза. С того самого дня не мог.
И государь решил:
– Думаю, женитьба будет достаточным наказанием для тебя, Игинир. А после мы подумаем, какой из протекторатов дать тебе в управление, Западный или Восточный. В Заполярье я отправлю Ниэнира, пусть учится. Пора тебе заняться нашими внутренними делами более плотно, иначе какой из тебя первый наследник? Теперь иди.
– Мой император, могу я узнать, на ком вы решили меня женить?
От императора не укрылась легкая паника, мелькнувшая в глазах кронпринца. Неужели нашлось слабое место безукоризненного Рамасхи?
– Предложений много. Выберем достойную тебя девушку. Или у тебя есть пожелания?
– Да. В поездке за вашей невестой я приметил одну девушку.
– И кто она?
– Дочь горной леди.
– Магичка?
– Да.
– Исключено! – Жестко отрезал император. – Два брака с дочерьми гор слишком укрепят влияние Белогорья на нашу династию и империю, это недопустимо. Ты забыл, что это я женюсь на дочери горной леди. К счастью, не на магичке.
Рамасха вздрогнул и пару секунд ошарашенно смотрел на отца, пока не вспомнил, что Виолетта, действительно, дочь горной леди Хелины, супруги короля Роберта. Как и то очаровательное видение, пригрезившееся ему в Долине Лета.
Но разве мог он сказать отцу, что видел и узнал саму Белую королеву, резвившуюся в саду гейзеров? Нет, еще не королеву, но ту, которая непременно ею станет.
Если бы Лэйрин согласилась, это был бы идеальный по выгоде для империи политический брак.
Но невозможный. Еще долго невозможный.
Отец столько ждать не станет, раз его озарила такая гнусная идея, как срочная женитьба наследника. Есть только один способ – отсрочить. Он сказал, что женит Игинира после собственной свадьбы? Отлично. Значит, для начала нужно отложить его свадьбу. В конце концов, у его невесты только что погиб отец. Она обязана соблюдать траур, какая тут может быть свадьба!
И Рамасха воспрянул духом. Он еще поборется за свободу!
– Как прикажете, мой император, – поклонился он.
* * *
Едва за кронпринцем закрылась дверь, император с нетерпеливостью мальчишки бросился к амулету. Не слишком большой, сантиметра два в диаметре диск из белого горного золота был испещрен крохотными рунами и переливался, как перламутровая раковина.
Алэр взял его в руки, покрутил и положил между ладонями. Подержал с минуту, но ничего не происходило.
– Ты и здесь нашел способ поиздеваться, Рагар, – император в сердцах отшвырнул амулет. Тот упал на беломраморную плиту пола, подскочил монеткой, перевернулся, показав замысловатый узор изнанки, и вдруг брызнул радужными сполохами зримой речи.
Император замер, жадно вперившись в цветовой танец разлившегося по кабинету сияния. Он боялся пропустить малейший нюанс волшебной феерии.
Первое послание сбежавшего когда-то любимого сына, бастарда от любимой женщины. Единственной женщины, кто за три века сумел растопить его ледяное сердце и найти его потерянную душу. Чтобы убить ее окончательно.
Они оба – мать и сын – отвергли его.
И вот – первое письмо. Какая ирония в том, что оно же – прощальное.
И ни единого теплого отблеска в голубовато-белой и фиолетовой гамме.
А ведь Алэр любил черноволосого и черноглазого мальчика, так непохожего на него и других ласхов. На его белой коже не расцветали зимние цветы узоров, так много говорящих северным магам. Но Рагар был по-своему прекрасен. Он напоминал непостижимостью и глубиной огромное черное небо Севера, хранившее мириады звезд в своем сердце. Он был так похож на мать, вейриэнну Найлу…
Самый желанный его ребенок. Самый любимый. Гениальный маг. Тот, кому он с радостью отдал бы и трон, и жизнь, как отдал бы их Найле. Да хоть весь мир!
Алэр признал бастарда, ввел его в род. Для Рагара было все – лучшие игрушки, книги и оружие; лучшие учителя и воспитатели. Император готов был прогнуть и старейшин, и весь мир, и назначить незаконнорожденного первым наследником в обход традиций ласхов. Он самолично обучал его, не жалея времени.
Но Рагар узнал, как погибла императрица, мать его любимого брата Игинира, узнал, почему бежала в Белогорье ее телохранительница Найла, даже с сыном рассталась, – сына ей император не отдал, укрыл так, что вейриэнна не нашла. И с того мига любящий отец перестал для него существовать.
Разве это справедливо?
Разве Алэр не заслужил – не любви, нет, о любви владыка льдов давно забыл, – хотя бы снисхождения, хотя бы слово благодарности, хотя бы одной теплой солнечной искры в зримой речи?
Но послание Рагара содержало лишь всякую околополитическую ерунду, вроде официального подтверждения согласия Семерых на брак императора с дочерью горной леди Хелины фьер Грахар и короля Роберта. Да еще неофициальные поправки к брачному договору со стороны Белогорья.
А еще – ноздри императора гневно раздулись – его бастард имел наглость угрожать. Мол, если с головы принцессы, ее фрейлин и телохранителей хоть волосок упадет, то поднимать его придут Белые горы. И этот волосок опрокинет чашу Империи на весах судьбы.
Как будто Рагар смотрел в душу Алэра и знал, зачем ему огненное благословение. Как будто его внебрачный сын просчитал все ходы отца и подготовился.
Алэр с содроганием осознал, что он, могущественнейший из магов мира Эальр, действительно боялся проницательности высшего вейриэна, одного из Семерки. Почти бессмертное существо, каким стал его беглый сын, внушал ему ужас больший, чем владыка Темной страны.
Нет, не простил его Рагар.
И Алэр его не простил.
Но в самом конце послания императора ждал сюрприз.
«С позволения матери… – тут в послании Рагара мелькнул долгожданный золотой отблеск, но, увы, он лишь показывал нежное отношение сына к его матери. – Отдаю тебе ее подарок для меня. Она хотела, чтобы я, глядя на него, никогда не терял человеческий облик, как бы высоко ни вознесла меня сила магии, каких бы вершин власти я ни достиг. Ее дар хранил меня все эти годы. Возьми его. Не думаю, что кому-то еще в мире он будет нужен после моей смерти».