с пищеварением и все. Особых хлопот Макс не доставлял. Еще на этапе планирования потомства родители Вита заверили их, что во всем будут им помогать. Будут занимать наследника ровно столько, сколько потребует чистый и святой рок. Правда, от грудного вскармливания пришлось отказаться уже через месяц. Лусе надо было восстанавливать голос, а тут без гормональных препаратов никак.
– Восстановление после родов у меня прошло нормально, тяжело было только тело в форму привести, – рассказывает Луся. – Полгода после кесарева мне нельзя было прыгать, пресс качать. Виталик еще начал мне конопатить мозг, что я жирная отвратительная мразь, урод и жру все подряд. Вообще после родов он меня не особо поддерживал.
В какой-то момент я обращаю внимание, что последним человеком, сохраняющим нить разговора в этом аду, остается Луся. Но говорить ей уже не с кем. В какой-то момент становится понятно, что теперь и я пропал. Я думал, что еще держусь, сохраняя вменяемый вид, но на самом деле я неуверенно шатаюсь, пританцовываю и подпеваю на неизвестном языке какому-то мужчине, голос которого валит из портативной колонки, лежащей на массивном деревянном столе. Толщина стола кажется очень уместной, поскольку звук резонирует в массиве дерева и приобретает такие милые уху низкие частоты. Леня уже ретировался с подругой изучать свой номер, Вит ушел к себе, забыв себя, а Бока с Рубеном стоят и очень громко рассуждают на тему того, может ли Никита Краснов быть сыном Сергея Понкратьева, если у них разница в возрасте шестнадцать лет. При этом они периодически звонко шлепают Понкратьева по ляхам. Я понимаю, что если не сейчас, то уйти я уже не смогу. Опорно-двигательный аппарат сбоит, координация нарушена. Я захожу в свой номер, зачем-то одеваюсь, спускаюсь на лифте и выхожу на улицу. В голове маячит вялая мысль: «Надо прекращать». Немного подышав холодным воздухом с тонким ароматом Рутения 106, я возвращаюсь к лифту и встречаю там всю банду. Они решили пойти в бар при отеле, чтобы пожрать и продолжить банкет. В этот момент я чувствую, что мой организм переходит на резервное питание. Слабеющий мозг уже перестает подавать сигналы бедствия, отключает рулевое управление, и я плыву по течению в сторону бара.
Глава 20
Всю ночь дородный мужик набивал мое тело колючей стекловатой. На нем был грубый брезентовый фартук и заляпанные кровью резиновые перчатки по локоть. Он работал сосредоточенно, зажав в зубах папиросу и прищуривая глаз от лезущего табачного дыма. Мясник умудрялся не только ловко курить без рук, но и периодически сплевывать в сторону, не разжимая крепких челюстей. Закончив с набивкой, он тщательно осушил пищевод, выпотрошил мою голову и заполнил череп толченым стеклом. В таком состоянии я и нахожу свое тело утром на кровати в гостиничном номере. Саундтрек в виде песни «Гражданской обороны» в голове соответствует трагической торжественности момента.
Мертвый не воскрес,
Хворый не загнулся,
Зрячий не ослеп,
Спящий не проснулся.
Весело стучали храбрые сердца,
Отряд не заметил потери бойца[15].
Все очень плохо. Я помню, что вчера заказал пиво и гренки с чесноком. Мы приперлись за пятнадцать минут до закрытия, и официантка очень хотела слить нашу тусу. Ей не улыбалось в конце смены возиться с шумной пьяной компанией. После бокала пива память выключилась, но вкус подгоревших чесночных гренок стоит в носоглотке до сих пор. Сейчас, лежа в кровати, я хорошо понимаю состояние Степана Лиходеева перед встречей с Воландом и его знаменитую фразу: «Расстреливайте, делайте со мною, что хотите, но я не встану».
В туровой жизни артистов есть такое понятие, как оскотинивание. Это процесс адаптации организма к гастрольному ритму. Когда тебе уже становится безразлично количество времени, проведенного в пути, часов сна и вообще само понятие дня и ночи. Во сколько ты ложишься спать, во сколько просыпаешься и куда едешь. Сначала тебя бодрит от приключения, потом ты привыкаешь, а дальше это все становится самой жизнью. На третьем этапе уже трудно следить за деталями. К чему смотреть по сторонам, если ты тут проездом?
Перманентная усталость заливается алкоголем, и наступает обманчивая легкость. Но когда действие этанола проходит, на потребителя наваливается многократно утрированная реальность. И чем крепче были объятия зеленого змия вчера, тем сложнее будет выдерживать взгляд реальности сегодня. После серьезного алкоудара нормальный человек отлеживается денек-другой у себя дома и снова идет покорять великие горы. Но в туре нет никакого дома. Ты должен раздуплиться, принять душ (при его наличии) и ехать на площадку. Колесо событий не останавливается ни на минуту. Обычно оскотинивание происходит через семь-десять дней после начала гастролей. Шел восьмой день тура.
Для всего мира группа LOUNA ушла в отпуск на четыре с лишним месяца. Чтобы техники могли пережить период затишья без особых потерь, Антон помог Бока, Красному и Кронфельду устроиться в группу Jack Action. Они отправлялись в тур по России в качестве саппорта группы Three Days Grace, и технический персонал «Луны» поехал с ними.
– Тогда все активно имели друг другу мозги, и я хотел понять, могу ли я что-то без них? – говорит Леня. Мы встречаемся с ним в кафе на завтраке. – Я всем своим коллегам дал знак, что, если им нужна будет замена, пусть свистят. И стали очень много свистеть. Людям постоянно требуется подмена. Кто-то заболел, наложилась работа или еще что-то. Я с удовольствием в это вписался. Несколько раз поработал на студии, с кем-то погастролировал, не особо это афишируя. Я понял, что могу зарабатывать, и получил крутой опыт. Когда тебе говорят, что через неделю надо двадцать новых треков сыграть, то это хорошо прокачивает. Мне до сих пор приходят какие-то предложения, но я уже отказываюсь.
– Я в это время занимался семейными делами, мы переезжали из одной квартиры в другую, – рассказывает Рубен. Он сидит с нами за одним столом. – Занимался наукой, сочинял новые гитарные партии и несколько раз выступал с разными группами как приглашенный музыкант. Играл с «Эпидемией», «Черным обелиском», «Йоршем» и с группой «Слот». Было интересно порепетировать с другими музыкантами, посмотреть, как у них идет рабочий процесс. Все-таки последние шесть лет я играл только в группе LOUNA, а тут было что-то новое. Это был интересный челлендж – поиграть другую музыку с другими людьми.
– Мне часто говорят, что мне надо поиграть с другими музыкантами, получить новый опыт, набраться каких-то идей, – говорит Сергей. – Но мне это не особо интересно. Я понимаю, что мне очень нравится играть и сочинять музыку именно в группе LOUNA. Какие бы у нас отношения ни были, я всегда получал от этого огромное удовольствие. И пока у нас был этот перерыв, мы с Рубеном занимались аранжировкой акустики и записью демок, чтобы по ним уже могли делать аранжировки для оркестра.
Возвращение группы на сцену после декретного отпуска вокалистки состоялось третьего января 2015 года в Санкт-Петербурге на Frost Fest. LOUNA стала уже постоянным участником этого зимнего фестиваля. Но потом возникла проблема. Пропал звукорежиссер Максим Кронфельд. Он и раньше исчезал в перерывах между концертами, но до него всегда можно было дозвониться, пусть и не с первого раза. Кто-то даже говорил, что в свободное от гастролей время Макс мог целыми днями сидеть дома, укуриваться и играть в PlayStation. Но в нужный момент он всегда появлялся и ни одной темы ни разу не запорол. Теперь же он перестал отвечать во «ВКонтакте», реагировать на почту, а при звонке на мобильный можно было услышать только роботизированную женщину, которая безразличным тоном сообщала одну и ту же фразу: «Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение после сигнала».
– За несколько месяцев до этого он звонил мне с просьбой одолжить ему сто тысяч, – рассказывает Сергей Понкратьев. – Сказал, что у него мама заболела и ему нужны деньги, чтобы отвезти ее в Израиль. Но я отмазался, сказал, что деньги на депозите и если сниму, то потеряю проценты.
– Мы с Лусей тоже сказали, что у нас вклады в банке, – подхватывает Вит. – Я никогда не беру в долг и практически никому не одалживаю.
– Мне было проще всего отмазаться, – продолжает Рубен, – потому что я сам у него занимал год назад в Штатах и только-только отдал. Он пытался у Самосвата через меня занимать.
– Он у Самосвата и занял, – добавляет Леня. – Я ему тоже три тысячи одолжил.
– Нам стало понятно, что это какая-то странная тема, – говорит Вит. – Потому что мне уже звонил Спирин и говорил, что Макс просил у него тоже.
– Он еще занял двести или триста тысяч у прокатчиков из Нижнего Новгорода, с которыми мы тогда работали, – продолжает Сергей, – и эта информация тоже до нас дошла.
– Примерно в тот период он купил себе машину, – говорит Леня. – Volkswagen Tiguan Sochi Edition в топовой комплектации. И хотел у меня одолжить десятку на страховку.
– А потом выкладывал фотки, как он в Грузии катается на горных лыжах, – смеется Вит. – Это как раз в тот период, когда он должен был лечить маму в Израиле. Мне кажется, Макс понял, что все спалили эти фотки и раскрыли его. Это могло стать одним из факторов, почему он решил совсем слиться. Вообще Макс оказался очень загадочным человеком. К своему достаточно юному возрасту он успел сделать офигенную карьеру. Учился в Америке, работал там в прокате, а в России стал звукорежиссером у Гриши Урганта, мониторщиком группы «Браво» и Земфиры. Рассказывал, что рулил Placebo и Linkin Park, а в скором времени планировал ехать звукорежиссером в тур с Jay-Z. Также он выучился на инструктора по виндсерфингу. Как это вообще возможно? Как будто ему уже сорок лет, либо он проживал несколько параллельных жизней.
– Более того, у него было два российских паспорта с разными датами рождения, – добавляет Рубен. – Мы случайно об этом узнали. Ехали в поезде, а паспорта лежали на столе. Кронфельд вышел, и остались я, Красный и Бока. Красный открыл его паспорт и сказал год рождения. А Бока такой: «Не может быть, у меня же есть его данные, там у него другой возраст». Нашел у себя в телефоне, и действительно, оказалось, что это другой паспорт.