Я думал о Мио, который исчез в тот же день, когда умерла его мать Сара.
— Say no more[15], — быстро сказал Борис. — Честно говоря, я рад твоему звонку. Много лет мне не давало покоя, что нет возможности вернуть тебе долг.
Что именно я сделал для Бориса, осталось сугубо между нами. Люси знала о существовании Бориса и один раз видела его. Вопросов о нем она не задавала, и за это я был ей благодарен. Только однажды она спросила:
«Почему он обратился не к кому-нибудь, а к тебе?»
Я не мог толком ответить на этот вопрос. Да и сам Борис тоже. С Борисом вышло вроде как с Бобби; по неведомой причине я притягиваю к себе самых ушлых людей с самыми сложными проблемами. И, пожалуй, мне это нравится.
Закончив разговор с Борисом, я последний раз позвонил Люси.
— На завтра все готово? — спросила она.
— Да, — ответил я.
— Отлично, тогда до встречи.
Я отложил телефон с ощущением вины. Я не только сам сидел по уши в грязи, но и затянул туда единственных людей, которых по-настоящему любил. Так уж получается, грязь мигом липнет к самым близким.
На сей раз проблема была в том, что я не знал, как выбраться из этой пакости. Обычный мой способ — откупиться — здесь не подходил. Даже будь у меня все деньги на свете — я понятия не имел, кому заплатить.
Надо бы сбавить обороты и часок-другой поспать. Иначе все полетит к чертовой матери уже по дороге в аэропорт.
Из всего, о чем я размышлял, меня в первую очередь мучил анонимный враг. Кто приходил ко мне в контору и просил разобраться в деле сестры?
Это был не Бобби.
И не Эд, бывший Сарин бойфренд, которого я видел на фото у Сариной мамаши.
Так кто же он, черт побери, и каковы его мотивы?
А что еще важнее: он приходил по собственной инициативе или его кто-то послал?
29
Два убийства, не пять. Я пытался превратить это в мантру, которая сама собой крутилась в голове. Чтобы мы не думали о том, что Сару обвиняли в пяти убийствах, а сосредоточились на двух, якобы совершённых ею в Штатах. В конце концов сработало. Может статься, даже и для Люси, которая после нашего разговора на террасе больше о виновности не заикалась.
Самолет на Нью-Йорк поднялся в воздух без четверти одиннадцать утра. Сложностей с выездом из страны у меня не возникло. Не знаю, то ли по халатности, то ли по наивности полицейские не отобрали у меня загранпаспорт и не заблокировали его. У нас будет четыре часа, чтобы пересесть на другой самолет и продолжить путь в Техас. Мы с Люси восседали в похожих на троны самолетных креслах и жевали орешки.
— В других обстоятельствах путешествие можно было бы назвать вполне приятным, — сказала Люси.
Я не ответил. Воспоминание о том, с какими чувствами я оставил Беллу у ее деда и бабушки, по-прежнему отзывалось болью. Если бы не Борис, который будет охранять девочку, она бы поехала с нами в США. Я бы никогда не расстался с нею, не позаботившись о ее безопасности. От полиции я никакой помощи не ожидал.
«Куда ты уезжаешь?» — спросил дед, встретив нас с Беллой в маленькой гавани, откуда на катере доставит внучку на остров.
«В Штаты».
«Как держать с тобой связь?»
«По тому номеру, который я дал тебе вчера. Или по электронной почте».
Он кивнул. Из всей родни Беллы по отцу больше всех мне нравился дед. Этот субтильный пожилой человек не задавал лишних вопросов, видимо полагая, что самое милое дело не вмешиваться в чужие личные дела и частную жизнь.
«Удачи», — сказал он, пожимая мне руку.
Он понимал, что что-то произошло, однако счел за благо не расспрашивать.
«Спасибо, — сказал я. — И спасибо, что позаботитесь о Белле».
Он положил ладонь ей на головку.
«За это благодарить вообще не стоит. Это тебе надо говорить спасибо. Снова и снова. За то, что ты все уладил. Тогда…»
Мы с ним тогда говорили об этом. Он согласился со мной. Паршиво, что тетка Беллы не захотела взять девочку к себе. Было бы так замечательно, если б Белла росла в обществе сверстников и при двух родителях. Но ей достался я. Что, в общем, не так уж и плохо, но могло бы быть лучше.
Люси погладила меня по плечу, вернула к реальности.
— С тобой все в порядке, Мартин?
— Нет.
Я закрыл глаза и прислонился затылком к подголовнику. Адреналин не давал расслабиться, и я страшно устал. Я не был в Штатах два с лишним года. Поклялся, что никогда туда не вернусь. И вот сидел в самолете, летевшем над Атлантикой. Бог весть, каких демонов и призраков минувшего разбудит эта поездка.
Многие знали, что когда-то я работал в Штатах полицейским, но мало кто знал, как я там очутился. Вообще-то история ничем не примечательная. Оттуда был родом мой отец. Он бросил меня и больше не вернулся. После гимназии я с отличным аттестатом в руках отправился в Техас повидать его. Вероятно, думал, что он сумеет ответить на мои вопросы. Но нет. Он встретил их в штыки. У него, мол, теперь другая семья. Не желает он, чтобы ему напоминали про давнюю хренотень, и хочет, чтобы я оставил его в покое.
Я не оставил. Думал, что, если дать ему немножко поразмыслить, он пожалеет, что бросил меня. Я родился в США, поэтому у меня есть американское гражданство. Родители познакомились, когда папаша по обмену учился в Стокгольме. А когда поняли, что Марианна беременна, уехали в США и прожили там два года. Чтобы я, как и отец, получил американское гражданство и чтобы Марианна имела возможность познакомиться с окружением мужа.
Когда мне исполнился год, они решили вернуться в Швецию. Марианна уехала первой, со мной и со всем багажом. Отец собирался приехать позже. Но так и не приехал. Позвонил Марианне и сказал, что раздумал. Ни она, ни я ему не нужны. По словам Марианны, тогда-то у нее и начались проблемы. Пьянство и курение. Все изменилось к лучшему, когда она встретила парня из Селена, который стал отцом моей сестры, но он тоже слинял, и весь цирк начался сызнова.
Помню, я очень удивился, когда приехал в Штаты. Я думал, что почувствую себя дома, что окажусь больше американцем, чем шведом. Этого не произошло. Сперва я решил, что все дело в Хьюстоне, где жил мой папаша. И переехал в Даллас. Там тоже ничего не вышло, и я вернулся в Хьюстон. Как стал полицейским, толком не помню. Маловероятно, чтобы я думал об этом еще дома, в Швеции. Должно быть, неожиданно подвернулся шанс, а ничего лучше у меня не было. Полтора года учебы — и я вышел на работу. Целый год выдержал, но потом уволился и после еще одной печальной встречи с так называемым отцом вернулся в Швецию.
Только спустя двенадцать лет я снова поехал в Штаты, уже как хорошо оплачиваемый адвокат. На моего папашу это не произвело впечатления. И виделись мы последний раз. Я и раньше не тосковал по нему и после его кончины тоже не тосковал.
Получаса не прошло, как я уснул в самолетном кресле. И спал, пока лайнер не пошел на посадку.
В Хьюстоне царила несусветная жарища. Самолет приземлился во второй половине дня, солнце плавило асфальт. Люси присматривала за багажом, а я пошел в прокат автомобилей. Об американцах можно говорить что угодно, но с автомобилями у них полный порядок.
— Обязательно было брать такую громадную машину? — спросила Люси, когда мы укладывали вещи в багажник.
— Другой не нашлось, — ответил я.
— Правда? — Люси уселась на переднее сиденье арендованного «линкольна».
Я несколько раз глубоко вдохнул горячий воздух и сел за руль. Странное ощущение — вернуться. Мне всегда казалось, будто я в конфликте не только с отцом, но и со Штатами вообще. Они слились воедино, стали одним целым. И уже оттого, что я сел в самолет и пересек Атлантику, я как бы вновь раздул давний конфликт.
Мотор ровно урчал, когда я вырулил из аэропорта. Широкие, как шведские картофельные поля, магистрали разбегались в разные стороны, и я руководствовался указаниями навигатора.
Остановиться мы решили в «Хилтоне», в центре Хьюстона. Хьюстон — город огромный. Сам центр невелик, но, если хочешь увидеть побольше, нужна машина или придется все время кататься на такси. Я точно помнил, где обитал мой папаша, но без крайней необходимости не собирался даже близко подходить к тому району. Его вдова наверняка до сих пор живет в том же доме. Куда подевались дети, мои сводные братья и сестры, я понятия не имел. Прошли годы, они давно стали взрослыми. Никаких чувств я к ним никогда не испытывал, и они тоже не пытались завязать со мной контакт. Кровные узы, черт побери, ничего не значат. — Как по-твоему, полиция уже знает, что мы уехали? — спросила Люси.
Я незамедлительно включил свой обычный мобильник. Важно, чтобы полиция могла связаться со мной, чтобы у них не возникло впечатления, будто я прячусь.
— Пока неясно. Но когда мы уезжали, я постарался отделаться от хвостов, так что они по меньшей мере гадают, куда мы подевались.
Мне совсем не хотелось, чтобы шведская полиция связалась с американскими коллегами и предупредила их. Я намеревался побеседовать с полицейскими как в Хьюстоне, так и в Галвестоне, и мне было важно обойтись без помех, ведь узнай они, что я сам стал субъектом дела об убийстве, поговорить не удастся.
«Хилтон» выглядел в точности как на картинке. Холодным и стерильным. Персонал вышколенный, в меру угодливый. На журнальном столике наших мини-апартаментов — бутылка охлажденного шампанского и корзина фруктов.
— Шикарно, — сказала Люси, беря в руки бутылку.
Бо́льшую часть денег я заработал на акциях, фондах, опционах и бог знает на чем еще. Как адвокату мне платят хорошо, но я считаю, что должен повышать свои доходы. Люси думает иначе, поэтому денег у нее поменьше, чем у меня. Она терпеть не может акции и фонды и, еще не совершив сделку, уже считает себя обманутой. Меня она слушать не хочет, да и не обязана. Ведь, если возникнут убытки, я за них отвечать не стану.
После перелета чувствуешь себя жутко грязным. Мы скинули одежду и стали под душ. Я любил Люси стоя, прислонясь к холодной кафельной стене. Получилось, может, и не лучшим образом, но было необходимо. Я предлагал заняться любовью еще в самолете из Нью-Йорка в Хьюстон, но Люси отказалась: