Показался хвост. И кенгуренок не торопился его прятать. Он готовил нас к своему появлению — фрагментами. Намекая, приоткрывая страницу за страницей.
Настал день, когда наконец показалась голова. Кенгуренок на нас посмотрел очень буднично и просто. И занырнул опять в сумку.
Время от времени вылезал. Он освоился и высовывался все чаще.
Если маме было по какой-то причине тревожно, а малышу, наоборот, интересно, кенгуру-мама одним рывком закрывала на сумке как бы молнию и давала кенгуренку команду сидеть тихо.
Вылезать он начинал потихоньку, вначале касаясь земли только пяткой, как Тайсон проверяет температуру травы перед выходом на улицу.
Кенгуренок делал пару шагов и оглядывался на мать, опрометью, если что-то пошло не так, забирался опять в сумку. Не заныривал, а втискивался в нее и едва запихивался. Он рос, ну а сумка не росла! И он с трудом в нее уже помещался.
Отяжелевшая сумка провисала, и кенгуру-мама поправляла ее. Кенгурята взрослеют, когда перестают помещаться в сумку.
И первого родившегося у нас кенгуренка мы назвали Дора. И она тоже гуляла перед домом. Мы ее приносили погулять.
Она стояла и немного качалась (из-за ветра). Ветер был теплый, очень теплый. «Что стоишь, качаясь…» — напевал для Доры, для Дорочки Андрей.
Дора смотрела и впитывала глазами, ноздрями солнце, небо.
Ляля принесенные ивовые веточки общиплет. Срывает с ветки листок за листком, жует. Одуванчики любит. Одуванчики Ляле приносим молодые.
Одуванчики везде собираем. Одуванчик еще только пробился — собираем. Как увидим, так тут же собираем. Набиваем пакеты, корзины и ведра одуванчиком.
Первый одуванчик в зоопарке всегда праздник. Одуванчик пробился весною, значит, будем жить! Фазаны и гуси всю зиму провели на капусте и на тертой морковке, на диете, а кинешь им пучок витаминных одуванчиков с корневищем белесым (ножичком одуванчик молоденький поддел), и его до крупиночки склюют. Одуванчик — весенний эликсир. Руки пахнут землей, когда одуванчик собираешь.
Для варенья тоже собираешь, цветки без стебельков. Для варенья нужно как минимум два пакета одуванчиков.
Сваришь варенье (ну варенье мы варим для себя) и зачерпываешь его из кастрюли вместе с мякотью. Колени и руки все желтые, в пыльце. И у кастрюли, в которой варили варенье, стенки пожелтеют.
Разносишь одуванчики весной по зоопарку, и все ждут. Медведица Василиса, кенгуру. И косули (они тоже любят одуванчик). И гуси все любят одуванчик. Как можно не любить, непонятно нам даже, одуванчик!
Куда бы ни шли, мы невольно заметим одуванчик. Мы обязательно обратим нежное и благодарное внимание на одуванчик: «Ого, ух какой здесь одуванчик!»
Поля одуванчиков с каждым днем желтее. Лопух так уж лопух, одуванчик так уж одуванчик, толстый, звонкий, сочный. Одуванчики-самураи в рогатых и островерхих шлемах выступают крадучись из тумана.
В полях мелькают лужайки смолянки луговой (или же смолки, потому что стебель у нее липкий), поляны дикой клубники и кусты красной дикой смородины (сладчайшей!).
Ветер сдувает комаров, полевые цветы бегут синими, белыми волнами.
Одуванчик закончится, начинаем косить тогда траву. Куда ни посмотришь, и особенно летом, триммер все жужжит.
Все ходят и косят в специальных особенных очках, похожих немного на те, что были у первых авиаторов.
Отложив триммер, по старинке с косою выскочил на лужайку, накосил. Трава под косою ложится полосами.
Привозят сено в зоопарк, рулоны, кипы сена, закатанный, упакованный простор, километры полей и трав, по которым мы летом гуляли и ходили.
Сено сушится, пока его не закатают в рулоны, у реки. У нас часто сушится сено у реки и лежит широкими и длинными полосами, как шла косилка.
Ряды из сена, амфитеатры из сена на полях. Спускаешься по склону к реке, переступая ряд пятый, ряд четвертый.
Сено скользкое, до такой степени оно уже просушилось. В сандалиях по раскиданному в поле сену идешь и поскользнешься.
Потом сено закатают в рулоны. На рулоны, пока их не увезут еще с поля, слетятся тут же аисты.
На вершине спрессованного, затянутого в веревки рулона стоит аист, а внизу копошатся галки. Вспугнешь их, поднимется в небо огромная черная толпа.
Сено могут запаковать и в парусину, рулоны похожи на таблетки.
Чтобы охапку набрать, срезаем тугие шнуровки на рулоне ножницами. Сено носим всю зиму лошадям (якам, овцам, лосям). Несешь, из охапки торчит тысячелистник. Труха, уж как ты ни старайся, обязательно скатится и упадет за воротник.
А пока поля еще не скосили, они все заросшие овсяницей (это такая трава). Ветер подует, и трава вся по полю волнами и волнами.
Трясогузки, и именно желтые трясогузки, с желтым ярким пузом, перелетают по верхушкам травы. Верхушки трав под ними чуть-чуть опускаются, качаются.
Попугаям мы дадим одуванчик — искромсают. Попугаи, когда едят, то обычно все кромсают. Фрукты, зелень, ветки.
Мякоть виноградную разбросают. Морковку и яблоко искрошат. Смородину летом надкусят, и сок брызнет. И из облепихи осенью брызнет. И из черноплодной рябины тоже брызнет. На подоконнике, ну вы помните, брызнет из дольки апельсина.
Гроздья черноплодной рябины и облепихи осенью с веток свисают. Ветки к земле гнутся.
Флоксы, рудбекии в росе. На перилах крыльца выжатое, приготовленное для сушки белье (мы сейчас его развесим в саду). День после утреннего тумана будет теплым.
Летом нарезаем для попугаев в полях верхушки трав с семенами, которые можно расшелушить.
Ляля у нас любит пшеницу и вынимает из каждого колоска по зернышку.
И всем кажется, что раз перед тобой обезьяна, то самое вкусное и самое лучшее для нее угощение — банан.
И все несут и несут обезьянам целый день бананы. Ляля смотрит устало и равнодушно на бананы.
А если перед тобою мангуст, то он обязательно для всех посетителей будет — Рикки-Тикки-Тави. Вот я готова поспорить, он будет именно Рикки-Тикки-Тави: «Ведь мы читали с тобой! Это который змей ест!»
Хотя мангуста нашего зовут очень просто — Чемоданчик. И он африканский мангуст, а не индийский (как у Киплинга).
А Чемоданчиком мы назвали мангуста, потому что его нам отдали в чемодане, старом, где углы еще обиты железом. Такие чемоданы в командировки раньше брали.
Чемодан из фанеры, и внутри там под крышкой наклеена географическая карта (она наклеена прежним владельцем чемодана). А кто-то наклеивал на крышки таких же старинных чемоданов почтовые марки разных стран со штемпелем.
Мы чемодан сохранили и сделали в нем как раз домик Чемоданчику.
Чемоданчик наш живет в чемодане. Он спит и ночует в чемодане (мы просверлили в крышке входной люк).
Он спит и видит перед глазами — всегда! — географическую карту.
Опилки нам часто привозят с лесопилки. Сгружают (как и до этого дрова), и сразу же по всему зоопарку пьяняще пахнет соснами.
Попадется среди опилок кора, ее первым делом, когда поменяешь опилки в вольере, находят обезьяны. Они спускаются на пол и ищут ладонями кору. Молодая сосновая кора бывает с зеленоватыми вкраплениями. Кора, разумеется, сырая. Обезьяны выберут кору из опилок и жуют. Ляля в руках деловито кору держит.
(«То Ляля у нас один репчатый лук ест, а то одну кору! Подумают, что обезьяну толком не кормим!» — Андрей заволновался.)
Но Ляля у нас ест хорошо. Из хурмы мякоть волокнистым комочком вынимает. Йогурт вылижет и пустую коробочку отбросит.
Все вкусное воспринимает как должное. Придирчиво все из предложенных блюд на обед переберет. Попытается заглянуть в не для нее предназначенные миски.
Она ждет, когда я приду ее кормить (а я кормлю ее не только корой). Выглядывает меня по всему зоопарку, пританцовывает.
Подсохшую и недоеденную кору мы кладем в печки. И она вспыхивает там с треском мгновенно и сгорает.
Лошадям поменяем опилки, потом каждую лошадь намываем. Купаем лошадь и растираем ее полотенцем, трем бока. Лошадь, намытая, лоснится.
Переступает ногами от наслаждения, нетерпенья. Начнет сама, уже от радости жизни, кататься по траве. В жару она изваляется в песке. Поперекатывается по снегу зимой, оставляя огромные и распаренные вмятины.
У нас маленькие такие лошадки — мини-хорсы (не надо путать с пони!).
Время от времени мы наших лошадок выпускаем. И они, разметав гривы и челки по ветру, носятся и носятся.
И молодые ячата с ними носятся. Только хвосты, лошадиные и ячиные, мелькают.
А как мыть лошадиный хвост? Опускаешь его в ведро, добавляешь мыло хозяйственное, или ножичком нарезанное и накрошенное, или натертое на терке, моешь и полощешь.
Глава шестаяИз копытичка
— Учись! — Андрей говорил мне. — Да, всегда учись! Как подрезать попугаям кончики клювов и когтей, если не стачиваются сами, как обработать птицу от пухоедов. И как чистить копыта лошадям. Специальным копытным ножом ты срезаешь с копыта лишний слой. Необходимо проверить на каждом копыте также «стрелку». На копытах у лошади есть «стрелка» (ну это такая как бы галочка). Похоже на то, как на карте указывают путь. И когда чистят копыта, обязательно нужно расчистить эту «стрелку».
С молодыми лосями гуляем, чтобы они разминали копыта. Чтобы стачивали во время прогулок. Чтобы копыта пружинили.
Все эти вдавленные в землю следы, в которые наберется вода после дождей. Чмоканье, когда копыто засасывает в грязи.
Нам часто предлагают лосят, потерявших матерей. Лосята мыкаются очень часто по лесу в одиночестве. Если повезет, выйдут к людям. А про лосят, оказавшихся недалеко от зоопарка, звонят нам.