— Наверно, потому, что ей позарез надо было взять эти убийства на себя, — сказала Жанетта, и впервые голос у нее дрогнул. — Другого объяснения у меня нет.
— Они с Бобби дружили?
— Да, и очень близко.
Я вызвал в памяти Бобби, каким он предстал передо мной при первой встрече в нашей конторе. Неужели можно близко дружить с таким человеком? Это превосходило мое разумение.
— Не знаете, где мне сейчас найти Бобби? — спросил я. — Не хочу без нужды вас тревожить, но мне важно повидать его.
О Дженни Вудс, погибшей при наезде, я упоминать не стал. Это уж слишком, для кого угодно.
Жанетта опять закашлялась. Мокрота забила горло. — Вы сказали, Бобби приходил к вам и просил разобраться в деле Сары?
Я кивнул. За короткое время Жанетта уже вторая, кто усомнился именно в этой части моей истории. Первой была Дженни.
— Очень-очень странно, — сказала она. — Ведь Бобби не живет в Швеции.
Я с удивлением воззрился на нее:
— А где он живет?
— В Швейцарии. Надо полагать, он единственный швед, который эмигрировал туда и стал шоферить на грузовике.
Я наклонил голову набок.
— Может, он в отпуске. Почему бы ему именно сейчас не находиться в Швеции? Швейцария не так уж и далеко.
Жанетта молча отложила сигарету.
— Бобби не такой, как его сестра, — сказала она. — Хоть мы и не видимся, он регулярно дает о себе знать. Если не удается позвонить самому, мне звонит его подружка. Поверьте, за последние недели он ни на день не покидал Швейцарию. — Прищурившись, она смотрела на меня. — Похоже, кто-то вас разыгрывает. Потому что моего Бобби вы не встречали, я совершенно уверена. — Не дождавшись от меня ответа, она вышла в переднюю. — Идемте со мной.
Мы остановились возле фотографии на комоде.
— Вот мой Бобби, — сказала Жанетта. — Это он приходил к вам в контору?
Я не мог оторвать глаз от фотографии.
Потому что человек, смотревший на меня, ничем не походил на парня, который явился ко мне в контору и представился как Бобби Телль.
24
Если бы мог, я бы, конечно, все прекратил, как только увидел фото Бобби. Но я уже увяз. На чашу весов брошены моя свобода и будущее. То есть я должен разобраться, в какое дерьмо угодил.
На обратном пути в город дождь лил как из ведра. Прокатная машина воняла пластиком, а от меня уже несло потом. Потом и табачным дымом. Напоследок я узнал от Жанетты, как связаться с Сариной старшей сестрой. С Марион. Я позвонил ей из машины.
— Мама уже позвонила мне и предупредила насчет вас, — сказала сестра. — К сожалению, я вряд ли смогу помочь.
— И все же мне бы очень хотелось с вами встретиться, — сказал я.
— Сожалею. Я не хочу в это ввязываться.
Нажатие кнопки — она пропала.
Так легко ей не скрыться. Через две минуты я уже выяснил ее адрес. К моему удивлению, она жила на Кунгсхольмене, в двух сотнях метров от стокгольмской ратуши.
Снабдив меня телефоном дочери, ее мамаша высказалась весьма загадочно:
«Мы-то все ей не чета. Но вы ей понравитесь».
Итак, ее зовут Марион. Смелая фантазия, какую проявила Жанетта, давая имена своим детям, заслуживает всяческих похвал. Бобби и Марион. У одной только Сары имя нормальное.
В половине четвертого я подъехал к дому Марион. Поставил машину прямо под знаком «Парковка запрещена» и побежал к домофону. На звонок никто не ответил.
Но я по-прежнему не думал сдаваться. У меня куча вопросов и крайне мало ответов. И пусть кто-нибудь только попробует действовать мне наперекор.
Я позвонил одному из соседей Марион. Тут мне повезло больше. И через несколько секунд меня впустили в подъезд. Адвокат, пришедший по срочному делу, все равно что полицейский с оружием на изготовку. Народ предпочитает не связываться, сразу идет на попятный.
В подъезде шел ремонт. Пластик, бумага, банки с краской сиротливо стояли возле стен. По воскресеньям маляры не работают. Как все нормальные люди. Лифт я вызывать не стал, бегом поднялся на третий этаж, где жила Марион. «М. Телль» — стояло на дверной табличке. Не помню, сколько раз я звонил. Наверно, раза три или четыре. Из квартиры не долетало ни звука. В конце концов один из соседей открыл свою дверь. Пожилой мужчина, с виду сердитый.
— Ее нет дома, — сказал он. — Неужели непонятно?
В подъезд меня впустил не он.
— Извините, — сказал я. — Я не хотел беспокоить. Вы, случайно, не знаете, где она? У меня срочное дело.
Старикан прищурясь смотрел на меня сквозь грязные очки.
— А зачем она вам?
Почему-то у меня вовсе не было уверенности, что мой адвокатский титул произведет впечатление на этого человека. Но попытка не пытка:
— Я адвокат. Работаю по поручению семьи Марион. И мне чрезвычайно важно с ней связаться.
Старик рассмеялся:
— Семья Марион наняла юриста? Недурно. Тогда передайте им, что Марион по-прежнему не желает иметь с ними ничего общего. Оставьте ее в покое, будьте добры.
До сих пор я как-то не думал об этом, но теперь до меня дошло: старикан знаком с Марион. Достаточно хорошо, чтобы знать о ее прошлом и об испорченных отношениях с родней. Надо перевести разговор в другое русло и поменять тактику.
Я осторожно сделал шаг в его сторону и вполголоса сказал:
— Я понимаю, как это выглядит. Но уверяю вас, встретиться со мной в интересах самой Марион.
На лбу старикана залегли глубокие морщины.
— Она, надеюсь, не попала в переделку? — спросил он.
Я поспешно покачал головой. Утверждая, что встретиться со мной в интересах самой Марион, я уже слегка погрешил против истины.
— Да нет, насколько я знаю. Пока что нет.
Однако, подумал я, среди покойников в ее семье бушует настоящая буря. И если уж совсем чужой человек вроде меня угодил в эту заваруху, то нет никакой гарантии, что она, сестра Сары, останется в стороне. — Где она? — повторил я.
Крайне неприятно видеть, как люди совершают оплошности. Памятуя о прошлом Марион, старикан должен был понимать, что к ней могут наведаться люди, вовсе не желающие ей добра. Разве он знал, кто я такой? Долговязый мужчина в грязной, но дорогой одежде, ломившийся в ее дверь. Ясно, что старикану не стоило мне доверять. Ясно, что не стоило сообщать мне, где находится Марион. А он все же сообщил. Таковы мы, люди. Очень уж нам хочется поступать правильно, и мы не замечаем, что совершаем оплошности. — Марион за городом, — сказал старикан. — Когда уезжает, она оставляет мне ключи. Потому я и знаю, где она.
— Когда она вернется?
— Сегодня, ближе к вечеру.
Я протянул ему руку. Старик нерешительно протянул свою.
— Спасибо, — сказал я. — Спасибо. Вы очень помогли.
Он снова отдернул руку. На лице отразилось огорчение. Наверняка одинокий. Потому так и заботился о благополучии своей молодой соседки.
— Жизнь крепко ее потрепала, Марион-то, — сказал он. — Вправду крепко. Но она стала хорошим человеком. Пожалуйста, не испортите все, а?
Я обещал. Попроси меня кто-нибудь в ту минуту объяснить, почему мне так важно встретиться с Марион, я бы не сумел дать разумный ответ. Знал только одно: мне нужно повидать тех нескольких людей из окружения Сары Техас, чьи имена мне известны. Ведь кто-то из них, наверно, сможет дать мне объяснение или хоть зацепку, которая приведет меня к ответу на вопрос, который мучил меня сейчас больше всего.
Кто был тот человек, который приходил ко мне в контору и выдавал себя за Бобби?
Я видел фото бывшего Сариного бойфренда, Эда, и убедился, что это не он. Жаль, потому что первое мое предположение было именно таково.
Теперь я испугался еще больше. Кто-то под чужим именем вынудил меня охотиться за правдой о Саре Техас. И одновременно кто-то норовил засадить меня за убийство, которого я не совершал. Один и тот же человек?
При мысли об этом голова шла кругом. Если так, то мои проблемы куда серьезнее, чем я думал вначале.
Когда я вышел из дома Марион, ноги у меня подкашивались от усталости. Вернусь позднее. Если хватит сил. Если нет, попытаюсь отловить ее завтра.
Прокатная машина стояла там, где я ее оставил. Квитанции о штрафе за неправильную парковку не видно. Хоть и маленькая, но радость.
Я уже ехал по Хантверкаргатан, когда на мобильник позвонила Люси.
— Ты, собственно, когда вернешься? — спросила она с тревогой в голосе.
Проезжая мимо ратуши, я глянул на пролив Риддарфьерден. Дождь перестал, но Стокгольм потихоньку задыхался под тяжелыми тучами. Воздух в машине кончился, пришлось открыть окно.
— Скоро буду. С минуты на минуту.
Говорят, большие перемены в жизни происходят очень быстро. Жизнь меняет направление в одночасье, а то и за секунду. Как когда Белла осиротела из-за крушения самолета. Мы не думали не гадали, что так случится. Даже в самых страшных кошмарах никому из нас такое не снилось.
С делом Сары Телль было иначе. Задним числом мне трудно провести четкий раздел меж До и После. Вероятно, все просто: моя жизнь перевернулась в ту самую секунду, когда тот, кто назвал себя Бобби, переступил мой порог.
Как же я сам вписываюсь в эту историю — вот чего я никак не могу понять.
Мы с Люси сидели у меня на террасе, на плоской крыше. До половины она под навесом. Там вполне просторно. И вид красивый.
«Отсюда видно все до самого Марианнелунда?» — поинтересовалась Белла, когда была особенно увлечена этим скучнейшим «Эмилем из Лённеберги».
«Еще круче, — ответил я. — Видна вся площадь Стуреплан».
Стуреплан, конечно, не великая отрада для глаз. Декадентское дурачье с наследственными деньжищами, а умрет в бедности от сифилиса. Но местоположение превосходное. Мне по душе жить в центре. А Стуреплан как раз и есть самый центр.
— Я тоже не понимаю, при чем здесь ты, — сказала Люси. — По-моему, история чертовски неприятная, Мартин.
Не то чтобы я не был с нею согласен. Мне просто было нечего сказать. Я смотрел сквозь дождь, поверх Стуреплан, дальше, на Королевские башни[12]