Когда настала очередь Вита, он подошел к микрофону и сказал: «Я думаю, что рок – это по-любому лучше, чем то, что сейчас будет происходить где-то в центре или в других местах. Потому что рок – это музыка правды. Музыка честная. Она всегда была такой, а в России особенно. Рок победит!» На финальной фразе басист по-чегеваровски поднял кулак вверх.
Ксения Зацепина (PR-менеджер LOUNA 2009–2012 гг.)
Когда мы обсуждали участие в этом мероприятии, я была категорически против. Я понимала, что даже при том, что акция согласована, никто не мог гарантировать, чем это все закончится. Тупо могли подъехать автозаки, и артистов забрали бы прямо со сцены. В нашей стране возможно все. Но меня не послушали. У меня к тому времени уже накопилась довольно сильная усталость от коллектива, и я понимала, что дальше мы с группой работать вряд ли будем. Но также я понимала, что если я не поеду на это мероприятие, то с моей стороны это будет крайне непрофессионально. Там будет вся пресса, и даже если бы они потом все переврали, то я бы видела все своими глазами и знала, что было на самом деле. Например, если бы музыкантов повязали, то все стали бы звонить мне, и я бы могла говорить честно. У меня есть такая особенность, что я очень не люблю силовиков, будь то военные или полиция. А их там было много, и я чувствовала себя дико некомфортно. И было вдвойне обидно, когда пошел дождь и люди ушли от сцены. Единственный плюс я видела в том, что группа получит новую аудиторию и дополнительно засветится в медиа, но не было и этого. Тогда я поняла, что это был как кивок сверху, что я была права, и все мои «против» были намного важнее этого маленького «за».
На сцене по очереди стали выступать команды, «Луну» поставили в самый конец. С одной стороны, было почетно оказаться в конце программы, но с другой – народ пришел сюда не музыку слушать. Они были сплочены идеей, и рок-музыка стала скорее бонусом. Для кого-то – приятным, для кого-то – не очень. А потом пошел дождь, который к моменту выхода на сцену группы LOUNA стал просто тропическим ливнем. Второй день подряд они выступали в условиях муссонов.
– Все мои мечты вонзить рок на баррикадах были смыты дождем, – продолжает Вит. – Из этой стотысячной толпы у сцены осталось ряда три и еще немного людей, которые спрятались под козырьками домов. Омоновцев было больше, чем зрителей. Мы, конечно, рубанули, но настроение было уже не то.
– До этого дня у меня были очень оппозиционные настроения, – говорит Леня Кинзбурский. – Я тогда переживал период взросления и просто кипел из-за несправедливости в обществе, нечестных выборов и всего этого. Но когда мы приехали на этот митинг, то было такое чувство… Знаешь, когда ты не можешь этого доказать, но на сто процентов уверен, что это все полная херня. Все эти люди… Неискренность.
– Меня так волновала политическая составляющая, что я не обращала внимания ни на что другое, – добавляет Лу. – Это было важно и ответственно. Мы участвовали в мероприятии, где на сцене крупно было написано «Россия без Путина». Сомнений выступать или нет не было. Они появились, к сожалению, в самой оппозиции, когда мы увидели, как это все происходит. Навального арестовали и никто толком ничего сказать не мог. Был Верзилов, который двух слов связать не может, Чирикова, которая по бумажке читала чужой текст, и куча левого народа, который что-то жужжал. Приехал Немцов, щщами посветил, пофотался и уехал. Что это вообще такое было?
– Я несколько идеализировал и романтизировал свои представления о нашей оппозиции, – говорит Вит. – До тех пор, как впервые лично не столкнулся с ней вживую. Я ожидал увидеть решительных, красивых, молодых людей с горящими глазами и пламенными речами в стиле Че Гевары. Но на бекстейдже митинга увидел только сборище каких-то мутных кузьмичей с бегающими глазками, которые нервно шушукались по кучкам, а потом толкали толпе какие-то шаблонные лозунги и невнятные речи по бумажке. Наше присутствие за кулисами этого митинга сильно изменило мое мнение об оппозиции и разрушило многие прежние идеалы. После этого выступления мы для себя решили больше не принимать участия ни в каких мероприятиях, связанных с какими-то партиями или политическими движениями. Мы в группе все разные, и у нас взгляды не во всем сходятся. Поэтому в дальнейшем подобные предложения мы стали сливать.
Этим летом в фестивальном графике группы LOUNA впервые появилась убойная связка из двух ивентов: «Мото-Малоярославец» и «Доброфест». Причем проходили они в одни и те же выходные (сначала Малый, потом Добрик), и так продолжалось несколько лет подряд. Схема прохождения квеста такова, что сперва группа едет в Малоярославец на Медвежий луг, играет там и потом всю ночь пилит на автобусе до Ярославля, чтобы успеть на чек и выступление на аэродроме «Левцово».
– Вторым треком мы играли «Бойцовский клуб», и под эту песню в толпе кому-то бошку разбили, – продолжает Луся. – Там правые чуваки что-то не поделили. Нам со сцены было видно, что там какой-то замес, а позже мы узнали, что челу голову пробили и что его увезли на скорой. Но для этого фестиваля это нормальное явление. Не удивлюсь, если через несколько часов эти люди могли уже вместе пить и не обламываться.
– Там странная тема была. Со сцены проповедовал православный активист Юрий Агещев, – говорит Вит. – Он все время за скрепы задвигал. Летал на воздушном шаре и крестил фестивальное поле, полное упоротого народа. Через пару лет, когда пошла волна православной борьбы против рок-групп, он писал про «Луну», что мы сатанисты.
– Мотомалый – удивительный фестиваль, – продолжает вокалистка. – Там полная анархия. Нас кормили техники своей едой, а о соблюдении графика и речи быть не могло. Вместо одиннадцати вечера группы могли выйти на сцену в четыре утра. Причем из года в год ничего не меняется. Постоянный бардак. Но Саша Кисель, организатор, этого искренне не понимал.
До «Доброфеста» от Малоярославца ехать часов шесть. Можно себе представить состояние, в котором музыканты доезжают до площадки. Провести всю ночь в маршрутке – удовольствие не очень большое. «Доброфест», как впрочем и любой другой фестиваль, бывает двух видов. Мокрый и сухой. В этот раз «Добрик» был сухим, что скрашивало картину.
– У меня какая-то аллергия на роже высыпала, – рассказывает Лу. – То ли на воду, то ли на эко-умывалки в отеле. Мне через несколько часов на сцену выходить, а у меня щщи багровые. Супрастина две штуки фиганула, но лучше не стало. Мне сказали, что в гостиницу приехал Илья Черт, а у него всегда полно всяких восточных мазей. Я с ним еще не была знакома, толком даже не виделись. Спустилась в лобби и вижу, Илюша идет. И мы просто подошли друг к другу и обнялись, как будто двадцать лет знакомы. Это было очень мило. Пошли к нему в номер и стали искать эти мази. К концу дня все сошло.
Андрей Медведев
Несмотря на то, что у нас был саундчек, когда мы вышли на сцену, в мониторы не приходил Лусин вокал. Я в запаре носился по сцене, пытаясь решить проблему, и тут ко мне подошел некий человек с планшетом и спрашивает: «Ну что, мы тут будем вола чпокать или играть? Какого хрена не начинаете?» Я жестко послал его и стал дальше заниматься своими делами. Оказалось, что это был Данила Петровский, директор группы «Пилот» и один из организаторов фестиваля. Только через несколько лет, на юбилее «Пилота», мы с ним поговорили об этом. Он сказал, что в принципе я был прав, что рубился за группу, но посылать его не следовало. Я с ним согласился, мы пожали руки и закрыли вопрос.
Выступление на «Нашествии» должно было стать особым. К этому времени они плотно завязались с компанией C.A.T. по организации концертов, и те вкладывались в шоу группы. Расчет Андрея Матвеева, директора компании, был очевидным. Чем выгоднее LOUNA будет выглядеть на главном рок-фестивале, тем проще будет потом собрать на них народ в любой точке страны.
– Об этом никто не знает, но есть интересная история, – Леня стоит в дверях купе и хитро улыбается, глядя на Рубена. – Рубен, давай расскажем.
– Мне кажется, я понимаю, о чем ты. Предыдущей зимой мы сводили альбом «Время Х» у Максима Самосвата, – начинает Рубен. – Я проводил с ним много времени, мы постоянно болтали за чайком. Он рассказывал мне, что и как работает в шоу-бизнесе. К тому времени он уже ушел из «Эпидемии», но застал период активного роста группы. Он сказал, что было бы неплохо, если бы нами кто-то занялся. Макс свел нас со своим другом и бывшим директором «Эпидемии» Сашей Овчинниковым, который работал в компании С.А.Т. у Андрея Матвеева. И мы с Леней втихаря поехали к Овчинникову.
– Мы спрашивали, почему наша группа так мало ездит в туры, почему то, почему это. Может, если мы будем с ними работать, то у нас будет все сильно лучше? – продолжает Леонид. – Они занимались группой «Король и Шут» и Земфирой. И они делали 360 градусов. Это было модно тогда. Когда одна компания делает и пиар, и организовывает концерты, и все остальное.
– Весной Макс перезвонил мне и сказал, что Матвеев готов общаться. Спрашивал, кто у нас старший, чтобы с ним связаться.
– Когда Антон прислал всем письмо о возможном сотрудничестве с С.А.Т., то мы с Рубеном сделали вид, что не в курсе.
– А почему вы не сказали никому? – спрашивает Вит.
– Дело в том, что мы же изначально ехали договариваться, чтобы С.А.Т. были вместо Антона, – продолжает Леня. – А Овчинников придумал, как сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. И мы с Рубеном это скрывали вплоть до этого самого момента. Все же это неудобная тема. Нам тогда дико не нравилось, что Антон постоянно прицепляет «Луну» к «Слоту». И эта история с TRACKTOR BOWLING. Нас не устраивало, что он пытался и тем, и тем угодить. Мы хотели, чтобы у нас был директор, которому было бы плевать на все остальные группы. Который будет прорезать все. Как Базеев у LUMEN.
– TRACKTOR BOWLING тоже такого директора хотели, – парирует Вит. – Но это было невозможно. В тот момент существовало две группы, в которых мы с Лусей играли, и оптимальным вариантом был человек, который работал бы с обеими командами.