— Стало быть, в мое отсутствие ничего не изменилось? Ты по-прежнему считаешь, что именно я задавил Бобби и Дженни?
— Это не телефонный разговор, — отрезал Дидрик.
— Тогда предлагаю назначить время встречи, — сказал я. — Можно прямо сегодня. Хоть я и подозреваю, что тебе без разницы, что я имею рассказать, мне надо убедиться, что мои данные введены в систему. В первую очередь на случай, если со мной что-то произойдет.
Дидрик постарался придать голосу сердечность:
— Конечно, давай встретимся. Когда можешь подъехать?
— Мы с Люси будем у тебя через полтора часа.
— Если успеете, но в случае чего я подожду.
Ждать ему не пришлось. Приоритеты составляют проблему только для тех, у кого времени пруд пруди. Когда же на счету каждая минута, сразу ясно, на что стоит потратить время. По дороге из аэропорта мы сделали все необходимые звонки. У Бориса никаких новостей не было, да я и не надеялся. Тетка Беллы по-прежнему пребывала в отчаянии и к концу разговора дошла чуть ли не до истерики.
Самым тяжким оказался разговор с Марианной. Она читала в газете о пожаре в шхерах, но не поняла, кто там погиб. Не поняла она и что Белла пропала. — Ох, Мартин… — едва вымолвила она и расплакалась.
— Я найду ее. Успокойся, найду.
Больше мы почти ничего не сказали. Закончив разговор, я тоже плакал. Каково будет моей маме, если с Беллой что-нибудь случится? От меня ей радости мало, а единственной дочери нет в живых.
Измученный, я смахнул слезинки. Настоящие воины не плачут. Они вооружаются.
Мы заехали ко мне домой, бросили вещи, переоделись и отправились в полицейское управление. Дидрик сам спустился в гараж, встретил нас. Печаль в его голосе была искренней, когда он выразил сочувствие по поводу случившегося с Беллой. Но в его сочувствии я не нуждался. Мне было нужно оправдание, и я хотел вернуть свою дочку.
На сей раз мы опять сидели в допросной, а не в кабинете Дидрика. Но многое все же было иначе. На встрече присутствовал один из коллег Дидрика, но держался он прямо-таки до смешного пассивно. Нам предложили кофе и бутерброды, мы отказываться не стали. Ничего не поделаешь, человек слаб. Не может обойтись без еды.
Дидрик коротко изложил выводы экспертов насчет пожара. Если бы не пропажа Беллы, они бы, вероятно, сочли пожар несчастным случаем. Но теперь склонялись к версии поджога с целью убийства.
— Вы провели токсикологический анализ трупов? — спросил я.
Бутерброд оказался неожиданно вкусным. В полицейском управлении таких не делают. Здешние бутерброды на вкус как старая резина.
Во взгляде Дидрика сквозила настороженность, и в других обстоятельствах я не оставил бы ее без внимания. Однако сейчас проморгал предостережение. — К чему этот вопрос? — спросил он.
— Странно, по-моему, четыре человека в доме спали так крепко, что ни один не сумел спастись от огня. Я бывал в том доме. На верхнем этаже для всех четверых не было места. Те, что находились внизу, успели бы выскочить наружу.
Дидрик сцепил руки на затылке. Делая такой жест, мой дед всегда говорил маме что-нибудь презрительное.
— То есть ты хочешь сказать, что, по-твоему, одному или нескольким погибшим сперва дали успокоительное или снотворное, чтобы они не смогли покинуть дом?
Я откусил еще кусок бутерброда.
— Именно так. Либо перед поджогом их избили до бесчувствия, — сказал я, глотая.
— Интересно, — сказал Дидрик. — Очень интересно.
— Почему? — спросила Люси.
Дидрик опустил руки.
— Потому что так оно и есть. У двоих мужчин, найденных внизу, обнаружены черепно-мозговые травмы, показывающие, что, когда начался пожар, оба они были без сознания.
Он замолчал, посмотрел на меня.
Я выронил бутерброд, и он упал на тарелку, на которой был подан.
— Черт побери, хочешь не хочешь, теперь тебе придется сдаться, — сказал я, стараясь не повышать голос. — Ты ведь не сочтешь подозрительным мое удивление, что никто из взрослых не выбежал из дома?
— Разумеется, не сочту, — спокойно отозвался Дидрик. — Ты мужик смекалистый. Да это и легко вычислить. Меня удивляет другое: ты не выказал ни малейшего интереса к тому, кто такие эти двое и что они делали в доме у деда и бабушки Беллы.
О черт.
Я изо всех сил старался не показать, что захвачен врасплох, а Дидрик продолжал:
— Или, может, в летнем доме уже было четверо взрослых, когда ты оставил там Беллу? — И сам же ответил на свой вопрос: — Но откуда же тебе знать? Учитывая, что ты передал Беллу деду на пристани.
Я прикидывал, что бы такое соврать. Что объяснило бы, почему я не удивился количеству взрослых в маленьком летнем доме. Можно бы сказать, что я говорил с Беллой по телефону и она сообщила, что у деда и бабушки гости. Но понятно ведь, это прозвучит неправдоподобно.
— Ладно, Мартин, — сказал Дидрик. — В этом поджоге я тебя не обвиняю. Так что выкладывай. Кто были эти мужики на первом этаже?
С Дидрика я перевел взгляд на окно. Откуда берется такая прорва туч? И этот окаянный дождь? Похоже, погодные божества твердо решили утопить весь город.
Я не имел представления, насколько полиции легко или трудно установить личность погибших. И не знал, сумеет ли полиция связать их с Борисом. Однако понимал: счет будет не в мою пользу, если выяснится, что у меня дела с русской мафией. Стало быть, надо отвлечь внимание Дидрика, перехватить инициативу.
— Что делали Дженни и Бобби на улице посреди ночи? В два, в полтретьего?
Дидрик прищурился.
— У нас есть свои версии.
— Их выманили?
— Может быть.
— Что значит «может быть»? Ведь совершенно очевидно, что они не случайно…
— Я не могу обсуждать с тобой этот вопрос. Пойми.
Конечно, я понимал. Понимал, что полиция располагает не более чем версиями, доказать они ничего не могут. Мне такие пробелы в расследовании только на руку. Каждый пробел — слабость. Каждая слабость — препятствие, не позволяющее взять меня под арест. Я беззвучно барабанил пальцами по подлокотнику кресла.
— Знаешь, что мы с Люси делали в Техасе? — спросил я.
Дидрик развел руками.
— Мы посетили превосходную школу верховой езды.
Дидрик недоверчиво посмотрел на меня:
— Школу верховой езды?
— Да. Заехали по дороге в Галвестон.
— Вот как. И что вы там нашли?
— Место, где тебя может настигнуть весьма особенный блюз.
46
Почему я еще на свободе?
Этот вопрос мучил меня, когда я покидал полицейское управление. Я все время сравнивал свое положение с тем, в каком очутилась Сара Телль. Человек, засадивший Сару за пять убийств, весьма хорошо поработал. В конечном счете даже вынудил ее сотрудничать с ним и сделать целый ряд странных признаний. Ко мне подобных требований никто не предъявлял. Но моя дочь похищена, и никто не объявлялся ни с разъяснением, ни с приказом сделать то-то и то-то, чтобы получить девочку назад. Тот, кто нацелился разрушить мою жизнь и честное имя, выжидал. Вопрос лишь в том, чего он ждал.
Невыносимо чувствовать, что твое будущее в чужих руках. Я превратился в марионетку. Из всех ролей, какие мне доводилось играть в жизни, это самая ненавистная.
Мой «порше» стоял у главного входа. Дидрик отдал мне ключи.
— Осторожнее на дорогах, — сказал он.
Я поехал на «порше», Люси — на прокатной машине. Когда мы доставили ее в прокатную фирму, Люси пересела ко мне, на соседнее сиденье.
— Что теперь? — спросила она.
Все тело зудело. После пребывания в полиции машина казалась грязной. Ясное дело, что они насовали там жучков. Иначе бы наверняка не отдали. Хотя Дидрик словом не обмолвился, я был уверен, что они наведались ко мне домой и тайком провели обыск. Ничего незаконного, но украдкой все равно лучше. Как только мы отворили дверь, когда приехали из аэропорта, я тотчас заметил множество странностей. Уже от ощущения, что Дидриковы идиоты-коллеги шныряли вокруг и играли в «полицейские и воры», меня тошнило.
— Сейчас расскажу, — сказал я в ответ на вопрос Люси.
Мы молча ехали по Стокгольму. Десятки скучных серых фасадов тянулись к небу. Стокгольм был такой предсказуемый, такой простой. Красивый, но слабый. Будто женщина из рыцарской драмы четырнадцатого века.
Нам недостает внушительности. Швеция не обнищала, как твердят многие. Она стала незначительной, а это гораздо хуже.
Я временно припарковался у своего подъезда. Мы вошли в вестибюль, и тут я остановился.
— Мне по-прежнему кажется, что нас могут прослушивать и держать под наблюдением. Поэтому мы в квартире не останемся. Возьмем с собой минимум одежды, вызовем такси и поедем в отель. Или прогуляемся, так, пожалуй, даже легче отделаться от сыщиков. Отель оплатим наличными. В квартире будем говорить только самое необходимое. О'кей?
Люси кивнула:
— О'кей.
Но на ее лице я видел сомнение. Она говорила, что все о'кей, но это неправда, уже который день об о'кей и речи не было. Люси быстро теряла силы, и я не знал, что с этим делать. Моей энергии едва хватало для меня самого.
В лифте я обнял ее.
— Скоро все будет позади. Обещаю.
Более пустого обещания, разумеется, еще поискать, но в тот миг я мог предложить лишь бессодержательные слова, и ничего больше. Однако сработало. Люси достало сил подхватить сумку, которую она брала с собой в Штаты, и вскоре мы снова вышли на улицу.
— Не понравилось мне, что Дидрик спросил о мужчинах, погибших в доме деда и бабушки Беллы, — сказала Люси, когда мы решили, что отделались от возможной слежки.
— Поверь, — ответил я, — мне тоже.
Мы едва не бежали по тротуару. Дождь перестал, но гроза рокотала слишком близко. Пожалуй, мы шли уже минут десять, когда я заметил, что Люси плачет. — Детка, что случилось?
Она продолжала идти, и я пошел за ней.
— У меня просто нет больше сил. И мне страшно. Как мы найдем Беллу? Как, Мартин?
С трудом я проглотил комок в горле. Я находился в маниакальном состоянии. Единственное —