Антон Дьяченко
Когда я услышал этот альбом, то подумал, что нас закроют. Но я разработал схему обороны на тот случай, если нами заинтересуется товарищ майор. В то время как раз было послание президента, где он сделал отдельный акцент на борьбе с коррупцией. И если что, я планировал отвечать, что песня «Время Х» соответствует посланию президента, постановлению партии и правительства. «Продажные суки» – это же про коррупционеров написано. Вы ведь тоже против коррупции? Но этот план не пригодился, никто меня никуда не вызывал и вопросов не задавал.
На презентации альбома в клубе Pipl LOUNA собрала полторы тысячи человек по билетам. Когда музыканты узнали о таких продажах, то испытали ни с чем не сравнимое чувство восторга. Да, они уже привыкли к тому, что группа имеет определенную популярность, но живые сборы – это ее наглядное свидетельство. Здесь слушатель голосует рублем. Теперь было понятно, что они поднялись до уровня топовых альтернативных команд и переплюнули сборы «Трактора», наконец, выйдя из его тени. Организаторам в регионах больше не надо было писать, что это проект участников TRACKTOR BOWLING. Все и так знали, что такое LOUNA. Они были уже полноценной, самостоятельной группой. Но в связи с ростом популярности обострились отношения с коллегами по альтернативной сцене. Вита с Лусей регулярно подкалывали, что они стали играть говнорок для непритязательной публики, которая ходит на концерты с полторашками пива.
Ксения Зацепина (PR-менеджер LOUNA 2009–2012 гг.)
В то время мы были на короткой ноге с менеджментом «Нашего радио». Я могла в любой момент позвонить программному директору Алексею Глазатову и решить какие-то вопросы. Они с самого начала показывали, что готовы к диалогу, и мы тоже старались максимально идти навстречу. Например, мы дали Глазатову альбом «Время Х» еще в демках, чтобы он послушал и выбрал треки, которые можно поставить в эфир. Это были черновые записи, записанные на базе. Но он послушал и сказал, что не готов так воспринимать, надо все же дождаться финалки. И мы потом привезли ему уже готовую версию, но специальных радиоверсий не делали.
– У многих тогда начали припекать пуканы, – Вит задвигает неожиданный спич. – Причем самое обидное, что дерьмо внезапно полилось со стороны старой альтернативной тусовки. От людей, которых мы считали своими коллегами, друзьями, вместе с которыми я и Лу многое пережили и пуд соли съели в середине нулевых. Бурзик еще не сменил первого клоуна в Little Big, а с концертами у Jane Air было все хуже и хуже. Он стал писать какие-то колкости под моими твитами, а я тогда еще был не очень прошаренным в новых интернет-трендах и не совсем понимал, что такое троллинг. Поэтому отвечал очень пламенно и пылко, защищая свою искреннюю позицию. К примеру, я дико недоумевал, почему мне предъявляет в плане текстов чувак, у которого у самого тексты просто ужасные. Если бы это мне говорили поэты, которых есть за что уважать, типа Румянцева, Никонова или Растича, то я бы, конечно, принял к сведению их замечания, но у них хватает ума этого не делать. Я не понимал и не понимаю до сих пор, почему эти «прогрессивные музыканты» называют нашу публику «говнарями с полторашкой», в то время как именно аудитория концертов «Психеи», Jane Air и прочих питерских коллективов, в отличие московских, всегда славилась наибольшей концентрацией неадекватного пьяного быдла на квадратный метр. А когда Бурза мне стал втирать про «тру» и «не тру», я напомнил ему, как они, прикрывшись придуманной болезнью, слили свой запланированный гастрольный тур. Просто чтобы вместе со «Слотом» и другими группами поездить в хорошо оплачиваемой избирательной кампании за Медведева в 2008-м году. К слову, мы в TRACKTOR BOWLING были тогда чуть ли не единственными музыкантами, кто отверг это предложение, хотя сами еле сводили концы с концами. Остальные же кинули своих поклонников ради бабла. Его это, видимо, задело, и он стал меньше меня цеплять. А может, уже устроился в Little Big штатным клоуном. У них как раз росла популярность благодаря таланту их лидера Ильи Прусикина. Эти интернет-баталии осложнялись еще тем, что в комменты к каждому твиту налетала вся питерская туса. Все активно поддерживали его троллинг, и получалось, что я рубился один против этой своры. Но больше всего меня высаживало, что они все были друг за друга, а за меня никто из группы не впрягался, хотя набросы были на всю команду и наше творчество. Чуваки говорили, что я как ребенок реагирую на очевидные провокации и зря вписываюсь в Твиттер-войнушки. Делаю бесплатный пиар позабытым неудачникам, чего, собственно, те и добиваются. Но когда кто-то задевал их собственное самолюбие в комментах под постами в их личных аккаунтах, то сами они реагировали мама не горюй. В этом проявились двойные стандарты и скрытые истинные черты окружающих меня людей, и это жутко разочаровывало.
Усилились напряги и внутри группы TRACKTOR BOWLING. Кондрат с Проффессором обвиняли басиста и вокалистку в том, что они все силы отдают «Луне», вместо того чтобы продвигать родную команду. Возникали резонные вопросы, почему «Наше радио» берет в ротацию один за другим треки группы LOUNA, а песни «Трактора» остаются без внимания? Хотя там тоже были отличные произведения, которые смогли бы хорошо вписаться в эфирную сетку радиостанции. Уверения, что диски «Трактора» они тоже относили на «Наше», понимания среди коллег не находили.
Во сколько мы прибываем в Ижевск, неизвестно. Ясно только, что уже поздно. Нас встречают молодые, симпатичные ребята. Девушка и два парня, организаторы завтрашнего концерта. Позитив встречающих несколько диссонирует с состоянием встречаемых пассажиров. Чего уж там, большая часть команды сильно пьяна. Когда Андрей Бока насчитывает нужное количество тел и сумок, выгруженных из вагона, группа гуськом отправляется к ожидающему на парковке автобусу. С трудом докатив свои чемоданы до белого «Спринтера», музыканты и техники рассаживаются по местам. Все, кроме Понкратьева, который уже в режиме. Сергей как встал в проходе за водителем, так и стоит там весь путь до гостиницы в темных очках и с плеером в ушах. Его даже особенно никто не просит сесть. Все знают, что если у него режим, то разговоры бесполезны. Лучше оставить его в покое, пока он не начал усугублять ситуацию.
Нас заселяют в приличную гостиницу с аккуратными чистыми номерами. Мы сразу между собой договариваемся скинуть шмот и встретиться в ресторане, чтобы поужинать. Борщ, салаты, пивко, водочка – официантка приносит блюда быстро и четко, не то что ее коллеги из поезда. Понкратьев настолько пьян, что едва может сидеть. Из последних сил он заказывает себе стейк рибай и падает на диванчик в ожидании пищи.
– Смотрите, это важно, – Рубен держит в руках монету, с одной стороны которой написано «пить», а с другой «не пить». – Наступает момент истины.
Он подкидывает монету. Все замирают в ожидании вердикта судьбы. Монета показывает «не пить», вызвая протяжный возглас разочарования. Раздаются мнения, что с ней что-то не так, или что процедура была нарушена. Решаем обнулить этот результат. Рубен повторяет действие. Маленький медный диск делает несколько оборотов в воздухе и снова приземляется на его ладонь. Опять «не пить». Да что же это такое! Тут явно что-то нечисто. Очевидно же, что проклятая монета не откалибрована! Надо быстрее бросать, пока все не пропало! И гитарист в третий раз подбрасывает монету. На этот раз удачно.
Глава 8
В светлом зале гостиничного ресторана у шведского стола стоит несколько девушек лет шестнадцати в одинаковых спортивных костюмах черного цвета. Несмотря на широкий ассортимент предлагаемых блюд, они берут только овощи, фрукты и еще что-то по мелочи. Спортсменки. Справа за столом сидят Рубен и Панк. Ничего в их виде не говорит о том, что вчера был капитальный залив под крышку. Обычные парни, по-утреннему растрепанные и слегка опухшие после сна. Я накладываю в тарелку омлет, пару сосисок, наливаю апельсинового сока и присаживаюсь рядом. Не могу сказать, что меня мучает похмелье. Скорее это усталость. Организм всю ночь отчаянно переваривал, расщеплял и фильтровал принятый с вечера алкоголь. Эта работа требует значительных затрат энергии и влаги. Да, сушняк приличный.
Приходит Вит. С распущенными волосами и в шортах он похож на футболиста, восстанавливающегося после травмы. Обе ноги его были проклеены черным эластичным пластырем. Это кинезиотейпирование, специальный укрепляющий бандаж. Поперек под коленями, вертикальной полосой по икре и внизу около стопы. Одну ногу он лечит еще с лета, а вторую повредил на первом концерте тура в Нижнем.
– Блин, у меня вчера сработал телепорт, – Вит садится четвертым к нам за стол. – Помню, сидели в вагоне-ресторане, говорили про «Время Х», а потом я проснулся уже в номере в четыре утра. Походил, походил и опять лег. Похоже, что я все-таки пережег. Долбаный ящик Пандоры. Кстати, наша песня «Ящик Пандоры» как раз про это. Не помню, говорил вчера или нет. Она про то, что раньше люди жили в гармонии с природой, потребляя растительные наркотики. Шаманство, все такое. Они умели общаться с землей, огнем, водой и ветром, а потом в какой-то момент открыли для себя алкашку, и все это грубо вытеснило старые принципы развития. Я написал этот текст под впечатлением от книг «Пища богов» Теренса Маккены и «Штурмуя небеса» Стивенса Джея. Мне их давным-давно посоветовал Саша Растич. Они о том, как растительные наркотики влияли на эволюцию человечества. Музыка трека мне показалась довольно эзотерической, и родилась идея написать текст за лигалайз. Параллельно я еще сочинял текст про погибших рок-звезд, и там хорошо вклинилась фраза «штурмуя небеса». Пришлось название «Штурмуя небеса» оставить для той песни, а трек про наркотики назвать «Ящик Пандоры». Потом мы многократно сталкивались с тем, что люди неправильно трактуют текст песни «Штурмуя небеса». Там написано про печально известный «Клуб 27» и, по сути, тоже про наркотики, а сейчас ее подкладывают под любой видеоряд – от посвящений погибшим мотоциклистам, «Небесной сотне» и вплоть до войны на Донбассе, совершенно не понимая, что текст совсем не про это.