…Я вынула лиса Васю из клетки-переноски и опустила на землю. Мы отошли от машины, чтобы он не боялся. Мы выбрали лес ему красивый. Специально ездили по округе, выбирали. Чтобы Васины любимые травы и цветы (мы с ним гуляли очень часто в лесу при зоопарке).
А он, любитель бежать и промчаться сквозь траву, вдруг не пошел. Прижался к моей ноге и не пошел. Я подталкиваю его, он стоит. Я подталкиваю его, он стоит. Я ухожу, он стоит. Я ухожу, оборачиваюсь, оглядываюсь.
Подойдя к машине, а вы говорите «свобода», уже не обернулась.
Ну и немного еще о Колбасе. Вот мы с Вероникой называем животных немудрено и ясно: родилась в марте — значит, будет Марта, принесли в мае, значит, будет Май. В августе — будет, понятное дело, Августина. И есть свободное место (пока) для Октябрин.
Харитой мы назвали хорька (харита по-гречески «радость»). Одного из лосей просто — Лосось.
Половину животных подзываем к себе: «Сынок!» (вне зависимости от пола, мальчик или девочка).
Канюк у нас — Каюк. Это посетители у нас перепутали однажды и вместо «канюк обыкновенный», а это хищная птица семейства ястребиных, прочитали на табличке «каюк»: «обыкновенный каюк».
А недавно у нас появился «ходанет»: «Не подскажете, а где у вас живет ходанет?» Задерганные и измотанные за день, мы даже не сразу и поняли вначале, что это тоже всего лишь табличка «хода нет».
У нас много зверей-отказников, и нам их часто приносят с именами. Ох и намаялись мы уже вдоволь с именами! С человеческими именами у животных!
У нас есть Катя, Катя — енотовидная собака, есть Варя, Варя у нас черно-бурая лиса (как однажды посетители прочитали табличку на ее вольере: «черно-бурная»). Есть хорь Антон, еж Аркадий. И кролик Рафаэлло. Верветка Сережа (его мы волшебной командой: «Место, Сергей, я сказала, место!» — каждый день загоняем в перегонку).
Есть песец Даша. Гуляла по зоопарку наша знакомая девушка (и зовут ее, так совпало, Даша), Вероника решила подзадорить Андрея, подбодрить и кричит ему:
— Вставай, у нас Даша по зоопарку гуляет!
— Какая?!! Песец Даша?! — без малейшей крупиночки радости в голосе, подскочив на диване спросонья, спросил нервно Андрей.
Наши помощники, простые деревенские жители, многим птицам, за которыми они в зоопарке ухаживают, любимчикам или, наоборот, не любимчикам, дали имена. И магелланов гусь у нас оказался вдруг Голуба (за мягкий и ласковый характер). Молодой лебедь-кликун, его первое время в вольере обижали, Ябедой (сейчас он уже подрос и его переименовали). Кто-то из фазанов — Вражиной (потому что налетает, когда заходишь в вольер, и норовит ударить в лицо).
Записная книжка у нас с телефонами такая: Надежда, два раза подчеркнуто, носуха; як — перезвонить обязательно! — Антон (не путать с Антоном-хорем!); Ольга — енот-полоскун; другая Ольга — Порховский район, страус, аист.
…Воду спускают в бассейне, когда меняют, и выдры, стуча перепончатыми лапами, носятся по обезвоженному дну, выгибая спины волною, по-кошачьи.
Для гусей, лебедей зимой во льду вырезаем, выпиливаем проруби. Мы их выпиливаем бензопилой. Огромные квадраты на льду. И лебеди сразу же в них опускаются, в воде зимой теплее.
Медведица Василиса весной или осенью купается или сидит в своей ванне (зацементированная воронка с водой), видна ее мохнатая голова и лапы с когтями, конечно вальяжно облокотившиеся о бортики.
Осенние листья опадают, и Василиса лежит в своей ванне-воронке, как японец в горячей, с паром, чаше-ванне фуро.
Глава восьмаяО работе необходимым любому животному плечом, в которое можно уютненько уткнуться
А недавно у нас была фотосессия с лосем. Пришел к нам лось. Наш маленький (но маленьким-то был он давно), наш лось Лососик. Мы вырастили его с малыша.
Он к нам пришел, потому что его приехали поснимать для какого-то модного журнала. На одной обложке Брэд Питт, на другой Лосось (ну то есть Андрей и Лосось).
Андрей с Лососем лежат аккуратно (для кадра) на диване. Андрей с Лососем смотрят в окно (Андрей отодвинул специально занавеску, изгрызенную попугаями, в дырках; вы помните, как Карлсон изображал привидение, просовывая пальцы сквозь дырки?). Андрей провожает Лосося (Лососик выходит из дверей).
Как мы вздохнули свободно, когда только на днях, на днях, на днях (!!!) он перестал наконец помещаться в проем двери.
Мы выпоили его молоком, перевели его в просторный вольер, но он возвращался, тянулся назад к дому. И то в одном окне голова его мелькнет, а то в другом. Нежданный лось на пороге. Это ужас, ужас!
Он объел, болтаясь и шатаясь перед домом, все розы. Кору с плодовых деревьев обглодал. Высовывал свою настырную голову с большими, между прочим, ушами из кустов бульденежа и гортензии. (Гортензия украшала его голову.)
Лососика привезли нам лосенком очень слабеньким. Мы попробовали его поселить в теплом вольере на улице, он бился. Потом ему что-то попало в глаз, начался конъюнктивит. И мы запустили его в дом.
Мы выпаивали его, как и многих лосят, тоже козьим молоком. Все по классической схеме, из бутылки.
Бутылочку заранее сполоснул, молоко на конфорке подогрел, оставшееся молоко прокипятил и в баночке, подписав «для Лосося», поставил в холодильник.
Лососик у нас целыми днями, когда ему стало получше, обычно валялся на диване. Он целиком помещался на диване. Он забирался на диван и лежал (он отдыхал). Поначалу свернувшись по-детски застенчивым комочком, но постепенно «комочек» разрастался. Как ни зайдешь, он лежит. Он лежит, лежит, лежит. Мы привыкли, что лось у нас на диване лежит.
Ноги у лосей снизу до половины светло-серые, даже почти белые, Лосось лежал как будто в светлых чулках.
Андрей лежал вместе с Лососем. Как ни зайдешь, они вдвоем развалились на диване.
До Лосося Андрей лежал на диване с свиньей Чуней, нашей дикой природной свиньей Чуней (когда она была еще поросенком).
А маленькие дикие свинки полосатые. И Чунечка жила у нас в доме вся еще в полосках. Постепенно полоски исчезали. Рост человека отмечается зарубками на косяке двери, у дерева годовыми кольцами, а рост поросенка этими исчезающими день за днем полосками.
Чунечка спала под бочком и под мышкой у Андрея, высунув во сне от блаженства кончик языка.
Андрей намешивал ей в миске еду. Чуня ела и всегда с большим аппетитом на нашей общей — уж ничего не поделать теперь! — кухне. Возила мордой миску по полу, и молоко с кусочками хлеба разливалось. Но лужи Чуня, как правило, вылизывала. Тянулась к невысокому нашему столу (обеденному, разумеется, столу, ей письменный стол был не так уж интересен), касалась столешницы передними миниатюрными и изящными копытцами. Наманикюренными как будто копытцами.
Чунечка жила у нас дома и правда очень маленькой. Когда ее только принесли, она вообще помещалась в сковородке. Они с гусенком ели из одной сковородки: гусенок, поросенок. Чуня засасывала со сковородки молоко, а гусенок хлеб. А сковородку мы ставили Чуне потому, что все остальное (а сковородку мы выбрали ей специально чугунную, тяжелую) в азарте она опрокидывала.
Андрей отлежал на диване с барсуком, Андрей отлежал на диване с тремя выдрами. С нашей обыкновенной неясытью — совой Феклой. Андрей лежал у телевизора на диване, а сова Фекла аксельбантом пушистым у него в это время сидела на плече.
Иногда малышей на диване накапливалось много (разномастных!), и Андрей лежал, весь обложенный животными, прильнувшими к нему и урчащими, сопящими. С подрагивающими как будто бы из-за бега во сне лапами. И с не знающими покоя усами! Все-все щекотали Андрея усами, своими шевелящимися усами. Как прозрачные крылья стрекоз зависают летом в осоке над рекой, так над нашим Андреем шевелились, витали усы-вибриссы.
Лососик рос и занимал все больше и больше места на диване. А когда ему не хватало свободного места на диване, он спихивал лишнее — копытом.
Сколько раз нас спихивали ненароком с дивана копытом, сколько раз! На родном диване, на краешке этого дивана мы гостями себя чувствовали!
Домой Лосось приходил с грязными и немытыми копытами. Косуля Луша выросла на нашем диване и тоже приходила домой часто с грязными и немытыми копытами. Хотя мы старались ей на пороге влажной тряпочкой ноги вытирать. Но она торопилась на диван и вырывала копытца из наших рук, брыкалась.
Лушу принесли нам под осень косуленком. На улице, как и перед этим Лосося, ее мы оставить не могли. Ее надо было тоже выпаивать молоком, подкалывать ей для улучшения здоровья витамины. Она должна была постоянно быть под рукой. И поэтому она зимовала на диване.
Она забиралась, как и Лосось, всегда тоже с ногами на диван, упиралась копытцами. Ножки у нее были тонкие. Копытца заостренные.
Копытца вдавливались в обивку дивана (но легко). Косуля спрыгивала, и «ямочки», следы от ее копыт, на диване распрямлялись.
Луше нравилось лежать на нашем диване и стоять. Она могла дотянуться до окна. Тянула голову поближе к окну. Стояла и смотрела в окно, переминалась на диване с ноги на ногу. Соскакивала, копытца по полу стучали.
И Луша постоянно жевала. Косули долго и очень-очень размеренно жуют. Когда жуют, то челюсть у них немного вращается по кругу. Луша лежала на нашем диване, вращала своей челюстью.
Однажды она у нас зажевала и чуть не съела деньги. Она обгрызала у книги корешок, потянула книгу за этот корешок, и из страниц посыпались деньги.
Мы часто, ну это глупо конечно, в книгах храним деньги. Приходим за сдачей на билеты: «А где у нас пятисотки?» — «Недавно были в Бреме». — «А тысячные не видел?» — «Сходи и возьми вон там из Даррелла…»
Бумажные деньги разлетелись и упали как раз Луше под ноги. «Ха-ха-ха! Попирая копытами деньги, ха-ха-ха!» — нервно рассмеялся Андрей, когда увидел, что купюры лежат зажеванными комочками у ее ног. Косули челюстями кору с деревьев сгрызают, а тут банкнота!