Алекс: А собака?
Создатель бомбы (медленно проводя рукой по стенду с приборами): Не знаю… Вы уверены, что это сделала она?
Алекс (вспомнив): Там были чьи-то чужие следы…
Создатель бомбы: Следы?
Алекс: Да… Хотя, стойте. Как этот человек мог войти? Только если ему открыла Соат.
Создатель бомбы: А если у него был ключ?
Алекс: Откуда? Я давал ключ Соат. У Верки, правда, еще был. Нет, она его вернула.
Создатель бомбы: У какой Верки?
Алекс: У бывшей моей, помните, рассказывал? Ее теперешний муж еще ко мне приходил, лотереей интересовался, про мафию чего-то рассказывал… Вы серьезно думаете… Нет. Я ведь мог в любой момент проснуться.
Создатель бомбы: Аэрозоли.
Алекс: Что?
Создатель бомбы: Снотворные аэрозоли. Голова, когда проснулись, не болела?
Алекс: Болела! Но мы… но я вчера выпил… Что за чушь! Для чего им нужна была эта собака? Цветы… и собака?
Создатель бомбы: Не знаю. У меня ведь тоже побывали. Дома.
Алекс: Тоже — собака?
Создатель бомбы: Да… Где-то зарыта собака… Что? Нет, чертежи не тронули. Может, перефотографировали (подносит к лицу воображаемый фотоаппарат). Чик. Чик. Вчера вечером обнаружил. И оставили письмо.
Алекс (берет из рук Создателя бомбы конверт, достает рисунок, рассматривает): Что это? Какой-то древний рельеф… А это кто, корова?
Создатель бомбы: Не знаю. На вечер договорился с одним искусствоведом. Повезу, спрошу.
Алекс: Смотрите, и собака в уголке!
Создатель бомбы: Может, и собака. Идемте, Алекс. Я покажу вам кое-что поинтереснее. Тот самый агрегат.
Алекс: Вашу «Вавилонскую башню»?
Создатель бомбы: Да. Идемте. Я должен вам все это показать. Если со мной вдруг что-то произойдет, то…
Уходят. Темнота.
Темнота
Дорога обратно в офис была дорогой из полудня в ранний вечер. Небо вдруг вылиняло, потемнело, свернулось.
Машина, в которой трясся Алекс, постоянно ломалась. Шофер выходил, распахивалась челюсть капота, капала мертвая мазутная слюна.
Алекс смотрел, как водитель ходит вокруг машины, как вокруг раненого жеребца, и снова звонил Биллу.
«Умер он, что ли…» — думал Алекс, слушая гудки.
Звонить Акбару он боялся. Звонить Соат не хотел.
— Странные вещи в городе творятся, — сказал водитель, вернувшись. — Новые разбойники появились. Загримированы под милицию. Посмотришь, ничем от милиции не отличить. Форма, глаза, запах, — все как у милиции.
Машина поехала.
— А отличить их можно только по тому, что денег не берут. И без суда на месте суд делают. Без денег. Говорят, Правительство им такое разрешение дало.
— Кому?
— Разбойникам, — сказал водитель.
«Что же делать… Что-то надо делать…» — думал Алекс, глядя на кровавое яблоко светофора.
— Между прочим, их привезли из Англии. И сама королева приказ отдала. Наши молчат; кому охота с английской королевой базарить? Кореш в аэропорту работает; собственными глазами, говорит, видел, как их из самолета под музыку разгружали…
— Кого? — спросил Алекс.
— Разбойников, — сказал водитель.
Наклонившись к Алексу, добавил:
— Сучка не нужна, спаниэль? Обалдеть, какая добрая…
Подъехали к офису. К машине кинулись какие-то люди.
Узнав Алекса, стали рассказывать ему свою жизнь.
Сережа стягивал с себя веселый галстук и собирался уходить.
Посмотрел на входящего Алекса:
— Все ушли.
Снова стал что-то собирать, закрывать, застегивать.
— У нас объявили неполный рабочий день? — спросил Алекс. — Сережа промолчал. Алекс сел и стал наблюдать, как охранник готовится к бегству. — Билл просил меня подежурить ночью, — сказал Алекс.
— Да, он прислал факс.
— Факс?
Сережа сел напротив Алекса. Посмотрел на него трусливыми мужскими глазами:
— Алекс, ты что, серьезно собираешься здесь оставаться?
— А что?
— Ну и оставайся.
— Ну и останусь. Схожу только, поужинаю…
— Можешь расслабиться. О тебе позаботились.
— В смысле?
— В смысле ужина. Из ресторана заказали. Ножички-вилочки, все дела… Там, у Акбара в кабинете.
— Серьезно? — Алекс поднялся, собираясь сходить и посмотреть.
— Первомайская шутка, — сказал Сережа и тоже поднялся.
«Да, сегодня же Первое мая…» — вспомнил Алекс и почувствовал запах открыток, которые надписывал в детстве: розовые цветы и трудящиеся — цена 5 коп.
— Алекс!
Сережа направился к выходу. Могучий, геометрически правильный Сережа. Вылитый трудящийся.
— Алекс, не оставайся тут… Фигово здесь.
«Чем я виновата? — говорил кто-то на улице. — Все до копеечки им отдала…»
Кто-то плакал по-узбекски.
«…до крохотной копеечки!» — клялся голос.
Алекс стоял в дверях кабинета Акбара.
Из полумрака на него глядел ужин. Хрусталь… Длинные свечи — раз, два… Двенадцать свечей. Алекс поймал в сумерках включатель. Нажал.
Лампы молчали. Еще раз нажал. Подошел к окну, стал поднимать жалюзи. Слабая струя света брызнула в лицо. И тут же опустил жалюзи. Он успел увидеть головы, которые как-то протиснулись сквозь решетку и смотрели в комнату, прижав к стеклу расплющенные носы. Алекс закрыл глаза и прислонился к стене.
— Ну что, начали уже прием? — хрипло спросил кто-то за жалюзями.
— Вам уже сказали, сестра, — объяснял быстрый, как ящерица, голос. — Завтра начнут. Сегодня же международный день отдыха.
— Праздник мира и труда, — уточнили невидимые голоса.
— Мехнат байрами[7], — согласились другие.
Голоса исчезли. Алекс обошел стол. Красное вино. Изобилие хлеба. Двенадцать тарелок.
— Сережа! — Алекс выбежал из комнаты. — Сережа…
Охранника уже не было. На спинке стула висел галстук.
Алекс зашел к себе. Помучил выключатель. Света не было и здесь.
Сварил себе кофе.
Полшестого.
«Я ведь только переводчик», — думал Алекс.
Встал, снова прошелся по офису. Ковролан. Раковина, перед которой Соат попросила его помыть руки. Тяжелая теплая вода. Он уронил тогда кусок мыла. Надо было поднять его и бежать, бежать отсюда. Теперь поздно. Двенадцать свечей зажжены. Усмехнулся. Вспомнил, как еще студентом перевел original sin[8] как «оригинальный грех». «Алекс!» — качала головой преподавательница и играла по парте пальцами, словно там были клавиши. Вокруг шевелились смеющиеся рты. Оригинальный грех.
Ложные друзья переводчика. Запомним: истинных друзей у переводчика нет. Только ложные. Солнце — это не солнце. Машина — это не машина. Земля — не земля. Любовь — не любовь. Love. L.O.V.E. Четыре буквы. На две буквы короче русской. В английской любви нет похабной буквы «б»…
Поэтому она другая. Не такая, как «любовь». Если бы исчезла буква «б», сколько эротических существительных и глаголов пропало бы из русского языка…
Интересно, когда В.Ю. досочинит свою бомбу и побомбит ею что-нибудь, на каком языке начнут разговаривать люди? Захотят ли они вообще разговаривать?
Странствие по дороге сновидений
Алекс открыл глаза. Перед ним темнела Соат.
— Я не могла тебя оставить здесь одного, любимый.
Вскочил с кресла; нажал на мобильник. Без пяти десять!
— Где ты была?
— У психиатра, милый.
Включила настольную лампу. Алекс снова упал в кресло. Тело было тяжелым, потным. Целлулоидным.
— И что он тебе сказал?
— Сказал, что от любви они не лечат. Посоветовали пить витамины и завести ребенка.
Алекс стал тереть виски.
— Витамины я уже купила…
Дверь офиса распахнулась, вылетел Алекс, застегивая рубашку.
— С праздником, с праздником! — зашумели люди.
Палатки, костер.
— Эй, сеньор, сеньор… Улуг байрамингиз билан![9] Когда прием начнете?
Машин не было. Алекс бросился в сторону проспекта. Выбежала Соат.
— Туда, туда побежал, — замахала толпа. — С праздником, сестра. Мир, труд, май!
Соат бросилась за Алексом. Желтые окна, стволы. Ни одной машины.
— Алекс! Не убивай меня, Алекс! — кричала ему в спину Соат. — Любимый… Счастье мое! Жизнь моя… Ты мне столько дал, любимый мой!
Заскрипели открывающиеся окна:
— Пьяная… Милицию надо!
Алекс остановился.
— Соат…
— Счастье, счастье! — нахлынула на него Соат.
Алекс отшатнулся. Выдохнул:
— А собаку? Мертвую?
— Клянусь, клянусь — не я, — Соат приседала и пыталась есть землю.
Алекс хватался за голову и улетал в пустые лабиринты Дархана. В кармане весело пел мобильник. «Всех нас подружит бе-елый танец ва…».
— Алле! — кричал Алекс.
— Алекс, — плакал голос Владимира Юльевича. — У меня беда! Алекс, срочно…
— Да что это я им всем… Через полчаса перезвоните!
Короткие гудки. Стук каблуков за спиной.
— Алекс, мне ничего не нужно… Только…
Машина!
Не доезжая, остановилась.
Из машины прямо на Алекса вылетела женщина с чемоданом и перекошенным лицом. За ней выбежал мужчина: «Верочка… Верочка».
— О! Какие люди! — расхохоталась Вера, узнав Алекса. — Алекс, знакомься, это Слава; врежь ему, пожалуйста, по морде!
Сзади подлетала Соат:
— Любимый… Я хочу, чтобы ты подарил мне ребенка…
— О! — Вера сделала круглые глаза. — И эту дамочку я знаю! Не лезь, говорю, подонок… И ты не лезь. Сейчас мой Алекс даст по морде моему Славику, а потом пусть дарит, что хочет…
— Алекс! — орал Славяновед, вырывая у Веры чемодан. — Зачем тебе Вера? Зачем ты ее к себе… Да стой, по-мужски поговорим!
Алекс бросился прочь.
— Трус! — захлебывалась Вера. — Подонки! Отдай чемодан. У меня сын есть! Он вырастет и вам всем… слышите, всем врежет!
— Сын! — перекрывал ее голос Соат. — У тебя есть сын, а что у меня?.. Алекс, подари мне ребенка. Только ребенка…