– График движения поломался где-то в середине тура или даже раньше, – подхватывает Вит. – Потому что мы стали ныть, что нас задолбали ночные переезды. Все группы как люди ночевали после концерта, а потом ехали утром. Мы же потные и вонючие тряслись всю ночь в вэне и только под утро могли помыться и лечь спать, когда под окнами уже начинали орать негры и мексикосы.
Специфика организации концертов в США такова, что каждая группа привозит свой бэклайн и пульт. В клубе есть только порталы и свет. Если играют три группы, значит должно быть три комплекта бэклайна. Сначала стоят кабинеты хэдлайнера, затем второй группы и дальше барахло тех, кто играет первыми. На этапе подготовки к туру Трэвис и Кронфельд договорились, что LOUNA будет использовать гитарные кабинеты второй группы разогрева Heaven’s Basement, а The Pretty Reckless разрешили им использовать свой пульт.
Если с аппаратом было кое-как понятно, то с транспортом оказалось все сложно. Трэвис арендовал вэн Chevrolet, в который просто не помещались все вещи. Купленная барабанная установка и арендованный гитарный кабинет заняли все багажное отделение. Чемоданы и рюкзаки артистов складывать было некуда. От мотеля до клуба Jack Rabbits они ехали, жутко матерясь, с сумками на коленях и на головах.
– Я думал, что еду на родину рок-н-ролла, покорять Америку, – рассказывает Сергей Понкратьев. – Более того, я себя чувствовал так, будто я уже ее покорил. А тут мы приехали в этот микроскопический клуб в Джексонвилле. Он был очень маленьким, человек на 50–70, и сценка была просто крошечная. Чем-то напомнил московский клуб Relax, только меньше и хуже. Туда поставили аппарат The Pretty Reckless, нашу барабанную установку, еще один комплект комбиков и все. Стоять было просто негде. Но самое серьезное впечатление было от того, как к клубу подъехали The Pretty Reckless. У них был просто огромный черный двухэтажный автобус. Причем новейшая модель, где сегмент со спальными местами выдвигался в сторону, и автобус становился еще больше. Открылась дверь, и вышли настоящие рок-звезды. Все в темных очках, максимально в образе. И их вид дичайшим образом диссонировал с этим обоссанным клубом.
– Это был полный провал, – продолжает Рубен. – Мы же привыкли скакать на сцене, а тут нельзя было даже пошевелиться. Иначе ты сразу что-то задевал.
– Я мог стоять с краю и только боком, потому что мне в лицо упиралась световая ферма хэдлайнеров, – добавляет Вит. – Мы приуныли и отыграли этот концерт на кислых щщах.
– На самом деле в России мы видели клубы и похуже, – говорит Луся. – Плюс все понимали, что это проходной концерт, который особо ничего не значит. Меня это все не испугало.
Гримерки в клубе Jack Rabbits не было, но был задний двор, где чуваки разматывали провода и готовили коммутацию для будущих концертов. Максим Кронфельд договорился, что Heaven’s Basement будут возить аппарат «Луны» в своем прицепе и позволят им играть на своих гитарных кабинетах, а москвичи помогут им разгружаться-загружаться, выставляться на сцене после своего сета и сворачивать манатки перед The Pretty Reckless. Порядок выступлений во всех городах тура был такой: LOUNA, Heaven’s Basement, The Pretty Reckless. В перерыве (change over) надо было успеть унести гитарный кабинет «Луны», все инструменты, шнуры и педали, убрать установку Кинзбурского, поставить барабаны Heaven’s Basement и подключить все микрофоны. В обычных условиях такие манипуляции занимают не меньше получаса. Здесь на все про все давалось пятнадцать минут. Работали в режиме пит-стопа «Формулы 1».
– Мы научились очень быстро работать и всегда укладывались в «ченджовер». В конце тура даже расслабились и стали прибухивать после своего сета, – рассказывает Вит. – Выходим такие косые уже: «Так, че тут, ща все сделаем». А они нас гонят. Мол, идите, сами без вас справимся.
– Вообще, если бы не Кронфельд, то мы бы там обосрались по полной, – добавляет Леня. – Он очень грамотно разруливал все технические вопросы, которых был миллион. За это ему огромное спасибо.
Маленький пятачок сцены был полностью заставлен аппаратом. Москвичи встали на крошечные свободные места и сыграли положенные шесть треков. Зрители их внимательно слушали, но не прыгали и вообще никак не обменивались энергией с артистами.
– Это был некий сюр, потому что мы привыкли играть на больших площадках, а теперь ездили по маленьким клубам, где автобус хэдлайнера в два раза больше этих самых клубов, – говорит Вит.
– В 2013 году у нас был, наверное, самый пик популярности, – продолжает Леня. – Мы быстро ворвались в русский шоу-бизнес, были в определенном тренде, и я не совру, если скажу, что некая звездочка у каждого из нас уже горела. Просто был очень резкий взлет у группы, и это было неизбежно. Мы привыкли, что в России конкуренции нормальной нет. Ты выходишь на сцену «Нашествия» после «Чижа» и «Пикника», которые еле дышат, и на их фоне выглядишь как Foo Fighters. Тут мы тоже решили, что круто сыграли для таких стесненных условий. Но после нас вышли Heaven’s Basement и так всадили! У них вокалист с бочки прыгал в зал на руки и при этом дико круто пел! Их уровень и наш – небо и земля. Эта группа дала нам мощный пинок под зад.
– Если парни выходили и играли те же самые аккорды, то мне надо было петь по-английски, – рассказывает Луся. – Плюс ко всему от местного воздуха и, может, от нервов у меня случился очень мощный отек слизистой и сел голос. Не то что петь, я дышать особо не могла. Через несколько дней все сошло, но в начале это было что-то. И отдельный ад был с текстами. На сцене ты работаешь исключительно мышечной памятью, не думая, какая строчка идет следом. А у меня нет никакой мышечной памяти на англоязычные треки. Я их никогда не пела. Разве что на студии, и то по кусочкам. Перед концертами мы с Трэвисом садились в вэн, запирались, включали песни и оттачивали каждый момент. Искали, за какие слова можно зацепиться и логически отталкиваться от этих моментов. «Бойцовский клуб» и «Штурмуя небеса» по-английски петь просто невозможно, там скороговорка. Для меня это было реально сложно вот так без репетиций взять и начать каждый день исполнять новые композиции на английском. Я несколько первых концертов пристреливалась, по новой учила и вникала в тексты. И так тур был сложный, постоянно чувствуешь себя не в своей тарелке, а еще и эти тексты. Это все стоило жутких усилий, а мы выступали перед мелкой аудиторией и с такими проблемами. И я постоянно разочаровывалась, была в постоянной депрессии, не могла даже отвлекаться на эту Америку. Только концертов через шесть я смогла расслабиться и петь уже спокойно. Даже шутила между песнями, и американцы круто реагировали, ржали. Говорила, что Сережа английского не знает и, если хотите с ним пообщаться, сразу наливайте водки, он поймет.
– Однажды я увидел на улице афишу нашего концерта, – вспоминает Рубен. – Там были написаны названия групп, и нигде не было указано, что LOUNA из России. Я понял, что организаторы и зрители не смотрели на нас как на диковинку, они воспринимали нас просто как рок-группу и оценивали творчество без ссылок на то, что мы из России. С одной стороны, это было удивительно, а с другой – очень приятно.
Первые несколько концертов чуваки списывали пассивность публики на то, что группа еще не вошла в колею. У них не было опыта выступлений на разогревах, на холодную публику. Но после очередного «мертвого» выступления они собрались в гримерке и честно признались сами себе в том, что проблема все-таки в них. Это не Россия, и тут тебя никто не будет любить просто за то, что ты есть. Здесь надо работать. Рубить так, чтобы отцам-основателям стало неуютно в своих могилах. Много интересных фишек они подсмотрели у Heaven’s Basement, что-то придумали сами. К пятому-шестому концерту гитаристы начали давать огня, независимо от условий, а Лу стала больше общаться с публикой, подзадоривать их во время треков, работать с ними. И американские слушатели оказались очень отзывчивыми. Если им говорят «Put your hands up in the air![6]», то они радостно поднимают руки и качают ими в такт музыке. Если говорят замутить серкл-пит, то они послушно его мутят. Таким образом, проведя соответствующую работу внутри коллектива, чувакам удалось быстро поднять уровень своего шоу до значений, приемлемых на родине рок-н-ролла.
– Мы поняли, что тут нельзя как России играть в полупьяном состоянии, – говорит Сергей. – Здесь надо херачить насмерть, чтобы людей качало. Любыми способами! Потому что они тут слушают музыку, и для них это важно. В какой-то момент мы стали всаживать круче, чем The Pretty Reckless и Heaven’s Basement. Они это понимали и чувствовали конкуренцию. Мы начали осознавать, что у нас реально что-то получается, причем в высококонкурентной среде. Это придавало диких бодряков и уверенности! Да, мы уставали жить и работать в таком темпе, но это была позитивная усталость.
– В одном городе после концерта вышла разгромная статья, – смеется Лу. – Там написали, что безумные русские и рок-н-ролльные британцы дико жгли, а хэдлайнеры, The Pretty Reckless, – говно всратое и никому не нужны. После этого The Pretty Reckless запретили нам использовать стробоскопы и еще пытались устанавливать какие-то ограничения на пульте, чтобы мы звучали тише. Но Кронфельд этот пульт знал лучше них и, естественно, все ограничения сразу снимал. Макс вообще молодец, делал все очень круто.
– Я уже говорил, что в начале, когда я только пришел в группу, у меня были большие проблемы с исполнительским мастерством, – продолжает Леня. – Но я очень много занимался с тех пор. Каждый день часов по пять. И в стране, где играют топовые музыканты, я чувствовал себя очень ровно. Понял, что теперь я умею играть на барабанах. У нас образовался свой барабанный кружок с Крисом из Heaven’s Basement и с Джейми из The Pretty Reckless. Показывали друг другу всякие прикольные штуки. Например, ни тот, ни другой не умели правильно настраивать барабанную установку, и я их учил. Мы круто скорефанились и очень много общались.