дножке, затем присоединяемся ко все растущей армии неудачников, а позднее — к армии клерков, потому что устаревшая учебная программа не дала возможности раскрыть нам. то лучшее, что в нас заложено».
Ту же мысль продолжали другие: «Поскольку у нас нет мужества и сил восстать, мы избираем путь отступления. После многих лет отчаяния и разочарования мы вынуждены занять позицию смирения. Мы прекрасно понимаем, что, прибегая к наркотикам, вредим себе, но что значит боль в будущем по сравнению с радостью, которую испытываешь в настоящем?»
Конечно, распространение наркомании в среде индийской молодежи нельзя объяснить только моральной деградацией, тлетворным влиянием Запада. Как и в других странах, подобное явление здесь имеет определенную социальную обусловленность. Нельзя не согласиться с индийским журналистом, утверждающим, что несчастье «падших ангелов индийского общества» не в том, что «они употребляют чарас, а в том, что они не видят для себя будущего»{74}.
Впрочем, как мне кажется, попытка ультрасовременным или традиционно индийским способом уйти от действительности в мир галлюцинаций, в мир, дарующий душевный покой, не типична для молодого поколения… Деятельное и энергичное, оно стремится к участию в общественной жизни страны.
Молодежь и религия. Вероятно, склонность молодежи к социальной активности в значительной мере способствует ее отходу от религии, утрате интереса к религиозному поиску истины. Представляется, что вера для многих (пусть это не всегда осознается) — лишь формальность, соблюдаемая по традиции и привычке. Личные впечатления подтверждаются и данными социологического обследования. Опрос 5 тысяч студентов различных университетов и колледжей страны показал, что многие из них не считают обязательным следовать основным религиозным предписаниям индуизма. Так, 55 % заявили, что не верят в церемонию очищения, 49 % высказались против необходимости иметь домашнего жреца, 44 % подвергли сомнению важность паломничества, 40 % —поклонения предкам, 38 %—посещения храмов и т. д.{75}.
Примечательно, что студенты выразили отрицательное отношение к кастовой системе. 40 % из них прямо отвергли кастовость, и только 13 % признали пользу кастового деления{76}. Религиозность молодежи в целом по стране резко снижается. К такому выводу приходят многие социологи{77}.
Однако это вовсе не означает полного освобождения от религиозных представлений, вернее, от внешних форм проявления набожности. В общественных и семейных отношениях сохраняет силу религиозная кастовая традиция. Хотя, как говорилось выше, многие молодые люди не приемлют касту, тем не менее при вступлении в брак они придают первостепенное значение кастовой принадлежности невесты. Просмотрев брачные объявления, публикуемые в воскресном выпуске газеты «Хиндустан таймс», нетрудно убедиться, что почти в 99 случаях из 100 в них указывается религия или каста подыскиваемой пары.
Индийская молодежь принимает активнейшее участие в религиозных фестивалях. В январе 1968 года я могла наблюдать, как отмечался в Ориссе и Бенгалии праздник в честь Сарасвати, богини красноречия и знания, создательницы санскрита и алфавита деванагари, покровительницы искусств[25]. Обычно она изображается белоснежной прекрасной женщиной с полумесяцем на челе, стоящей или сидящей на цветке лотоса, и с национальным музыкальным инструментом — виной в руках.
Именно такое изображение Сарасвати из папье-маше и дерева было выставлено на площадях и улицах, в злах общественных и государственных учреждений, в комнатах студенческих общежитий и в скромных жилищах индийцев.
В общежитии сельскохозяйственного колледжа в Бхубанешваре изящную, щедро украшенную богиню можно было увидеть не только в центральном зале, но и в студенческих комнатах. К ногам ее учащиеся положили медный поднос со всеми ритуальными принадлежностями и стопку книг, чтобы Сарасвати не забыла принести им счастье на экзамене, успех в учебе.
Утром занятий в колледже не было (каникулы в честь Сарасватипуджи), однако в здании его и особенно в общежитии царило необыкновенное оживление. Очень немногие склонились в молитве, остальные же пели, слушали музыку, танцевали и угощали друг друга сладостями.
Случилось так, что на другой день я уехала в Калькутту. Самолет прилетел из Бхубанешвара около 5–6 часов вечера, и пробраться к центру оказалось немыслимым. Создавалось впечатление, что весь город вышел на улицу. Возбужденные, весело настроенные люди двигались пешком, на велосипедах, на тонгах, рикшах, наконец, на грузовиках. Калькутту оглушали звуки игравших вразнобой многочисленных оркестров, главным образом самодеятельных, состоявших из барабанщиков и ударников. А над всей этой человеческой лавиной (в основном это была молодежь), царственно покачиваясь, плыли белоснежные красавицы. Процессия направлялась к реке Хугли, чтобы с наступлением темноты, совершив в последний раз пуджу, опустить на дно тысячи богинь Сарасвати.
На Юге Индии функции покровителя знания у Сарасвати узурпировал Ганеша. В октябре хайдарабадские студенты так же весело и с таким же размахом, как бхубанешварские или калькуттские, «чтили» своего покровителя— толстого симпатичного божка.
Молодежь отмечает и многие другие религиозные праздники. Но наблюдая за нею в дни холи[26], душеры. дургапуджи, онама, я не замечала никакого религиозного фанатизма. Ее участие в подобного рода фестивалях есть своеобразная дань традиции. Идеалы религии потеряли для большинства молодых людей былую привлекательность. Сейчас юношество находится в состоянии неопределенности, идейного поиска, пытается решить для себя вопрос об отношении к традициям и идеалам ново-го времени.
Традиция или модернизм. Проблема взаимосвязи современных тенденций общественного развития и традиций прошлого является животрепещущей, актуальной для Индии, как, впрочем, и для других стран, недавно завоевавших политический суверенитет.
В том виде, какой эта проблема приобрела в настоящее время, она возникла, по существу, несколько десятилетий назад, в период национально-освободительной борьбы. Уже тогда в общественном мнении определилось два прямо противоположных течения. Для сторонников одного из них — «модернистов» путь к возрождению страны был в отказе от традиций прошлого и принятии современного образа жизни, который ассоциировался у них с буржуазным строем, с западным образованием и культурой.
Защитники противоположной точки зрения, так называемые традиционалисты или возрожденцы, напротив, отвергали все современное, обращая свои взоры к древности, к национальному наследию. Сегодня в Индии оба этих идеологических кредо наиболее полно выражены в программах крайне прозападной «Сватантры» и национал-шовинистической «Джан сангх». Самая зрелая (идейно и политически) часть индийской молодежи возражает против такого противопоставления традиции и модернизма.
В 1967 году я была приглашена на сессию Индийского философского конгресса в Варанаси. Сессии этой организации индийских академических философов — профессоров и преподавателей университетов и колледжей ежегодно, начиная с 1925 года[27], проводятся в различных университетах страны, причем в работе их участвуют местные студенты и аспиранты.
В этот раз темой одного из двух симпозиумов была «Традиция и модернизм». Обсуждались два доклада, отразившие противоположные точки зрения. Автор первого из них, Шринивас Диксит (Раджарамский колледж в Колхапуре), отрекомендовался противником модернизма и «сторонником традиционных ценностей». В его понимании модернизм представляет собой совокупность следующих десяти ценностей: «человеческого достоинства, гуманизма, демократии как образа жизни, секуляризма, социализма, рационализма, или научного подхода, прогресса, свободы, равенства и братства». По его мнению, большинство этих ценностей не имеет смысла, а если в некоторых и есть какой-то смысл, то он «уже воплощен в индийской традиции». Так, человеческое достоинство, гуманизм и демократия могут быть сведены к индийскому принципу ахимсы. Секуляризм (в положительном значении слова) нашел уже свое выражение в понятии мокши. Социалистический принцип экономического равенства понимается Ш. Дикситом как требование бездельниками и лентяями не заслуженной ими доли в национальном доходе. В заключение он призывал «не заниматься современностью, сконцентрировать усилия на возрождении традиционных ценностей».
Второй доклад выгодно отличался от первого высоким теоретическим уровнем и трезвостью мысли его автора, молодого преподавателя С. Н. Гангули из центра по изучению философии Вишва Бхарати в Шантиникетоне (Западная Бенгалия). Главная идея молодого ученого сводилась к тому, что традиция и модернизм органически взаимосвязанны, поскольку суть последнего состоит «в модификации существующих традиций и создании возможностей для появления новых и лучших традиций». Модернизм не отрицает всего прошлого, а продолжает его, но в новых, современных представлениях. Так называемый конфликт между традицией и модернизмом — мнимый и возникает нередко в результате смешения понятий «традиция» и «институт». Устаревшие институты действительно часто находятся в конфликте с временем, препятствуя развитию общества.
Кроме того, порой за модернизм принимают то, что на самом деле им не является. С. Н. Гангули постарался раскрыть это положение на примере сегодняшней Индии, которая переживает, как он выразился, культурный кризис почти беспрецедентных размеров. В планировании, строительстве, промышленности, образовании — повсюду царит страшный хаос. Многие полагают, что все это вызвано столкновением между старыми традициями и тенденциями современного развития. Но причина кроется в другом — в полном забвении первых, в намеренной подмене истинной модернизации, которая