Хэнни уже встал и оделся. Он стоял у окна, поглаживая чучело зайца. Потом поставил зайца на подоконник и приложил пальцы к губа. Он хотел видеть Элс.
— Да, Хэнни, мы пойдем туда сегодня, — сказал я. — Но возможно, что ты не увидишь эту девочку. Тебя могут не пустить.
Он снова поцеловал пальцы. И медленно погладил себя по животу, как делала Элс, чтобы облегчить боль, причиняемую ей движениями младенца.
— Я сказал, мы снова пойдем туда, — повторил я.
Хэнни как будто удовлетворился этим, снова взял зайца и посмотрел через окно на сарай.
— Хочешь пойти посмотреть? — спросил я.
Вокруг никого не было. Когда мы вошли на кухню, Монро поднял голову, и я дал ему галету из тех, что отец Бернард оставил на столе, на случай, если понадобится успокоить собаку. Мне хотелось первым осмотреть сарай, прежде чем туда явятся все любопытствующие.
Мы пересекли двор, протопали по тяжелым деревянным дверям и остановились у проема, где они раньше висели.
Нашим глазам предстал настоящий Ноев ковчег чучел животных — добрая сотня, а то и больше. Там были непроданные, не попавшие в коллекции, незаконченные работы. Топорно сделанные. Бракованные. Холод и сырость сделали свое дело — среди чучел было большое количество сморщенных белок и кроликов. Лоб пуделя провалился внутрь, как сдувшийся мяч. В дальнем углу сарая мы обнаружили велосипед-тандем, на котором сидели два облезлых шимпанзе. Трогать их не было у нас ни малейшего желания, поэтому мы принесли швабру и столкнули их вниз. Они окоченели, как будто были намертво заморожены, свалились на пол, по-прежнему ухмыляясь, руки их походили на когтистые лапы.
С потолка свисали десятки птичьих скелетов — какие-то виды ястребов, стянутые за лапки и оставленные истлевать. Почему бывший хозяин «Якоря» не набил чучела и из них тоже, было непонятно. Может быть, не успел, потому что умер, но их было так много, и способ, которым они были подвешены, сильно напоминал тот, каким были растянуты на заборе обнаруженные моим братом заяц и крысы.
Хотя пол был усыпан костями и перьями, трупный запах, что удивительно, не чувствовался, поскольку воздух свободно входил и выходил через щели в деревянных дверях и сквозь зарешеченное окно под потолком в дальней стене. Под ним стоял комод, на поверхности которого виднелись следы сапог — чучельник вставал на него, чтобы выглядывать в окно. Рядом на полу, почти полностью скрытые под пылью и паутиной, валялись стреляные гильзы. Наверно, чучельник стрелял отсюда, хотя кого он хотел убивать — было непонятно. Ястребов, вероятно, когда они вылетали из леса.
— Посмотри, что там, в ящиках, Хэнни, — попросил я и лязгнул ручкой, чтобы брат понял.
Он взялся за верхний ящик и резко дернул. Из открытого ящика брызнули во все стороны пауки, стремясь укрыться в темных углах. Внутри были десятки старых гаечных ключей, покрытых ржавчиной.
— Давай следующий, — сказал я.
И там мы нашли то, что я надеялся найти. Под тонкой хлопчатобумажной тканью лежало множество коробок с патронами. Хэнни хотел было потрогать их, но я дернул его за рукав.
— Дай, я займусь ими, — сказал я и открыл первую коробку.
Патроны были в металлической обойме, острые и холодные.
— Ты никому не должен говорить, что они здесь, Хэнни, — приказал я. — Это секрет. Мы их перенесем в дот, когда пойдем к Стылому Кургану.
Брат уставился на патроны, и я плотно закрыл ящик.
Наконец пришли все остальные, они бродили среди животных с любопытством или отвращением.
Мисс Банс остановилась в дверях, не желая входить внутрь.
— Ужас! — возмутилась она. — Бедненькие!
Дэвид положил ей руки на плечи и увел в сторону.
— Вполне прилично выглядит, представьте, — объявил отец Бернард, кивая на велосипед-тандем, на котором ездили шимпанзе.
Мы с Хэнни сумели вытащить его из сарая и прокатить по двору. Шины продырявлены, механизм передач был изъеден ржавчиной, но в целом вряд ли понадобилось бы много усилий, чтобы привести велосипед в рабочее состояние, и отец Бернард протестовал совсем чуть-чуть и только по поводу одежды, которая запачкается, после чего сходил к фургону за ящиком с инструментами.
Вскоре он уже возился на кухне с перевернутым велосипедом, поставленным на старые газеты, и раскладывал рядышком шестерни и части механизма передачи. Его обычно тщательно приглаженные волосы растрепались и падали на глаза. Сидя на коленях с гаечным ключом в руке, он был полностью в своей стихии: возиться с гайками, шурупами и прочими промасленными железяками было для него делом гораздо более привычным, чем отпускать грехи.
Мать досадовала, суетилась вокруг и наконец остановилась над нами, скрестив руки на груди.
— Мальчики, — заявила она, — вы, может быть, позволите преподобному отцу позавтракать? Дел предстоит слишком много, чтобы можно было потратить целый день на возню с этой рухлядью.
— Ничего страшного, миссис Смит, — улыбнулся отец Бернард, — мне приятно вернуться к одному из любимых занятий моей юности.
Мать негодующе посмотрела на его черные руки и пятна машинного масла на лице, как будто была готова в любой момент плюнуть на салфетку и начать оттирать с него грязь.
— Что ж, еда на столе, преподобный отец, — сказала она. — Мы подождем, когда вы сможете прочитать благодарение.
— A-а, начинайте без меня, миссис Смит, — попросил отец Бернард. — Я малость задержусь — надо смыть масло с рук.
— Все равно я предпочитаю делать все как положено, преподобный отец, даже если придется есть остывшую еду.
— Как вам будет угодно, миссис Смит.
Отец Бернард посмотрел на Мать с любопытством. Впоследствии я часто вспоминал его выражение лица, когда осмысливал произошедшее. Думал о том, что оно означало. Что отец Бернард не сумел скрыть в тот момент. Что он на самом деле думал о Матери.
Эффект домино, цепная реакция, карточный домик — назовите, как хотите. Отец Бернард понял то, что я знал уже давно: если что-то не получится, если хотя бы один-единственный обряд будет пропущен или церемония укорочена ради удобства, вера Матери рухнет и распадется в прах.
Думаю, именно тогда отец Бернард начал жалеть ее.
Отец Бернард вышел, чтобы привести себя в порядок, а мы с Хэнни отправились в столовую дожидаться его возвращения. Все сидели вокруг стола, наблюдая за мистером Белдербоссом. Он как будто был в более веселом настроении, чем накануне вечером, хотя, по-моему, он просто отвлекался от мыслей о своем брате при помощи предмета, который разглядывал. Это была маленькая глиняная бутылочка коричневого цвета с пробковой затычкой и изображением горгульи, грубо выцарапанным на боку.
— Вы говорите, бутылка была на подоконнике? — уточнил мистер Белдербосс.
— Да, — сказал Родитель. — Застряла между прутьями решетки.
— Ох, убери ты ее, Рег, она же абсолютно мерзкая, — вмешалась миссис Белдербосс. — Кому хочется видеть такое за завтраком!
Мистер Белдербосс по очереди посмотрел на всех присутствующих и вернулся к изучению горгульи на бутылке:
— Не слышу, чтобы кто-то жаловался, Мэри.
Миссис Белдербосс издала стон негодования.
Отец Бернард, который как раз входил в дверь, услышал его и сказал:
— Ай-ай-ай, миссис Белдербосс, уж не стенание ли страдающей души я слышу?
— Ох, скажите ему сами, преподобный отец, — заявила женщина в ответ. — Он меня не слушает.
— О чем сказать?
Миссис Белдербосс указала на бутылку, которую изучал ее муж:
— У него очередная навязчивая идея.
— Она была в карантинной комнате, преподобный отец, — пояснил мистер Белдербосс, — застряла между прутьями решетки. Там внутри явно что-то есть. — Он встряхнул флакон и передал его отцу Бернарду. — Похоже на какую-то жидкость. Что вы думаете?
Отец Бернард поднес бутылку к уху и потряс ее туда-сюда, прислушиваясь.
— Точно, — подтвердил он. — Там определенно что-то есть.
— Мерзость, верно? — ухмыльнулся мистер Белдербосс.
— Это точно, — согласился отец Бернард.
— А что там, как вы думаете? — спросил Родитель.
Отец Бернард вернул бутылку мистеру Белдербоссу, рассмеялся и покачал головой:
— Боюсь, не скажу.
— Отец Уилфрид разобрался бы, — заметила миссис Белдербосс. — Правда, Эстер?
Мать передала отцу Бернарду тарелку, не глядя на него.
— Я в этом уверена, — сказала она.
— Он получил докторскую степень в Оксфорде, — сообщила миссис Белдербосс, наклоняясь в сторону отца Бернарда, когда тот начал намазывать масло на поджаренный кусок хлеба.
— В Кембридже, — поправил мистер Белдербосс, не отрывая взгляда от бутылки, которую он вертел в руках.
— В общем, какой-то из этих университетов, — сказала миссис Белдербосс. — Он был очень умный человек.
— И так много путешествовал, — добавил мистер Белдербосс, слегка встряхивая бутылку рядом с ухом.
— О да, — подтвердила миссис Белдербосс. — Я бы полжизни отдала, чтобы побывать хотя бы в некоторых из тех мест, которые он посетил. Вам очень повезло, Джоан.
На лице отца Бернарда появилось недоуменное выражение.
Миссис Белдербосс снова наклонилась к нему и через стол улыбнулась мисс Банс, объясняя суть своих слов:
— Мисс Банс довелось сопровождать летом прошлого года отца Уилфрида в его поездке в Святую землю. Как его личный секретарь по меньшей мере.
— Что вы говорите! — отозвался отец Бернард, глядя на мисс Банс. — Надо же.
Мисс Банс слегка покраснела и соскребла немного масла, чтобы намазать его на хлеб.
— Миссис Белдербосс преувеличивает мою роль, преподобный отец, но у меня остались чудесные воспоминания, — улыбнулась она.
Мать неожиданно вспомнила, что ей надо что-то сделать, и вышла из столовой.
Эта поездка по-прежнему была для нее как кость в горле из-за того, что мисс Банс была избрана для поездки в Иерусалим с отцом Уилфридом. И не потому, что поехать не предложили ей самой — она в любом случае вряд ли согласилась бы: она не могла оставить дела в магазине, — а потому, что предложили именно мисс Банс.