Яррен яростно тряхнул бывшего наставника. Тиан утвердительно промычал.
– Так почему не за его головой ты охотишься? – прошипел полукровка. – Не ему угрожаешь? Ты трус, Тиан-Лайэан. И ты никому на свете не нужен, трус, урод и калека. И Алэру ты не нужен, у него таких предателей, как ты, пучками за грош. А мне ты нужен, Тиан. Я готов взять тебя на службу. Но ты поклянешься мне на крови и отдашь мне ее в залог клятвы, или…
– Или? – выдохнул монах.
– Или я закончу то, что не закончил мой родитель. Исполню его приговор и казню тебя прямо тут, и никто мне не поставит в вину твою смерть. Как наследник я имею право покарать преступника. А император простит. Ведь он поймет, что ты, инсейский маг, обязан был увидеть заготовленные заклинания на водоводах. И ты их видел, не мог не видеть, и не донес. И он вполне может решить, что ты и привел их в действие. Так, Тиан-Лайэан? Твое решение!
Монах молчал. Яррен снова встряхнул его за ворот сутаны и выругался: инсей таращил глаза, но ответить при всем желании не мог – сельт оказался слишком близко, а ярость ученика вейриэна слишком яркой, и магический нож парализовал жертву, не прикасаясь к ней.
– Опять не рассчитал! – расстроился полукровка. – И куда я его спрячу?
Он выглянул за дверь. Выцепил взглядом измученное лицо товарища. Кандар демонстративно зевнул и отвернулся. Понимает, что отдохнуть полукровке не удалось. Хороший товарищ. Верный, молчаливый и терпеливый, как горы. Настоящий.
Яррен задавил совестливого червячка и спросил:
– Еще час вытерпишь?
Кандар кивнул.
– А девчонки спят?
Снова кивок.
– Помоги мне, будь другом.
Через несколько минут два телохранителя совершили преступление собственными руками: затащили парализованное тело монаха в девичьи покои.
– Ничего страшного не случится, если он тут переночует, – уверял товарища Яррен, когда с заметанием следов было покончено, а Тиан устроен за диваном в гостиной принцессы. – Он же монах, святой человек. Главное – утром не забыть его тихонько вытащить, пока слуги не пришли прибираться.
– А он не проснется раньше времени? – шепотом спросил Кандар.
– Не должен. – Полукровка поправил сельт в теле монаха. Пришлось слегка загнать лезвие ему в бедро, для верности. Не смертельная рана, заживет. Одним шрамом больше, одним меньше.
– А если найдут?
– Повизжат и успокоятся. Главное, чтобы ласхи не пронюхали, а то у императора слишком много вопросов будет неудобных, а мне лгать нельзя.
– Да ты только и делаешь, что врешь!
Яррен беззвучно рассмеялся и хлопнул товарища по плечу.
– Дело в том, что у каждого своя правда, надо лишь помочь другому ее увидеть. Иди поспи, я покараулю.
Глава 17. Милый семейный завтрак
Летта проснулась как от толчка, но не торопилась вылазить из-под пухового одеяла, уже традиционно прикрытого сверху меховым подарком телохранителя, и любовалась великолепием северного неба.
Тройная рама окна лишь по краям была тронута то ли морозным узором, то ли замаскированным под него защитным заклинанием – в этом Летта не разбиралась. Но в центре стекло было прозрачным. Здесь не любили традиционные для Гардарунта цветные витражи, как успела заметить принцесса. Да и зачем витражи, когда все небо для северян – непрерывный калейдоскоп дивных узоров?
Была в этом какая-то чудовищная несправедливость – иметь такую красивую магию, такие совершенные черты лиц, даже, надо признать, в странных звериных обликах, не только драконьих, а таких, которым Летта и названия не могла подобрать. И обладать мертвыми ледяными сердцами.
Не все, нет. Не может же пленивший ее сердце принц быть таким же чудовищем, как его отец. Пожалуйста, нет.
Летта тихонько вздохнула и постаралась не думать о Рамасхе.
Какой он вчера был милый!
И разговаривал с ней серьезно, как с равной.
А сегодня будет оглашена ее помолвка с другим. Ненавистным. С этим старым хрычом. Ледяным колдуном, которого принцесса боялась до жути.
Она сморгнула слезинку и сосредоточилась на окне.
Если вчера бушевала снежная буря, то сегодня – ни снежинки не падало с небес. Огромные яркие звезды казались совсем близкими, а между ними, не затмевая, но придавая волшебства, то и дело вспыхивали разноцветные змейки северных сияний. Летта уже знала, что небо расцвечено неведомыми словами зримой речи. Как бы ей хотелось понимать ее. А еще лучше – научиться говорить так, чтобы ее слышало только одно-единственное сердце во всем мире.
Она опомнилась, когда с ее губ сорвался шепот:
– Рамасха…
Вздрогнула, покрываясь потом страха: а ну как услышат! Дверь в комнату фрейлин открыта, а Исабель спала здесь же, в двух шагах, на узкой софе. Но девушки тихо и ровно дышали, а заплаканная Марцела еле слышно похрапывала.
Яррен! – спохватилась принцесса. Надо найти телохранителя, раз уж он вернулся живым и почти здоровым и взять у него кольцо. Пусть будет при ней. Даже если она не сможет им воспользоваться, потому что амулет настроен на горца, так спокойнее.
Летта соскользнула с постели. Сегодня в спальне почему-то показалось не так холодно, как обычно, изо рта не вырывался пар. Значит, на самом деле теплее. Ветра нет, хотя по ногам гулял сквозняк. Принцесса нырнула в мягкие меховые полусапожки, заменявшие ей домашние тапки, накинула вязаную пуховую шаль поверх рубашки и прокралась мимо Исабель. Затаив дыхание, миновала спальню фрейлин и, медленно, чтобы не скрипнула, открыла дверь и вошла в гостиную.
Здесь было значительно холоднее, но в щель под входной дверью, ведущей в коридор, пробивался свет. Девушка осторожно подышала на задвижку – не примерзла бы, – и потянула ее. Дверь чуть-чуть приоткрылась, а Летта внезапно замерла – в щелку проник тихий голос Яррена. Телохранитель был на посту, но не один.
– Я что тебя звал, – говорил горец, – уж прости мне такую смелость, но ты сам позволил мне, если помнишь, а пост я покинуть не могу, сам понимаешь. У нас мало времени, но остался незаконченным важный разговор.
С кем он там? – нахмурилась Летта. Если с Кандаром – не страшно. А если с кем-то из ласхов-стражников, то лучше ей не выходить. Не пристало принцессе самой искать свою свиту, по этикету она должна отправить на розыски ближайшую фрейлину.
Но прозвучавший в ответ голос заставил ее сердечко биться чаще.
– Какой из разговоров, Яррен? – спросил тот, о ком она думала уже постоянно, даже во сне.
Виолетта забыла как дышать, боялась пошевелиться – а вдруг ее заметят и решат, что она давно здесь? Такой позор она не переживет.
Яррен напомнил собеседнику:
– Ты сказал такую фразу: «Я все еще надеюсь, что человек в нем не умер, раз отец сохраняет свою силу». Я спросил, какая связь, но времени тогда у нас было еще меньше, чем сейчас. Это важно, Рамасха. Я должен знать как можно больше, чтобы совершенствовать защиту.
Кронпринц ответил не сразу.
– Ты же знаешь этот парадокс, Яррен, не можешь не знать. Чем меньше от человека в наследнике пламени айров, тем мощнее его магия. Сильнейшие из ласхов, вейриэнов и прочих так далеко ушли от первоначального облика, что подчас теряют способность выглядеть человеком. Ваш Седьмой, сила которого неизмерима и который никогда не выходит из Белогорья на земной план… он ведь уже не человек?
– Понятия не имею, – невинным голосом ответил ученик вейриэна. – Никогда его не видел.
– Никто не видел, – в голосе Рамасхи явно прозвучала усмешка. Наверняка у него и лицо озарилось ласковыми бликами, которые так хочется поймать, прижать ладошкой. – Итак, наша магия – это то, что отличает нас от людей, и цвет магии определяет наш облик в метаморфозах, а сила – их устойчивость. Но это еще не вся соль. Соль в том, что людьми нас делает не только облик, но прежде всего дух, способность человека понимать и сопереживать другому человеку, то, на чем держится общечеловеческая мораль. И здесь мы возвращаемся к парадоксу. Когда маг в погоне за могуществом утрачивает этот объединяющий человеческий дух, магия его оставляет.
– Совсем? – изумился Яррен.
– Совсем. Странно, что Рагар тебе не сказал. Это первое, что узнают наши ученики. Потому что ласхи столкнулись с такой бедой. Мне иногда кажется, что не Белое, а Синее пламя снизошло первым на землю, потому мы первыми испытываем на своей шкуре магическую катастрофу.
– Скорее, тут дело в том, что синее пламя – наиболее темное из всех. Как Белогорье испытывает все тяготы бремени света, а их тоже немало, так вы находитесь под ударом искушений тьмы. Темная страна вам только добавила. И то, что она пришла именно к вам и сидит полтысячелетия, закономерность. И думается, Алэр свихнулся от такого соседства, прости за прямоту.
– Мне… тоже иногда так кажется, – вздохнул наследник. – Утешает одно: когда он дойдет до края, то потеряет магию. Такое уже было.
– Его спасение было бы в белой леди, но он предпочел войну с белыми магами.
– Он пытался, Яррен. Он любил вейриэнну. До безумия, ты прав.
– И тебя это безумие коснется, Рамасха, – дружески обрадовал полукровка. – Рагар просил предупредить. Он проанализировал всю историю вашего рода. Все мужчины, доживавшие до двухсотлетнего рубежа, сходили с ума, каждый по своему. Исключения тоже были. Их два. И оба были женаты на горных леди. Может, поэтому Алэру так нужен огненный ребенок? Решил бороться с тьмой разума, пока не поздно?
– Нет, Яррен, он упивается собой. Он не может бороться. Единственное, за что он вступает в бой – это власть. Ненасытная жажда власти. И все триста лет он трясется, что Темная страна перекочует с западного побережья на восточное, и его власть и сила уменьшатся. У меня есть подозрение, что он заключил договор с Азархартом. Хочет откупиться огненным ребенком или выкупить за него северо-запад, чтобы темные сгинули с наших земель.
Летта едва не крикнула в голос от ужаса, изо всех сил зажала рот ладонью.
– Мы не допустим, Рамасха, – уверенно сказал Яррен. – Но почему ты подозреваешь сговор?