Горная идиллия. Перевод В. Зоргенфрея
На горе стоит избушка,
В ней шахтер живет седой,
Шумны темные там ели,
Светел месяц золотой.
У окна резное кресло,
Чудо-кресло, не скамья,
Кто сидит в нем, тот счастливец,
И счастливец этот – я!
На скамеечке малютка
У моих уселась ног;
Глазки – звезды голубые,
Ротик – аленький цветок.
Глазки-звездочки раскрыты
Широко, как небосвод,
И лукаво к пухлым губкам
Свой лилейный пальчик жмет.
«Нет, не бойся, мать не видит:
Села с прялкою к окну,
А отец взял в руки цитру
И поет про старину».
И малютка продолжает
Тихо в уши мне шептать;
Много тайн за это время
Довелось мне услыхать.
«С той поры как нету тетки,
Не приходится уж нам
Ездить в Гослар на гулянье.
Вот чудесно было там!
Здесь, на этом горном склоне,
Так тоскливо жить одним,
А зимою мы под снегом,
Как схоронены, сидим.
И притом же я трусиха,
Как дитя, впадаю в страх,
Только вспомню злобных духов,
Промышляющих в горах».
Слов своих сама пугаясь,
Прерывает вдруг рассказ
И обеими руками
Прикрывает звезды глаз.
Всё шумнее шелест ели,
Громче треск веретена,
И в звенящих струнах цитры
Оживает старина.
«Не страшись, моя малютка,
Злые духи скрылись прочь,
Божьи ангелы на страже
Над тобою день и ночь!»
………………………………………
…За зеленой хвоей ели
Месяц тихо прячет лик,
В нашей комнате мерцает
Догорающий ночник.
Только звезды голубые
Светят ярче в поздний час,
И пылает алый ротик,
И она ведет рассказ:
«Эти крошки-домовые
Поедают нашу снедь,
Накануне полон ящик,
Поутру – пустая клеть.
Эти крошки слижут ночью
Наши сливки с молока,
А остатки выпьет кошка
Из открытого горшка.
Да и кошка наша – ведьма:
Ночью вылезет на двор
И гуляет в дождь и вьюгу
По развалинам средь гор.
Там стоял когда-то замок,
В пышных залах яркий свет,
Дамы, рыцари и свита
Танцевали менуэт.
Фридрих К. Д.Руины аббатства в Эльдене. 1825
Но однажды злая фея
Нашептала злобных слов,
И теперь среди развалин
Гнезда филинов и сов.
Впрочем, тетка говорила:
Стоит только слово знать,
И его в урочном месте
И в урочный час сказать, —
И опять из тех развалин
Стены гордые взойдут,
Дамы, рыцари и свита
Танцевать опять начнут;
Тот, кто скажет слово, станет
Обладателем всего,
Звуки трубные прославят
Светлость юную его».
Так цветут волшебной сказкой
Алых губок лепестки,
И сверкают в глазках-звездах
Голубые огоньки.
Нижет кудри мне на пальцы
И дает им имена.
И смеется, и целует,
И смолкает вдруг она.
И с таким приветом тихим
Смотрит комната на нас;
Этот стол и шкаф как будто
Я уж видел много раз.
Мирно маятник болтает,
Струны цитры на стене
Еле слышно зазвенели,
И сижу я как во сне.
«Вот урочный час и место,
Вот когда пора сказать.
Ты, малютка, удивишься,
Как я слово мог узнать.
Лишь скажу – и ночь поблекнет,
Не дождавшись до утра,
Зашумят ручьи и ели,
Вздрогнет старая гора.
Из ущелья понесутся
Звуки, полные чудес,
Запестреет, как весною,
Из цветов веселый лес.
Листья, странные как в сказке,
Небывалые цветы
Полны чар благоуханья
И пьянящей пестроты.
Розы, красные как пламя,
Загорятся здесь и там,
И колонны белых лилий
Вознесутся к небесам.
Звезды, крупные как солнце,
Запылают над землей,
В чаши лилий исполинских
Свет вливая голубой.
Мы с тобой, моя малютка,
Всех изменимся сильней;
Окружат нас шелк и бархат,
Вспыхнет золото огней.
Ты принцессой станешь гордой,
Замком сделается дом, —
Дамы, рыцари и свита
Пляшут весело кругом.
Всё мое – и ты и замок —
В этом сказочном краю,
Славят трубы и литавры
Светлость юную мою!»
На Брокене. Перевод В. Зоргенфрея
Всё светлее на востоке,
Тлеет солнце, разгораясь.
И кругом поплыли горы,
Над туманами качаясь.
Мне надеть бы скороходы,
Чтобы с ветром поравняться
И над этими горами
К дому милой резво мчаться,
Тихо полог отодвинуть
В изголовье у голубки,
Целовать тихонько лобик
И рубиновые губки.
И в ушко ее чуть слышно
Молвить: «Пусть тебе приснится
Сон, что мы друг друга любим
И что нам не разлучиться».
«Грезы старые, проснитесь!..» Перевод В. Зоргенфрея
Грезы старые, проснитесь!
Вздрогни, сердце, растворись!
Песни счастья, слезы грусти
Дивным строем полились.
Я хочу пройти меж елей,
Где ключом шумит вода,
Бродят гордые олени,
Раздается песнь дрозда.
Я хочу подняться в горы,
На отвесные скалы,
Где развалины седые
Спят в тенях рассветной мглы.
Тихо сяду, вспоминая
О красе былых времен,
О былой и громкой славе
Отошедших в мрак племен.
Поросла травою площадь
Там, где в бой вступал храбрец,
Добывавший на турнире
Победителя венец.
Плющ обвился вкруг балкона
Там, где первая из дам
Повергала нежным взором
Победителя к ногам.
Ах! Обоих победивших
Смерть с лица земли смела,
Рыцарь с острою косою
Всех нас выбьет из седла.
Ильза. Перевод В. Зоргенфрея
Зовусь я принцессой Ильзой
И в Ильзенштейне живу;
Пойдем со мной в мой замок
К блаженству наяву.
Я лоб тебе омою
Прозрачною волной,
Ты боль свою забудешь,
Унылый друг больной.
В объятьях рук моих белых,
На белой груди моей
Ты будешь лежать и грезить
О сказках прошлых дней.
Обниму тебя, зацелую,
Как мной зацелован был
Мой император Генрих,
Что вечным сном почил.
Шпицвег ККупающаяся нимфа. 1855
Не встать из мертвых мертвым,
И только живые живут;
А я цветка прекрасней,
И сердце бьется – вот тут.
Вот тут смеется сердце,
Звенит дворец средь огней,
Танцуют с принцессами принцы,
Ликует толпа пажей.
Шуршат атласные шлейфы,
И шпоры звенят у ног,
И карлики бьют в литавры,
И свищут, и трубят в рог.
Усни, как спал мой Генрих,
В объятьях нежных рук;
Ему я прикрыла уши,
Когда грянул трубный звук.
Северное море
Цикл первый
Сумерки. Перевод П. Вейнберга
На безлюдном морском берегу
Я сидел одинокий и думами грустно томимый;
Солнце склонялось всё ниже, бросая
Красные полосы света на воду;
И белые дальние волны,
Приливом гонимые,
Пенились, шумели, всё ближе и ближе.
Чудный, таинственный шум, и шепот, и свист,
И смех, и журчанье, и вздохи, и хохот,
И тихая, полная тайн, колыбельная песня…
Чудилось мне, что я слышу давно позабытые сказки,
Старые милые сказки,
Те, что когда-то ребенком
Слыхал от соседних детей,
Когда в летний вечер,
Мы, перед домом, на каменных сидя ступеньках,
К тихим рассказам склоняли
Детское чуткое сердце
И пытливые, умные глазки…
А взрослые девушки, в доме,
Подле душистых цветочных горшков
У окошек сидели,
И лица цветущие их
Смеялись, луной освещенные…
Ночь на берегу. Перевод М. Прахова
Беззвездна холодная ночь.
Море кипит, и над морем,
Ничком распластавшись, на брюхе лежит
Неуклюжею массою северный ветер.
И таинственным, старчески сдавленным голосом он,
Как разыгравшийся хмурый брюзга,
Болтает с пучиной,
Поверяя ей много безумных историй,
Великанские сказки с бесконечными их чудесами,
Седые норвежские сказки;
А в промежутках грохочет он с воем и смехом
Заклинанья из Эдды,
Изречения рун,
Мрачно суровые, волшебно могучие…
И белоглавые чада пучин
Высоко кидаются вверх и ликуют
В своем упоении диком.
Меж тем, по низкому берегу,
По песку, омоченному пеной кипящей,
Идет чужеземец, с душой
Еще более бурной, чем вихорь и волны.
Что он ни сделает шаг,
Взвиваются искры, ракушки хрустят.
Закутавшись в серый свой плащ,
Он быстро идет во мраке ночном,
Надежно свой путь к огоньку направляя,
Дрожащему тихой, приветною струйкой
Из одинокой рыбачьей лачужки.
Брат и отец уехали в море,
И одна-одинешенька дома осталась
Дочь рыбака.
Чудно прекрасная дочь рыбака,
У очага приютившись,
Внемлет она наводящему сладкие грезы
Жужжанью воды, закипающей в старом котле,
Бросает трескучего хворосту в пламя
И раздувает его.
И красный огонь, зазмеившись и вспыхнув,
Играет волшебно красиво
На милом, цветущем лице,
На нежных, белых плечах,
Стыдливо глядящих
Из-под грубой, серой рубашки,
И на хлопочущей маленькой ручке,
Поправляющей юбку
У стройного стана.
Вдруг дверь растворяется настежь,
И входит ночной чужеземец;
С ясной любовью покоятся взоры его
На девушке белой и стройной,
В страхе стоящей пред ним,
Подобно испуганной лилии.
Бросает он наземь свой плащ,
Смеется и так говорит:
«Видишь, дитя, я слово держу —
Являюсь; ивместе со мною приходит
Древнее время, когда вековечные боги
Сходили с небес к дочерям человеков
И дочерей человеков в объятья свои заключали,
Зачиная с ними могучие,
Скиптроносные царские роды
И героев, чудо вселенной.
Полно, однако ж, дитя, дивиться тебе
Божеству моему.
Свари мне, пожалуйста, чаю, да с ромом.
На дворе было холодно нынче,
А в стужу такую
Зябнем и мы, вековечные боги,
И легко наживаем божественный насморк
И кашель бессмертный».
Буря. Перевод П. Вейнберга
Неистово буря бушует,
И бьет она волны,
И волны, вздымаясь и бешено пенясь,
Взлезают одна на другую,– и будто живые, гуляют
Белые горы воды.
Усталый кораблик
Взобраться всё хочет на них,
И вдруг, опрокинутый, мчится
В широко открытую черную бездну.
О, море!
Мать красоты, появившейся в пене,
Праматерь любви, надо мною ты сжалься!
Вьется уж, чуя добычу,
Белая чайка, как призрак зловещий,
Точит о мачту свой клюв
И, полная хищных желаний, летает над сердем
Славою дочери моря звучащим,
Сердцем, что внук твой, малютка-шалун прихотливо
Взял для забавы себе…
Напрасны моленья и стоны мои!
Мой зов замирает в бушующем голосе бури
И в шуме сердитого ветра;
Ревет он, и свищет, и воет, и стонет,
Как звуки в жилище безумных…
И внятно меж ними я слышу
Аккорды призывные арфы,
Тоскливое, дикое пенье,
Томящее душу и рвущее душу —
И я узнаю этот голос.
Далеко, на шотландском утесе,
Где серый и маленький замок,
Из ревущего моря выходит —
У окошка со сводом высоким
Больная, прекрасная дева стоит,
Нежна и бледна будто мрамор.
Поет и играет на арфе она…
Развевает ей длинные волосы ветер
И разносит он мрачную песню ее
По широкому, бурному морю.
Морское видение. Перевод П. Вейнберга
А я лежал у борта корабля,
И, будто бы сквозь сон, смотрел
В зеркально чистую морскую воду…
Смотрел всё глубже, глубже —
И вот, на дне передо мной
Сперва, как сумраком подернуты туманным,
Потом ясней, в определенных красках,
И купола, и башни показались,
И наконец, как солнце, светлый, целый город
Древне-фламандский,
Жизнию кипящий.
Там, в черных мантиях, серьезные мужчины,
С брыжами белыми, почетными цепями,
Мечами длинными и лицами такими ж,
По площади, кишащей пестрым людом,
Шагают к ратуше с крыльцом высоким,
Где каменные статуи царей
Стоят настороже с мечом и скиптром.
Невдалеке, где тянутся рядами
Со стеклами блестящими дома,
И пирамидами острижены деревья,
Там, шелком шелестя, девицы ходят,
И целомудренно их розовые щечки
Одеты шапочкою черной
И пышными кудрями золотыми,
Из-под нее бегущими наружу.
В испанских платьях молодые франты
Рисуются и кланяются ловко;
Почтенные старушки,
В коричневых и старомодных платьях,
Неся в руках молитвенник и четки,
Спешат, ногами семеня,
К высокой церкви,
На звон колоколов
И звуки стройные органа.
Я сам охвачен тайным содроганьем…
Далекий звон домчался до меня…
Тоской глубокою и грустью бесконечной
Мое сдавилось сердце,
Еще не излечившееся сердце;
Мне чудится, что губы дорогие
Опять его целуют раны,
И точат кровь из них,
И капли красные, горячие, катятся
Струею медленной и долгой
На старый дом, стоящий там, внизу,
В подводном городе глубоком—
На старый дом с высокими стенами
Меланхолически пустынный,
Где только девушка у нижнего окна
Сидит, склонивши на руку головку,
Как бедное, забытое дитя —
И знаю я тебя,
Забытое и бедное дитя!
Так вот как глубоко, на дно морское,
Из детской прихоти ты скрылась от меня
И не могла уже оттуда выйти,
И меж чужими ты, чужая, всё сидела…
И так столетья шли…
А я меж тем с душой, печалью полной,
Искал тебя по всей земле,
И всё тебя искал,
Тебя, всегда любимую,
Тебя, давно потерянную
И снова обретенную.
Тебя нашел я, и смотрю опять
На милый образ твой,
На умные и верные глаза,
На милую улыбку…
Теперь с тобой я не расстанусь больше,
И на морское дно к тебе сойду
И кинусь я, раскрыв объятья,
К тебе на грудь…
Но вовремя как раз меня
Схватил за ногу капитан
И оттащил от борта,
И крикнул мне, сердито засмеявшись:
«Да что вы, помешались, доктор?»
Цикл второй
Кораблекрушение. Перевод Ф. Тютчева
Надежда и любовь – всё, всё погибло!
И сам я, бледный обнаженный труп,
Извергнутый сердитым морем,
Лежу на берегу,
На диком, голом берегу!
Передо мной – пустыня водяная,
За мной лежат и горе и беда,
А надо мной бредут лениво тучи,
Уродливые дщери неба!
Они в туманные сосуды
Морскую черпают волну,
И с ношей вдаль, усталые, влекутся,
И снова выливают в море!
Нерадостный и бесконечный труд!
И суетный, как жизнь моя!..
Волна шумит, морская птица стонет!
Минувшее повеяло мне в душу —
Былые сны, потухшие виденья,
Мучительно-отрадные, встают!
Фридрих К. Д.Кораблекрушение во льдах. 1798
Живет на Севере жена!
Прелестный образ, царственно-прекрасный!
Ее, как пальма, стройный стан
Обхвачен белой сладострастной тканью;
Кудрей роскошных темная волна,
Как ночь богов блаженных, льется
С увенчанной косами головы
И в легких кольцах тихо веет
Вкруг бледного, умильного лица;
И из умильно-бледного лица
Отверсто-пламенное око —
Как черное сияет солнце!
О черно-пламенное солнце!
О, сколько, сколько раз в лучах твоих
Я пил восторга дикий пламень,
И пил, и млел, и трепетал, —
И с кротостью небесно-голубиной
Твои уста улыбка обвевала,
И гордо-милые уста
Дышали тихими, как лунный свет, речами
И сладкими, как запах роз…
И дух во мне, оживши, воскрылялся
И к солнцу, как орел, парил!
Молчите, птицы, не шумите, волны,
Нет, всё погибло – счастье и надежда.
Надежда и любовь!.. Я здесь один —
На дикий брег заброшенный грозою —
Лежу простерт – и рдеющим лицом
Сырой песок морской пучины рою!
Феникс. Перевод М. Михайлова
Летит с запада птица —
Летит к востоку,
К восточной отчизне садов,
Где пряные травы душисто растут,
И пальмы шумят,
И свежестью веют ручьи…
Чудная птица летит и поет:
«Она любит его! Она любит его!
Образ его у ней в сердце живет —
В маленьком сердце,
В тайной, заветной его глубине,
Самой ей неведомой,
Но во сне он стоит перед нею…
И молит она, и плачет,
И руки целует ему,
И имя его произносит,
И с именем тем на устах
В испуге вдруг пробуждается,
И протирает себе в изумленье
Прекрасные очи…
Она любит его!
Она любит его!»
……………………………………
На палубе, к мачте спиной прислонясь,
Стоял я и слушал пение птицы.
Как черно-зеленые кони с серебряной гривой,
Скакали бело-кудрявые волны;
Как лебединые стаи,
Мимо плыли,
Парусами блестя, суда гельголандцев,
Смелых номадов полночного моря.
Надо мною, в вечной лазури,
Порхали белые тучки,
И вечное солнце горело —
Роза небесная, пламенно-цветная,
Радостно в море собою любуясь…
И небо, и море, и сердце мое
Согласно звучали:
«Она любит его! Она любит его!»
Эпилог. Перевод М. Михайлова
Как на ниве колосья,
Растут и волнуются помыслы
В душе человека; но нежные
Любовные помыслы ярко
Цветут между ними, как между колосьями
Цветы голубые и алые.
Цветы голубые и алые!
Жнец ворчливый на вас и не взглянет,
Как на траву бесполезную;
Нагло вас цеп деревянный раздавит…
Даже прохожий бездомный,
Вами любуясь и тешась,
Головой покачает и даст вам
Названье плевел прекрасных.
Но молодая крестьянка,
Венок завивая,
Ласково вас соберет и украсит
Вами прекрасные кудри,
И в этом венке побежит к хороводу,
Где так отрадно поют
Флейты и скрипки,
Или в укромную рощу,
Где милого голос звучит отрадней
И флейт и скрипок!