Автомобиль останавливается возле больших железных ворот, забывших, как выглядит краска. Наш водитель Володя Соколов строит на этой территории цех для своего производства. Он открывает ворота, и мы въезжаем в натуральную Припять. Здесь можно успешно снимать фильмы про постапокалипсис. Это территория бывшей кожевенной фабрики, но, судя по всему, последние шкуры тут обработали лет тридцать назад. С тех пор пространства зарастали кустами и деревьями, а здания разрушались, приобретая подходящую для рокеров фотогеничность. Мы останавливаемся около прямоугольной металлической конструкции красного цвета. Это огромный скелет будущего Володиного цеха, состоящий из стальных балок. Картина очень колоритная. Алексей принимается расставлять оборудование, а я отвожу в сторону Вита и Лу. Надо узнать их мнение на тему того, что рассказывали парни по дороге.
– Раньше мы все были заодно и даже выступали на площади Сахарова. С моей стороны это воспринималось так, что мы единомышленники, – рассказывает Вит, пока мы прогуливаемся по челябинской зоне отчуждения. – Когда Рубен писал нашу телегу с позицией по Украине, то это выглядело так, как будто он поддерживает это народное восстание, а потом он стал топить уже за другую сторону. Леня вообще говорил, что нам не надо в это вписываться. Сейчас уже понятно, что он был в чем-то прав, но тогда казалось, что необходимо высказываться. Тогда вообще было много эмоций. Я писал пламенные посты у себя на Facebook со словами поддержки украинским братьям. Вся страна пересралась, семьи распадались. У нас в группе личные разговоры уже сводились на нет, все споры были в переписках. Мне казалось, что они специально надо мной издевались. Ты вкладываешься душой во все, болеешь за дело… И с нашей с Лусей стороны в письмах были наиболее резкие высказывания, потому что мы чувствовали на себе груз ответственности за сказанное в песнях. Думаю, что в команде, где нет демократии, таких споров быть не могло. Если бы я был таким диктатором, как некоторые в группе про меня говорят, то я бы жестко объявил, что мы собираем вещи и едем на Майдан. А тем более, что мы с Лусей вдвоем, это еще больше вес. Но мы не могли идти против воли большинства. Единственное, что оставалось, это злиться, язвить, саркастировать. И все это развивалось на фоне проблем с Рубеном. Я уже перестал с ним разговаривать, верить ему. Раньше я даже разделял его коммунистические идеи, но чем больше общался с ним, тем больше понимал, что он обыкновенный популист и демагог. Постоянно говоря про коммунизм, он первым сливался от коллективных задач. Полное несоответствие слов, идеологии и действий. Атмосфера в группе разрушалась еще и от того, что Понкратьев вел себя как свинья, а Рубен его защищал. При этом я всегда считал и считаю, что Сергей больше всех дал группе в плане музыки, и в этом плане у меня к нему никаких претензий нет. Он за группу всем сердцем. Конечно, со своими извращенными рок-старовскими стереотипами, но он искренен. Хотя в те времена я дико раздражался от его пьяных отжигов. А к Рубену, помимо всех звоночков, что были раньше, была претензия, что он постоянно отмазывает Сережу своими популистскими псевдо-философскими разговорами. Он меня просто изводил логическими уловками, которые часто сами себе противоречили. Я тоже взрослый человек, может, не такой натасканный в философии и риторике, но я понимал, что это все полный гон. Особенно на фоне его собственного поведения и черт характера. Ладно, если бы он был Юрий Гагарин или стахановец труда, что не придерешься. А он являет собой пример типичного зажравшегося коммуниста, который говорит одно, а делает другое. Тогда же до нас стало доходить от многочисленных друзей, что он показывает наши переписки своим корешам в «Тоннах», жалуется по пьяни. Вообще он единственный человек из группы, кто хранит архив всех компрометирующих фоток, все адские переписки и всю грязь. И я более чем уверен, что при первом же подходящем для него моменте он готов вывалить все грязное белье группы на публику. И от понимания этого не то что дела с ним не хочется иметь, но даже словом перекинуться.
– Я в эти конфликты вообще не лезла, – говорит Лу, когда Вит завершает свой спич. – И меньше всего мне хотелось высказываться на тему Украины. Тогда вообще все друг другу наговорили очень много. Все посрались. У меня такое ощущение, что в России люди просто ждали этот конфликт, чтобы развязать языки и начать поливать направо и налево. Нужен был новый враг. Я поучаствовала в этих наших почтовых войнах, а потом поняла, что это бессмысленно. Если Рубен, например, врубается с политической точки зрения, то Понкратьев вообще ничего не понимает, но громко орет. И мне вся эта история испортила радость беременности, я очень много нервничала. Постоянно прилетала какая-то херня, о которой я вообще не хотела знать. Хотелось на Марс улететь от всего этого. А мне даже пить нельзя было, чтобы хоть как-то отвлечься. Я бы хотела ходить по магазинам и выбирать детскую одежку, а мне звонили журналисты: «Что вы думаете по этому поводу?» Да я ничего не думаю, я блюю сейчас! А если я скажу, то что-то изменится? Дядя Вова сразу отзовет танки? Я не политик, я музыкант и в песнях все сказала. Непонятно? Иди, еще раз послушай!
На улице всего плюс пять градусов, но в кадре музыканты должны стоять в легких куртках. Леша Ереклинцев старается работать максимально быстро, пока москвичи позируют на фоне стальной геометрии. Он мечется между осветительными приборами, подбегает к музыкантам, двигает их, возвращается к фотоаппарату, делает снимок и снова повторяет алгоритм перемещений. Шапочка, очки, всклокоченная борода – он напоминает безумного профессора на пороге важного открытия. Результат этой фотосессии можно видеть в оформлении альбома «Полюса» и на афишах соответствующего тура. Чтобы долго не морозить артистов, Алексей объявляет перерыв. Чуваки прыгают в машины, которые стоят тут же с включенным двигателями. Я снова сажусь с парнями в «Крузак».
– Еще летом 2014-го я очень жестко посрался с Витей, когда Сергей Красный начал с нами работать техником, – рассказывает Леонид. – У меня с Красным сперва не сложилось. Он стал меня подкалывать, какие-то жесткие шутки отпускать. Я этого не понимал и дико напрягался. Мне вообще тогда было не до шуток, я каждый день был в стрессе из-за всех этих срачей и реагировал неадекватно. Мы возвращались после «Нашествия» на базу, а технический персонал приехал раньше. Они заклеили мне черным скотчем дворники и на правой стороне машины написали «Х*Й». Сейчас это смешно вспоминать, а тогда я был не в себе. Мы еще по пути повздорили опять с чуваками. В ужасном настроении я сел в машину и поехал домой. Мне всю дорогу сигналили из соседних автомобилей, ржали. Приезжаю дико злой и вижу эту надпись в полмашины. А я только-только купил белый VW Golf GTI. У меня такой адреналин шибанул, злость максимальная! Бывает юмор, когда всем смешно, а есть издевательства. Такого в свой адрес я не терплю. Я никак не мог до Красного дозвониться, и у меня уже просто белка началась. Тогда я написал ультимативное письмо чувакам, что не могу больше с ним работать. Либо мы его уволим, либо я ему при встрече сломаю лицо и он все равно с нами работать не будет. У меня тогда было состояние примерно такое, как у Виталика, когда он писал письмо про Майдан. Но в почте-то непонятно, что я на взводе. Рубен и Сережа мне ответили что-то вроде: «Чувак, не горячись, все можно решить». А потом пишет Витя: «Теперь ты понимаешь, каково быть на моем месте?» Я тогда взбесился еще больше. Он каждую неделю устраивал скандалы по всякой херне, а я единственный раз за всю историю группы потерял контроль. Тогда я в невменяемом состоянии просто послал его. Он мне еще ответил что-то вроде: «Смотри, докукарекаешься». После этого мы с ним перестали вообще разговаривать, даже не здоровались при встрече. С парнями он уже и до этого не общался, и я оставался единственным связующим звеном, которое теперь разрушилось. Два белочника в одной группе – это очень много. Причем с Красным мы все разрулили. Он признал, что был не прав, я признал, что вспылил, и мы пожали друг другу руки. Потом пришло письмо от Вити, где он сказал, что в связи с тем, что последний адекватный человек в группе тоже стал мудаком, нам надо сделать собрание. Мы встретились у Антона дома. Вит пришел один, без Луси. Это был уже август, мы отыграли последний концерт на «Кубане» и отпустили ее в декретный отпуск. Он был спокоен, было видно, что ему эти войны тоже надоели. Я сразу взял слово. Сказал, что реально был не прав и извинился перед Витей, что послал его. А я действительно уже раскаивался, считая, что такое в коллективе неприемлемо. В ответ я ожидал, что он тоже извинится, за то, что нас всех послал еще полгода назад. Но нет, он извинился только перед Антоном, который тоже был в той переписке. Мне он тогда ничего не говорил, основные претензии были к Сереже и к Рубену. Смысл его спича заключался в том, что либо будет, как он скажет, либо они с Лусей ищут других музыкантов. Никто такого поворота не ожидал. И еще он сказал, что отныне в группе сухой закон. Никто не пьет, ездим на гастроли тихо-спокойно, никаких рок-н-роллов. Тут я был только за. Меня эти пьянки самого уже достали.
Сергей (Красный) Алексеев (технический директор LOUNA 2013–2017 гг.)
Когда я пришел в «Луну», то, как и любой человек в новом коллективе, чувствовал себя немного скованно. Но я увидел, что здесь все максимально расслаблены, постоянно шутят, подкалывают друг друга, и постепенно расслабился, тоже стал прикалываться. У нас в прокате есть такая вещь, как «гафа» – гофрированный черный скотч. Он выручает в любой ситуации и, соответственно, является постоянным инструментом для приколов. Заклеить глаза пьяному, связать ноги и так далее. Мы с Кронфельдом оба работали в прокате и мыслили одинаково. Естественно, если бы я знал, что Леня так отреагирует, то я бы этого делать не стал. И потом я не отвечал на его звонки, потому что у меня было совещание с прокатом по какому-то важному мероприятию. Я даже представить не мог, что, пока я не брал трубку, там такие баталии между участниками группы разворачивались. Я потом ему перезвонил, и он мне наговорил очень много лишнего. Позже, когда мы встретились, у меня было такое настроение, что если все так плохо, то я могу уйти из группы. На тот момент я еще воспринимал «Луну» как подработку и легко мог с ними расстаться. Но в итоге мы все спокойно обсудили и проехали эту тему.