— О, никогда больше, преподобный отец!
— Хорошо, тогда слушайте. Бог прощает вам гнев и тот момент слабости. Больше не думайте об этом. Чувства отца Уилфрида вы можете приписать страху старика остаться в одиночестве. Выходите замуж за Дэвида. Я даю вам мое благословение, если оно вам нужно.
— Благодарю вас, преподобный отец.
— Теперь все в порядке?
— Да, преподобный отец.
Я услышал, как отец Бернард отдергивает занавеску, затем увидел, что он стоит напротив мисс Банс. Он положил ей руку на голову, и девушка перекрестилась.
Теперь мне стало понятно, почему тогда, после рождественского богослужения, мисс Банс, выйдя из дома отца Уилфрида, влетела в ризницу, возбужденная, вся в слезах, и стала искать свой зонтик.
— Вы не видели мой зонтик? — спросила она тогда нас.
Мы трое, Генри, Пол и я, покачали головами, с интересом наблюдая за тем, как бедняжка носилась по комнате, переворачивая все вверх дном. Не найдя зонтик, девушка вышла на улицу прямо под дождь и побежала по тропинке к выходу с церковного двора.
— Она очень странная, — заявил Пол. — Как, по-вашему?
Мы с Генри ничего не сказали и продолжили складывать в стопку книги гимнов на полке, как нам велел отец Уилфрид.
Пол уселся на скамейку, положив ногу на ногу. Отец Уилфрид уполномочил его присматривать за нами, и он теперь считал себя начальником.
— А она недурно выглядит, эта женщина, — сказал Пол.
Это замечание я часто слышал от его отца в социальном центре.
— Даже хорошенькая, в определенном смысле, — продолжал он. — Готов спорить, она тебе нравится, скажешь, нет, Генри?
Генри ничего не сказал, только быстро взглянул на меня, не прекращая разбирать книжки.
— Спорим, ты уже представлял ее голой, да?
Пол встал и подошел к двери — проверить, что отца Уилфрида нет поблизости. Его действительно не было. Свет по-прежнему горел в его доме, а он всегда гасил его, когда выходил из помещения, пусть даже на минуту.
— Давай признавайся, — продолжал Пол. — Ты можешь мне сказать. Ты думаешь о ней, когда занимаешься этим?
Генри повернулся и посмотрел на него.
— Ведь так? — настаивал Пол. Он бросил взгляд на дом отца Уилфрида. — Я считаю, что преподобный отец должен об этом знать.
— Нет, — сказал Генри.
— Почему же?
— Нет, — повторил Генри, и в этот раз мольба в его голосе уже не звучала.
— Он идет! — крикнул Пол.
Мы услышали, как хлопнула входная дверь дома и раздались шаги отца Уилфрида на посыпанной гравием дорожке.
— Ты ничего не скажешь, сволочь, — прошипел Генри.
— Ай-ай-ай! — Пол покачал головой. — Еще и бранные слова.
— Я сказал, — произнес Генри.
Пол ухмыльнулся.
В дверях появился отец Уилфрид.
— Все еще раскладываете книги? — спросил он. — Пиви, я думал, ты присматриваешь за мальчиками.
— Я присматриваю, преподобный отец, но они не слушаются.
— Не слушаются?
— Нет, преподобный отец. Они ведут себя нагло, — заявил Пол, жадно ожидая реакции отца Уилфрида.
— Мне не интересны твои объяснения, Пиви, — отмахнулся священник. — Мисс Банс не заходила сюда?
— Заходила, преподобный отец. — Улыбка на лица Пола погасла.
— Куда она пошла? — Отец Уилфрид пристально посмотрел на Пола.
— Не знаю, преподобный отец. Она был немного расстроена.
— В самом деле?
— Да, преподобный отец.
— Она что-нибудь вам говорила?
— Нет, преподобный отец. Она хотела найти свой зонтик.
Отец Уилфрид заглянул за дверь, где висел красный зонтик. Он снял его, вышел на улицу, оглядываясь в поисках мисс Банс, и тут же заторопился обратно к себе в дом.
Глава 18
На утро Пасхи было еще темно, когда мы вышли во двор в поисках камней. Нам нужны были те, что размером с кулак, по форме как можно больше похожие на яйца.
Мать и Родитель уже нашли подходящие для мистера и миссис Белдербосс и снова занялись поисками рядом с каменной стенкой. Мисс Банс и Дэвид, не понимая смысла всего этого, удовлетворились первыми попавшимися голышами. Набрав их полные руки, они вернулись в тепло кухни, где отец Бернард, проспав подъем, торопливо надевал сапоги.
— Доброе утро, Тонто, — поздоровался он, поднимая голову и являя миру всклокоченные с одной стороны волосы и заросшее щетиной лицо. — С Пасхой тебя!
— С Пасхой, преподобный отец!
Появилась Мать:
— На вашем месте, преподобный отец, я попыталась бы поискать возле стены.
— Хорошо, — согласился отец Бернард.
Он вышел из дома и принялся рыться среди булыжников. В конце концов он извлек крупный кусок сланца и поднял его, чтобы показать мне. Я пожал плечами, и отец Бернард бросил его обратно и продолжил свое занятие.
С карманами, набитыми камнями, мы направились по дорожке к лесу. То, что мы видели там вчера вечером, по-прежнему не давало мне покоя. Мисс Банс с Дэвидом тоже не слишком стремились туда возвращаться, но небо светлело с каждой минутой, и деревья стали выступать из тени. Теперь это место казалось совсем другим.
Мать вела всех через поле и дальше, за «Якорь», беря правее к Никс-Лейн, лишенной растительности полосе, прорезанной сквозь Браунслэк-Вудс так ровно, словно кто-то прошелся бритвой через холм. Ни одно дерево не вырастало никогда здесь, и мистер Белдербосс поэтому высказал идею, что в том месте земля, по-видимому, была чем-то отравлена. Разве не использовали на полях известь? Когда ее слишком много, она убивает деревья. Родитель предположил, что по какой-то странной прихоти природы ветер продувал эту часть хребта и пригибал деревья к земле, но ни одна из этих теорий не выглядела более убедительной, чем старая легенда о дьяволе, который выжег тропу через лес, покидая Лоуни в припадке ярости той ночью, когда повесили Элизабет Перси.
Мистер и миссис Белдербосс сильно отстали, и к тому моменту, когда они догнали нас на хребте, небо на востоке стало уходить ввысь — дальние Пеннинские горы, бледного лавандового цвета, освещенные рассветом, с каждой секундой выступали все явственнее.
Мать выпустила камень из руки, и он покатился вниз по склону, сама она в это время читала молитву. Родитель сделал то же самое, затем к ним присоединились все остальные, так что сразу несколько камней покатились, подпрыгивая, через папоротник, ударяясь об известняковые террасы и пугая сонных фазанов и кроншнепов.
Хэнни тянул меня за рукав, показывая на что-то.
— Что там? — шепотом спросил я.
Брат немного спустился вниз по склону холма и махнул рукой, предлагая мне следовать за ним.
— Что такое, Хэнни? — Я посмотрел на брата.
— Что он увидел? — спросила Мать.
Хэнни шел вперед, продираясь сквозь заросли папоротники. Мать позвала его, но он не отозвался.
— Оставайтесь здесь, — предложил Родитель. — Я схожу за ним.
И он пошел за Хэнни по следу, все время окликая его. Хэнни пару раз обернулся, но продолжал идти вперед, полный решимости добраться до чего-то, что он увидел с высоты хребта.
На полпути вниз Хэнни остановился. Родитель нагнал его через минуту и увидел то, что обнаружил Хэнни. Он помахал нам рукой и позвал отца Бернарда и меня.
Когда до Родителя оставалось двадцать ярдов, он поднял руку, чтобы призвать нас к тишине. Взгляд его был прикован к тому, что находилось у его ног.
— Что это? — спросил отец Бернард.
— Смотрите, — прошептал Родитель.
Беременная овца с желтыми дикими глазами в зарослях папоротника, одержимая древними гормонами, под властью которых она вытоптала копытами гнездышко в земле и улеглась там.
— С ней все в порядке, преподобный отец?
— Да, думаю, все в порядке.
Отец Бернард опустился на колени и положил руку на брюхо овцы, шикнув на нее, когда та вдруг дернулась и забилась в грязи.
— Вот оно, — мягко сказал он.
— Вы держали овец, преподобный отец? На ферме? — спросил Родитель.
— Были у нас овцы, ага.
Овца несколько раз поднимала голову, потом снова опускала на землю. В холоде раннего утра ее жаркое дыхание превращалось в пар.
— Она тяжело дышит, да? — заметил Родитель.
— Да, все хорошо, — сказал отец Бернард. — Как раз время пришло.
Он переместился так, чтобы оказаться позади овцы, где уже показалось копытце, потом другое, затем появился нос ягненка. Отец Бернард придвинулся еще ближе и положил руку на бок овцы, проводя большим пальцем по мягкой шерсти.
— Уже недолго, — сказал он.
Овца смотрела на нас испуганными глазами. Ноги ее напряглись, брюхо вспучилось. Она издала громкое блеянье, тело дернулось в последних судорогах, выдавивших ягненка в дымящей слизи наружу.
Он лежал, пропитанный выделениями своей матери и покрытый, как перьями, листьями папоротника, содрогаясь в попытках начать дышать.
Отец Бернард сорвал несколько листьев и протер ими ягненка, разрывая плодную оболочку, покрывавшую его мордочку. Ягненок открыл рот, издал крик, потом попытался встать и снова улегся, тихонько блея. Отец Бернард поднял ягненка и перетащил его так, чтобы он лежал перед глазами матери. Овца подняла голову и начала облизывать его.
Мать вместе с остальными появилась как раз в этот момент, поскольку они шли по тропинке, ведущей с холма вниз, и теперь все обступили нас.
Мисс Банс зажала нос и одновременно схватила Дэвида за руку.
Мистер Белдербосс перекрестился:
— Хвала Господу! С ней все в порядке?
Отец Бернард кивнул.
Овца поднялась и побрела от нас в заросли папоротника. После нескольких попыток ягненок последовал за ней на подгибающихся ножках, и свои первые неуверенные шаги он сделал, издавая блеянье при помощи маленького красного язычка. Овца позвала его, и ягненок подошел к ней и ткнулся в вымя.
— Отец Бернард спас малышу жизнь, — улыбнулся Родитель.
— Ничего такого героического я не делал, мистер Смит, — засмеялся отец Бернард. — Его мамочка сама бы прекрасно избавила ягненка от оболочки. Я просто не хотел видеть, как бедняга барахтается.