Уллер и ее дипломница Дженнифер Льюис показывали лошадям сначала два, а затем три пластиковых яблока. Пластиковых – для того чтобы исключить возможность того, что лошади будут использовать нюх для решения задачи. (Мы считаем, что лошади различают запахи лучше нас, однако, как отмечает французский невролог Мишель-Антуан Леблан в своей книге «Разум коня» (The Mind of the Horse), научные исследования в этой области немногочисленны.) На виду у коней женщины поместили два яблока в одно ведерко, а три – в другое. Оба ведерка были непрозрачными, чтобы лошади не могли видеть яблоки внутри. Чтобы получить яблоки, лошади должны были вспомнить, в каком из ведерок находится больше фруктов.
Уллер и Льюис обнаружили, что большая часть животных подходили к тому ведерку, в котором находилось три, а не два яблока. Важно понять, что эксперимент был поставлен не для того, чтобы установить, что кони способны выучить разницу между двумя цифрами: лошади должны были понять разницу между двумя и тремя.
«Мы исследовали спонтанно возникающую способность. Никаких тренировок, никакого обучения. Каждая лошадь получает всего лишь одну попытку. Здесь важно, что лошадям нужно было хранить два числа в своей памяти. А это уже сложный мыслительный процесс, – сказала Уллер. – И это особенно интересно, поскольку “число” – абстрактное понятие. Разница между двумя числами это не разница между яблоком и апельсином. Число находится в уме: “тройственность” яблок. И в твоем мозгу возникает понятие “троичности”. Отсюда следует, что лошади способны к абстрактному мышлению, и язык для этого им не нужен».
Конечно, это всего лишь предварительное исследование, результаты которого нуждаются в подтверждении. однако они укладываются в общую тенденцию, демонстрирующую, что наша способность понимать животных и общаться с ними отчасти основывается на способностях, которые возникли еще на ранней стадии эволюции.
Если не считать общих особенностей анатомического строения мозга, мы не слишком много знаем о сходстве и различии в механизмах работы мозга человека и мозга лошади, однако уже установили некоторую аналогию между мышлением собаки и человека, кое-что сообщающую нам о причине, позволяющей двум видам так хорошо понимать друг друга. Венгерский ученый Атилла Андикс и его коллеги приучили одиннадцать собак спокойно лежать в МРТ-сканере[193]. Исследователи наблюдали за тем, какие области мозга собак реагировали на лай других собак, а какие на человеческие голоса. Потом они повторили эксперимент, но уже с участием людей, стремясь установить, какие области человеческого мозга реагировали на голоса людей, а какие – на собачий лай.
Они обнаружили, что в собачьем и человеческом мозге возбуждались одни и те же области, ответственные за звуки общения. Собаки сильнее реагировали на звуки, произведенные другими собаками, однако они реагировали и на человеческую речь. Люди также сильнее реагировали на звуки, произведенные другими людьми, но фиксировалась и реакция на голоса собак. Ученые предполагают, что подобные, чувствительные к голосам области есть в мозге и других млекопитающих.
Лошадям еще предстоит стать объектом подобного исследования, на что я очень надеюсь. Будет интересно узнать, что именно происходит в мозге лошади, когда мы разговариваем с ней. Владельцы лошадей дружно скажут, что лошади реагируют на звуки, произведенные другими лошадьми и людьми, a также могут различать голоса людей. Но это еще не подтверждено наукой.
Однако британская исследовательница Лианна Прупс и ее коллеги подтвердили в своих поведенческих экспериментах, что кони действительно определяют «голоса» отдельных лошадей[194]. Прупс подводила членов косяка к испытуемой лошади по одному, а затем уводила. Когда испытуемая лошадь не могла больше видеть проводника, исследовательница включала запись голоса незнакомой лошади. Испытуемая лошадь внимательно прислушивалась к голосу незнакомой лошади, но не уделяла особого внимания голосу знакомой, которую только что провели мимо нее. Зов незнакомки нарушил ожидания испытуемой, писала Прупс. Впоследствии она обнаружила, что лошади узнают голос своего хозяина и реагируют на него, в отличие от голосов незнакомцев.
Результаты этих исследований настолько очевидны для владельцев лошадей, что можно сказать, что их и не стоило проводить. Но, как я уже упоминала, исследование мыслительных способностей лошадей было надолго заброшено. Каждая из этих небольших научных работ всего лишь закладывает основы для продолжения научных изысканий в этой области. И я подозреваю, что в конечном итоге мы сможем узнать, что лошади проводят дни своей жизни рядом с нами не потому, что мы кормим их и поим, а потому лишь, что порой им хочется быть с нами.
Мне кажется, что наша дружба приятна им – партнерство взаимовыгодно.
Когда я была в Вене на посвященной диким лошадям конференции, на которой познакомилась с Джейсоном Рэнсомом и Лаурой Лагос, мне удалось посетить Испанскую школу верховой езды, где уже не первое столетие обучают коней липицианской породы (см. илл. 6 на вклейке). Там я поговорила с Хервигом Раднеттером, одним из наездников школы.
Эти кони всегда нравились мне. Еще маленькой девочкой мне повезло: меня сводили на их выступление в Мэдисон-сквер-гарден, после чего позволили проехаться на таком коне «верхом». (Ну конечно же я сидела в седле, пока кто-то вел коня под уздцы по кругу.) Порода эта происходит из Испании, и Вену познакомил с нею дом Габсбургов. Сотни лет над этими конями «тряслись», как над принцами. Подстилка в их денниках настолько чиста, что на ней не стыдно заночевать человеку (во всяком случае, я бы уснула там без колебаний), а к каждому коню приставлен личный конюх, ни на минуту не оставляющий его без внимания.
Сегодня эти животные обладают статусом живого шедевра, столь же чтимого, как Парфенон или «Мона Лиза».Впрочем, в конце Второй мировой войны породу чуть не погубили. Кони были спасены лишь благодаря героизму, проявленному Алоисом Подхайски, стоявшим тогда во главе школы. Он вместе с еще несколькими жителями Вены, рискуя собственной жизнью, уводил коней из города, где они могли погибнуть.
Своей жизнью липицианы также обязаны упрямой решимости генерала Джорджа С. Паттона, тогда командовавшего Третьей армией США. Паттон приказал полковнику Чарльзу Хэнкоку Риду и его людям спасти лошадей в операции, получившей название «Операция ковбой». Художественным воплощением этой истории служит вышедший в 1963 году фильм «Чудесное спасение белых скакунов».
С этими неземными животными всегда была связана некая магия, однако фильм еще более усилил их обаяние. Впервые я увидела этих коней в Вене, конюхи вели длинную цепочку лошадей через улицу на представление. Прохожие погрузились в восторженное созерцание. Одна из женщин протянула руку и прикоснулась к одному из жеребцов. Тот взбрыкнул, и конюх сурово отчитал ее. Она не должна была позволять себе этого. Однако я вполне понимаю ее поступок. Взгляд влажных глаз этих лошадей был просто неотразим. Кони казались настолько не от мира сего, что можно было подумать – прикоснись, и они исчезнут.
Во время нашей беседы я спросила у Раднеттера о том, как получилось, что он занялся конями. Он объяснил мне, что когда новый наездник начинает свое обучение в школе, ему предоставляют трех молодых лошадей. После этого люди и лошади проходят долгое и суровое обучение, которое может продлиться четыре-пять лет. Многие из начинающих наездников сдаются в течение первого года и покидают школу. Дисциплина не менее строга, чем тренировки.
Раднеттер подчеркнул всю важность терпения – о чем говорили и Крис Кокал, и Карен Мёрдок. В частности, сказал он, важно создать крепкую и нерушимую связь с животными. Конь не может утратить веру в своего всадника. Именно она мотивирует жеребцов на выполнение требуемых действий.
Раднеттер не первым среди тренеров липицианов заговорил о важности крепкой связи между человеком и животным. В вышедшей в 1965 году книге «Мои танцующие белые кони» (My Dancing White Horses) Алоис Подхайски рассказывал о том, насколько сильной должна быть эта связь, на примере одного случая. Однажды, когда он ехал на коне по берегу Дуная, тот споткнулся и упал в быструю реку. Подхайски, успевший соскочить на берег, только и мог, что провожать коня взглядом. Тот явно не понимал, что делать. Без особой надежды Подхайски окликнул животное по имени. «Мой голос вызвал чудесную реакцию, – писал он. – Бенгали поднял голову, слабо заржал и принялся выгребать к берегу, на котором оставался я, его друг». Успех его стараний еще раз продемонстрировал Подхайски силу соединявшей их привязанности.
Позже Раднеттер познакомил меня со своими жеребцами. Едва услышав голос своего наездника, два из них, располагавшиеся в соседних денниках, оторвались от сена и выставили носы наружу. Увидев такую реакцию, Раднеттер просиял.
Затем мы посетили его третьего коня, находившегося в стороне от остальных, вдали от света рампы. Он был предоставлен самому себе.
«А вот и мой “аутичный” конь», – с улыбкой сказал он мне. Я спросила, что он хочет этим сказать, и услышала в ответ: «Когда мы уезжаем отсюда на выступления, он пытается спрятаться и для этого засовывает голову под мою куртку. Он не любит незнакомцев и неожиданности и может очень расстроиться». – «Зачем же он вам тогда нужен?» – спросила я. Раднеттер удивился: «Как зачем? Это мой конь».
10Возвращение в дикую природу
Только ветер будет ездить на тебе отныне.
Чем мы обязаны этим лошадям, прошедшим рядом с нами сквозь время, носившим нас по равнинам Северной Америки и по степям Азии, тянувшим наши плуги и сохи, помогавшим нам найти пропитание и даровавшим глубокое эстетическое наслаждение? По мере того как растет численность людей на земном шаре, планета как бы становится меньше. Теперь, когда лошадиная сила больше не нужна нам, как найти лошадям место в нашей жизни? Каким оно будет? И как отплатить лошадям за все, что они дали нам?