иальную структуру должны образовать, не знают, как и в чем полагаться друг на друга, не знают даже, какие хищники опасны для них, а на каких можно не обращать особого внимания. Они столько пробыли в своем одиночном заключении, что не имеют представления о том, как надо жить на свободе.
Так как сами тахи не умели формировать группы, Ян и Инге усомнились в том, что лошади сумеют выжить самостоятельно. Для начала они купили в зоопарках нескольких лошадей и выпустили их на небольшое пастбище, расположенное недалеко от Амстердама. За животными ухаживали смотрители. Первыми начали формироваться косяки кобыл. Они стали находить пищу и воду, и в итоге на пастбищах образовались хорошо протоптанные тропы, по которым лошади ходили к воде и обратно. Оказавшись в этом полурезервате, лошади начали расширять свой поведенческий репертуар. С каждым прошедшим месяцем они во все большей степени походили на популяции прочих вольных лошадей. Начали исчезать некоторые результаты доместикации. Например, в этих более естественных условиях резко повысилась рождаемость тахи. Она практически утроилась, поднявшись примерно до 92 % успешности родов по сравнению с 35 % у содержавшихся в зоопарках животных. Одной из причин этого явления стало то, что даты беременностей и родов у кобыл стали совпадать с природными ритмами. У одомашненных кобыл роды часто планируются на январь или февраль. Этого же календаря придерживались в отношении тахи в зоопарке. Когда содержавшихся в зоопарках кобыл выпустили в заказник, подобная ситуация сохранялась только первый год. Уже на следующий год случка стала происходить в правильное для кобыл время, в начале лета, когда солнце высоко стоит в небе. Роды происходили в конце весны. Стало выживать больше жеребят. Более теплая погода и хороший корм способствовали улучшению их здоровья.
Стратегия выпуска тахи на охраняемые участки оказалась настолько успешной, что теперь стала общепринятой. В наше время тахи проживают в резерватах, где за ними ведется пристальное наблюдение, в частности в Голландии, Франции, Британии, Огайо, Китае и даже в Чернобыле, куда после ядерной катастрофы выпустили много разных животных, эвакуировав людей. Некоторых коней из таких резерватов переводят в парки, подобные Хустаю, однако многие так и проведут в этих уголках все свои дни. На планете еще есть достаточно мест, где кони могут вести действительно дикую жизнь, однако их популяции, находящиеся под наблюдением в резерватах, совершенно здоровы.
Уже сам этот успех стал наградой Инге и Яну. Во время юбилея Инге и остальные известные персоны рассказывали монгольским журналистам об успехе проекта.
«Наша мечта осуществилась, – сказала им Инге. – Моему мужу и присниться не могло, что на свете будет жить столько этих лошадок».
И расплакалась.
На следующий день после пресс-конференции местная англоязычная газета UB Post вышла с огромным заголовком на первой странице: «Монголия обладает крупнейшей в мире популяцией диких лошадей». Была опубликована фотография шести кобыл и жеребенка, пасущихся в Хустае на фоне вечно синего неба.
«Важной причиной успеха нашего проекта является тот колоссальный энтузиазм, который питает по отношению к нему монгольский народ», – сказал мне Пит Вит.
Я поняла, что он имел в виду, когда приехала в Хустай, где продолжалось празднество. Местные жители устроили по этому поводу гулянья. Часть парка, отведенная для туристов, была заполнена местными жителями и гостями, которые плясали, пели и наслаждались угощениями. На соседнем пригорке монголы устроили состязание борцов.
Скачки начались, когда еще продолжалась борьба. В Монголии скачки проходят не так, как на Западе. Некоторые могут длиться часами. Всадниками на выносливых коренастых лошадках становятся самые легкие по весу младшие дети в семье – мальчики или девочки. Как только дети подрастают настолько, что способны самостоятельно предпринимать дальние поездки, им позволяют участвовать в скачках на принадлежащих их семье лошадях.
На моих глазах родители подсадили детей на спины коней. Готовясь к соревнованиям, ребята начали разъезжать по кругу, распевая народные песни, поощряющие коней к отважной лихой скачке. Наконец дети и кони собрались в конце длинной открытой и ровной луговины. Оттуда и начались скачки. Взрослые на мотоциклах последовали за детьми – затем, чтобы с ними не случилось ничего плохого.
Соревнующиеся в один миг растворились в облаке пыли. Через несколько минут никого из них уже не было видно, и все зрители вернулись к борцам, состязания которых еще не закончились. Принесли угощение. Зрители нежились на солнышке. Борцовские поединки продолжались. Дети еще не вернулись. Борцовские поединки шли и шли. Люди занялись разговорами. Дети по-прежнему не возвращались.
Примерно через час на горизонте замаячили в пыли несколько лошадей и всадников. Потом появились другие всадники и взрослые на мотоциклах. Выходило, что все в порядке и ни один ребенок не упал и не поранился. Кони, как один, шли галопом.
Когда первые всадники приблизились к линии финиша (где она в точности находилась, я к этому времени еще даже не поняла), всадники с особым пылом взялись за кнуты. Монгольские скачки допускают разные методы, и я видела, что некоторые ребята ударяют арапниками не лошадей, а конкурентов, которые совершенно не были этим расстроены.
Одна за другой финишировали лошади. Победителя приветствовали без особого пыла: просто вежливо похлопали. В скачках борются за победу, однако важны они не только этим – на праздники собираются члены разъехавшихся в разные стороны семей, люди обмениваются информацией о том, где в этом году были пастбища лучше и каковы ныне цены на лошадей.
Кони всегда были предметом особенного интереса монголов на протяжении всей их зафиксированной истории, в частности с начала XIII века, с дней Чингисхана. Его конные воины прошли весь путь от Кореи до Вены. Империя продержалась еще несколько веков, так как монгольские всадники переносили вести по всей ее территории, примерно в той же манере, как верховые «Пони-Экспресс» доставляли в XIX веке почту из Миссури по всей Великой равнине через Скалистые горы в Калифорнию. И монгольские гонцы эпохи Чингисхана меняли своих лошадей таким же образом, как это делали всадники «Пони-Экспресс» на станциях, устроенных вдоль пути.
Домашняя лошадь в Монголии наших дней столь же важна, как в прежние времена. Она воспринимается как нечто, объединяющее нацию. Монгольские пастухи содержат разных животных, в том числе верблюдов, яков, коз и овец. Однако самая важная роль принадлежит лошади. Монголию можно назвать «страной, не знающей заборов», и домашние лошади пасутся на воле. Крупную и мелкую живность стерегут, но лошадей предоставляют самим себе, хотя люди время от времени проверяют, все ли у них в порядке. Тем не менее, как и в Галисии, каждая лошадь принадлежит конкретной семье. Когда кто-то из монголов собирается ехать верхом, он ловит в косяке лошадь, взнуздывает ее и привязывает возле своей юрты. Он может ездить на этой лошади в течение нескольких дней, оставляя ее у своего жилища, когда она не нужна ему. Все это время, конечно, лошадь кормят и поят. По прошествии нескольких дней, решив, что лошади пора отдохнуть, хозяин возвращает ее в семейный табун и берет оттуда другую.
Невзирая на столь непредсказуемый характер использования, монгольские верховые кони известны преданностью своим всадникам. На пастбище они проводят время с табуном, но когда их забирает оттуда владелец, держатся возле него. История и народные сказания Монголии полны рассказов о подобной верности лошадей. Преданными бывали не только лошади всадникам, но и всадники своим лошадям: воины привязывали волосы из грив коней к оружию, и «ветер в развевающихся прядях конских грив будоражил мечты воина и вдохновлял его идти навстречу судьбе»[201], как пишет Джек Уэзерфорд в своей замечательной книге «Чингисхан и рождение современного мира».Любимых лошадей часто украшали, вплетая им в гривы синие ленты.
Чингисхан прекрасно знал, что его успех зависит от лошадей. Когда монголы захватывали город, он требовал в качестве знака покорности прежде всего фураж для своего войска. На своих выносливых коньках – их было по пять на каждого воина – монголы могли бы покорить всю Европу, однако они остановились там, где кончились пастбища, как пишет Уэзерфорд. Без травы, эквивалентной нефти в нашем современном мире, они не могли продвинуться дальше.
Никакие полки и рати на всем протяжении Азии от ее восточного побережья до самой Европы не могли остановить натиск монголов, однако это сделало изменение экосистемы. Оказавшись вне степей, в которых монголы процветали вместе со своими конями, армия Чингисхана остановилась. И тем не менее эта опиравшаяся в своем существовании на коней империя создала Pax Mongolica[202]. Процветали торговля и ремесла. Монгольские администраторы, которым в общении между собой помогали кони, старались изгнать коррупцию с необозримых просторов Центральной Азии. Они даже стандартизировали систему мер и весов. И если наместников хана нельзя назвать мягкими властителями – монголы вырезали непокорных целыми деревнями, – конные воины принесли новый порядок в прежде хаотичный регион.
На западный взгляд, сила и энергия этих лошадей, создавших могучую империю, кажутся удивительными. Домашние монгольские лошади намного меньше чистокровных и кажутся нам заморенными голодом. Даже в конце сытного лета на их боках нет жира. В них незаметен блеск. Однако они сильны. В скачке на километр у них нет ни единого шанса против чистокровных лошадей, однако, если гонка продлится несколько часов, победят именно они. Чего уж говорить о том, если скачка затянется на дни (на лошади едут, дают отдохнуть, гонят снова и снова). Монгольских лошадей красотками не назовешь, и их не учат тонким движениям, однако они упорны и во время мирового владычества Монголии были весьма эффективны. В многочисленных сражениях времен Чингисхана крохотные степные лошадки побеждали рослых лошадей Запада.