– На той встрече Виталик говорил, что они с Лусей эту группу придумали и хотят, чтобы она развивалась определенным образом, – продолжает тему Рубен. – Наш аргумент был такой, что они-то ее придумали, но у них были совсем другие песни. «Армагеддон», «Сожженная заживо» и так далее. Стрельнула группа с тем, что мы уже вместе делали, а это отличалось от того, что было. Все-таки это общий успех. Он пошел на компромисс, чтобы никого не увольнять, но, как любой человек диктаторского плана, потребовал некую сакральную жертву. Он всегда и во всем искал виноватых. Кто угодно, только не он. И вот тут все эти Сережины выходки и всплыли. Мол, вот же, что ухудшает климат в группе и разрушает химию, портит имидж и ведет к внутренним конфликтам. Не его загоны и эгоизм, а Сережины пьяные перформансы. Значит, надо вводить сухой закон. Хотя этот закон не работал. Все просто ходили и по своим комнатам гремели бутылками. Мы потом вышли от Антона, и я сказал, что если не воевать за свое право что-то решать в жизни группы, то мы всегда будем плясать под его дудку. Но парни ответили, что сейчас лучше его оставить в покое. У него ребенок скоро должен был родиться, и ему надо было еще успеть сделать ремонт в новой квартире. Я согласился, потому что знал, что такое рождение ребенка. Решил, что пусть пока будет так, а там посмотрим.
– До этого собрания мы толком и не общались, только собачились в письмах. А там никакого конструктива не было, – рассказывает Сергей. – Виталик писал пятиэтажные письма, потом шли ответки, и читать это было просто невозможно. Луся тогда старалась не участвовать в этих срачах, и ему было в два раза сложнее с нами. И вот мы решили собраться, все обсудить. Он был готов к удару и парировал каждый наш аргумент. А мы втроем к такому раскладу готовы не были. Вспоминая этот разговор я понимаю, что Витя тогда был больше прав, чем не прав. У него была не белка, а прагматичность с точки зрения продвижения группы вперед. Мы считали, что группа – это полный рок-н-ролл и хаос, из которого должна музыка рождаться, а он уже подходил с точки зрения менеджера, который должен организовать структуру для того, чтобы все это работало. И потом стало понятно, что лучше так, как он говорит, чем этот хаос. Кто-то в итоге должен отвечать за все это. Демократия хороша до определенной степени, но когда это касается ключевых моментов, решение должен принимать ответственный человек. А поскольку Витя занимался всей этой административной работой и он же был инициатором создания группы, то логично, что таким человеком должен был стать он. Но при всех его заслугах нельзя не признавать, что успех группы LOUNA – это коллективный труд. С точки зрения музыки и продакшна. Да, он сделал много как менеджер, но он и много навредил своим гиперконтролем. И многие терки до сих пор существуют именно из-за этого гиперконтроля. Но у каждого в группе есть какие-то загоны и негативные стороны. Вот у него такой, у меня другой. Рубен там включил такой режим, что надо бороться. А я понимал, что Виталик настроен достаточно агрессивно, и если мы будем включать революцию, то все это закончится очень плохо, и группа распадется. Он на этой встрече говорил, что если мы такие, то он уйдет из группы, а с ним уйдет и Луся, и мы ничего не сможем сделать. Ну, или нас уволит и найдет других музыкантов. У меня сложилось четкое понимание, что надо искать способы взаимодействия. Если мы уже не были друзьями, а мы действительно были на грани того, что мы скорее враги, то надо быть хотя бы коллегами, чтобы как-то дальше вместе работать. И Леня со мной согласился. Остановились на том, что в группе вводится сухой закон и мы соблюдаем дистанцию. По сути, на этом собрании мы не решили ничего, но хотя бы поговорили о том, кто чего хочет. Впервые за долгое время.
У Володи в машине оказалась бутылка «Джеймсона», и, чтобы согреться, мы по очереди стали прикладываемся к темно-зеленому горлышку. Горький напиток без сопротивления проскакивает по пищеводу, мягко ложась на вчерашние дрожжи. Я чувствую, как кровь несет его по сосудам, прогревая конечности. Мы выходим из тачки и передаем бутылку Лусе с Витом, которые сидят в машине у Леши. Отсняв нужные планы возле железного прямоугольного скелета, мы идем искать новую локацию. У Ереклинцева возникла идея сделать несколько кадров в заброшенном цеху кожевенной фабрики. Все идут в сторону цеха, а я чуток притормаживаю вокалистку и басиста, чтобы немного отстать от общей компании.
– Тогда были реально два лагеря, трое на двоих, – рассказывает Вит, пока мы идем до разрушенного здания. – И на собрании у Антона я сказал, что при таких раскладах не вижу перед собой моральных ограничений, чтобы послать всех и взять новых музыкантов. Так хоть можно будет делать музыку в нормальной обстановке, для чего мы с Лу и создали эту группу изначально. Несмотря на то, что я волновался, когда говорил, внутри я ощущал тотальное спокойствие и облегчение. И это был никакой не блеф и не шантаж. Я могу с полной ответственностью сказать, что той нагрузки, что есть у меня в группе, нет ни у кого из остальных музыкантов и близко. И то, что чуваки объединились в один лагерь против меня, казалось очень обидным и обескураживающе разочаровывающим. Когда и Леня скипнул, то я осознал, что меня ничего не держит с такими людьми, которые по-скотски относятся к человеку, который делает львиную долю работы для того, чтобы все почивали на лаврах, получали деньги и так далее. Решил, что если они не хотят слушать меня, когда я на протяжении многих лет прошу их по-человечески, то отныне я ставлю вопрос ребром и больше не буду прислушиваться к их мнениям тоже. Раз они превращают всю нашу демократию в посмешище, пользуясь своим большинством. Я пришел на ту встречу с пониманием того, что на данном этапе развития группы нам с Лусей надо быть готовыми к тому, что придется поменять музыкантов. Мы уже присматривались к каким-то вариантам, и они до сих пор вокруг существуют. Я считаю, что незаменимых людей в группах нет, кроме фронтменов. И то в истории есть примеры исключений. Хотя чаще всего это заканчивалось плохо для группы. Тогда я был готов к любому исходу встречи, но, несмотря на то что про меня наговаривают, я никакой не Путин, не диктатор и не деспот. Я очень впечатлительный человек, переживаю из-за всего. За всю историю группы я несколько раз искренне приносил извинения чувакам, даже в тех случаях, если чувствовал, что в чем-то прав. Рубен, к слову, ни разу и ни перед кем не извинился ни за какие свои поступки и слова. Даже намека не было на это никогда. Хотя, конечно, за эти годы у меня серьезная броня выросла. В письмах я пишу максимально жестко, но меня можно спокойно прогнуть в личном общении, убедить. Что и произошло в тот раз. А история Лени с Красным тоже очень показательна. У нас всегда были приколы в группе, и Леня их поддерживал, с удовольствием подкалывая Понкратьева. Даже я часто говорил, что нам надо быть посерьезнее. Это конечно, ни на что не влияло, и приколы продолжаются до сих пор. А Леня тогда написал, что Красный перешел черту. Но он же сам допустил его в эту зону доверия! Мы, конечно, можем выстраивать в группе иерархию и правила общения технического персонала с музыкантами, как во многих других группах, но у нас всегда все были равны. И он сам всегда любил поприкалываться. За жопу схватить и так далее. Естественно, Красный был расслаблен и действовал в рамках установленной парадигмы. Ничего в этом такого нет. Конечно, это был жесткий прикол, при том, что у Лени очень трепетное отношение к своим вещам, особенно к тачкам. У него на этой почве колпак сорвало. В финале встречи, когда мы обсуждали сухой закон, я протащил условие, чтобы он не распространялся на техническую команду. Они-то не должны страдать от наших личных проблем. Мы урезали бытовой райдер, оставив там только одну бутылку виски, и потом я поговорил с Бока, чтобы они никому из музыкантов не наливали. Конечно, настоящим сухим законом это не назвать. Скорее это была мера предупредительно-воспитательная. Типа испытательного срока. Если что-то будет не так, то, чуваки, не обессудьте.
– Я в эти разборки не лезла, – продолжает Луся. Чтобы окончательно не задубеть, она накинула теплую куртку поверх косухи. – Мне достаточно было того, что я ежедневно наблюдала, как Витя нервничает. Вообще мне было не до этого. Мы с Витом ходили на тренинги по родам, ездили в «Икею», выбирали мебель для квартиры, готовились по полной программе. У меня то время вообще в тумане было. Третий триместр проходил тяжело, постоянный токсикоз, я с собой все время пакет носила.
Антон Дьяченко
Этот конфликт шел по накопительной. Виталика с Лусей утомляли Сережины отжиги и рубеновские разговоры на эту тему. Там все пили, но если пьяный Виталик – лапочка, то Сережа – рок-н-ролльщик, а Рубен – блогер. Если бы они все были лапочками, то конфликтов бы не было. Но так как они делятся на не всегда совместимые роли, то получается то, что получается. А Виталик в итоге встает над ними. Я вообще считаю, что даже в творческом коллективе должна быть справедливая субординация. Как показывает практика мирового музыкального бизнеса, группа только тогда добивается успеха, когда есть один лидер, которому все так или иначе подчиняются. И это правда, что LOUNA – группа Виталика. Он ее создал с Лусей, но даже она признает его верховенство. Он пишет тексты определенной социальной направленности, которые формируют идеологию. Соответственно, такой человек является идеологом и лидером группы. Он же в TRACKTOR BOWLING не присваивал себе такую роль. Потому что группу он не создавал. Да, он там тоже писал тексты, но они были, грубо говоря, про любовь и про природу. Идеологической нагрузки не несли. И я считаю, что если его что-то не устраивает в своей группе, то он имеет право выговаривать за это. Поэтому я всегда был на его стороне, и все ребята в курсе моей позиции.
Здание бывшей кожевенной фабрики представляет из себя бетонный ангар с огромными пустыми проемами окон. Пол равномерно засыпан каким-то мусором и огромным количеством битого стекла. Это осколки стеклянных труб, которые, видимо, имели какое-то техническое применение в производстве. Стекла так много, что невозможно сделать шаг без характерного хруста. Музыканты позируют перед камерой, превозмогая усиливающийся холод. Поморозив группу с полчаса, Леша Ереклинцев, наконец, решает закругляться. Очень вовремя, потому что за разбитыми окнами смеркается, и свет уже не располагает к фотосессии. Как только он дает команду «отбой», все осторожно ломятся в сторону теплых автомобилей, где нас ждут остатки вискаря. За пару часов пребывания на чернобыльской территории мы успели капитально промерзнуть.