Отступление через покрытое грязью плато среди толп плачущих беженцев было удручающим и весьма утомительным. При создавшейся обстановке первоначальное намерение навсегда захватить Эс-Сальт было, по-видимому, забыто, так как 1 апреля к всеобщему отступлению присоединился и его гарнизон.
С экономической точки зрения «набег» оказался не слишком выгодным, так как захват примерно 1000 пленных только компенсировал британские потери. Морально для англичан эффект был настолько же тяжел, насколько он был подбадривающим для турок.
Лоуренс поехал к северу, будучи готовым воспользоваться занятием Эс-Сальта войсками Алленби. Он выступил 3 апреля с караваном в 2000 вьючных верблюдов, нагруженных боеприпасами и продовольствием. Размер каравана показывает тот масштаб, в котором он приготовился действовать в районе Мадаба: «это были запасы для 10 000 человек иррегулярных войск на целый месяц».
6 апреля, после четырех легких переходов, караван достиг хорошо снабженного водой участка Атара к юго-востоку от Аммана и здесь нашел расположившуюся лагерем часть своих союзников. Планом предусматривалось, что, как только британские войска захватят Эс-Сальт, племена бени-сахр начнут продвигаться в западном направлении через железную дорогу на Темид — главный источник получения воды, а затем под прикрытием кавалерии Алленби расположатся в Мадаба. Однако из-за неудачи британских войск у Аммана всем этим замыслам так и не суждено было сбыться.
В первый раз оказалось, что новости в пустыне распространялись с удивительной медлительностью. Так, по расчету Лоуренса он только примерно через две недели узнал о неудаче, постигшей англичан у Аммана.
Сообщения, что британские силы отступают от Аммана, а затем, что они «бежали» от Эс-Сальта, оказались для арабов чем-то вроде холодного душа. Сам Лоуренс серьезно встревожился противоречивостью слухов и отправил Азуба, на которого можно было положиться, в Сальт с письмом для Чэтвуда, прося его уведомить о подлинной обстановке. Однако эта попытка получить информацию оказалась слишком запоздалой. «Поздней ночью Азуба, добравшись на скаковом коне до долины, узнал, что Джемаль-паша действительно находился в Сальте, празднуя свою победу и вешая тех местных арабов, которые приветствовали приход англичан. Турки все еще гнали войска Алленби по долине Иордана, теша себя надеждой, что им удастся вернуть Иерусалим». Но Лоуренс достаточно хорошо знал своих соотечественников и считал это невозможным. Тем не менее, было ясно, что дела очень плохи. «Потрясенные неожиданной вестью, мы снова ускользнули в Ататир».
Прибытие табора цыган дало другое направление неиссякаемой энергии Лоуренса. Он нанял трех женщин в качестве своих спутников для разведки в районе Аммана, переоделся сам с несколькими арабами в цыганские одежды и побывал в городе. Внешний вид Лоуренса и его спутников был слишком соблазнительным для некоторых турецких солдат. В результате, чтобы избежать нежелательных приставаний, им пришлось пуститься наутек. Это приключение убедило Лоуренса, что в дальнейшем, как это было подтверждено и его посещением Бальбека в июне предыдущего года, будет лучше всего носить английскую форму, так как появление в ней окажется слишком наглым, чтобы вызвать подозрение.
Видя, что перспективы на севере для данного времени были неблагоприятны, Лоуренс решил снова присоединиться к Фейсалу, а также отправить обратно индусов из Азрака, где гарнизон провел очень тяжелую зиму. Одним из тех, кто скончался от холода, был Дод. Его закадычный друг Фарраж не надолго его пережил. Он был тяжело ранен в стычке с турецким железнодорожным патрулем. Когда Лоуренс попытался перетащить его в одеяле, то Фарраж так жалобно стонал от боли, что его снова положили на землю. Чтобы избавить его перед смертью от мучений турок, Лоуренс прикончил Фарража выстрелом в голову.
Когда два дня спустя Лоуренс прибыл в Маан, его ожидали дальнейшее неприятности. На этот раз они были вызваны глупостью арабов, которые в противоположность бедуинам были насквозь пропитаны традициями регулярной войны. Дело в том, что Фейсал принял план Лоуренса о походе к Маану, но это не удовлетворило большинства офицеров новой арабской регулярной армии. Вместо того, чтобы действовать достаточно разумно и выманивать гарнизон на открытое место, расположив арабскую армию с двух сторон железной дороги, они решили произвести фронтальную атаку. Напрасно Джойс пытался удержать их от этого шага. Молад, добившийся штурма, пожаловался Фейсалу, что англичане вмешиваются и стесняют свободу арабов — в данном случае свободу повторять военные глупости Западного фронта. Вскоре Джойс заболел воспалением легких и был отправлен в Египет. К тому времени, когда прибыл Доунэй, чтобы отговорить арабских офицеров от их решения, возможность переговоров уже отпала, поскольку арабы считали себя обязанными оправдать свои хвастливые заявления.
Поэтому Доунэй придумал план, приноровленный к их желаниям. В то время северная «арабская армия» состояла из:
а) арабской регулярной армии под командованием Джафар-паши: пехотной бригады, батальона пехоты на мулах, батальона на верблюдах и примерно восьми орудий;
б) британских частей под командованием подполковника Джойса: Хиджазской автоброневой батареи (три машины «Роллс-Ройс» с пулеметами и две десятифунтовые пушки на грузовиках «Тальбот»), роты египетского корпуса на верблюдах, отряда из четырех самолетов, транспортных частей и рабочих батальонов;
в) французского отряда с таким вооружением: два горных орудия, четыре пулемета и десять автоматических винтовок;
г) бедуинов и иррегулярных частей крестьян-арабов, привлеченных в различном числе к операциям на их собственных территориях, под командованием майора Т. Е. Лоуренса были распределены на три части: центральную колонну арабских регулярных частей под командованием Молада вместе с всадниками Ауды, северную колонну, также составленную из арабских регулярных частей под начальством Джафара, и южную колонну под непосредственным руководством Доунэя, которая состояла из автобронемашин и египетских частей на верблюдах с незначительным числом бедуинов.
Центральная колонна Молада начала наступление ночью 11 апреля нападением на ближайшую станцию к югу от Маана. Затем она двинулась на Маан. В ночь на 12-е северная колонна Джафара захватила станцию Джердун, находившуюся как раз у Маана, причем взяла в плен 200 турок и два пулемета. Разрушив станцию, колонна двинулась днем вниз по железнодорожной линии и сняла 3000 рельсов. Однако слабое место плана заключалось в том, что он предусматривал очень мало времени для того, чтобы турки пошли на приманку, каковой являлось разрушение дороги, прежде чем арабская регулярная армия приступила к штурму Маана. Когда рано утром 13 апреля Лоуренс прибыл к месту сражения, центральная колонна только что захватила небольшой холм, расположенный на юго-запад от Маана, при этом сам Молад был тяжело ранен. Лоуренс поспешил к его носилкам. В ответ на расспросы старый боец пробормотал арабскую версию Нельсона при Трафальгаре: «Да, действительно, Лоуренс-бей, я ранен, но хвала Аллаху это ничего. Мы захватили высоту». К счастью, в дальнейшем он поправился. Однако атака развивалась не совсем успешно.
Успех при Семна ободрил горячие головы, и Фейсал получил петицию, подписанную всеми его офицерами, в которой они «умоляли разрешить сынам арабов самим атаковать турецкие окопы». Фейсал и его британские советники чувствовали, что спорить было бесполезно. Там, где рассудок уже не мог помочь, арабские офицеры могли быть излечены только опытом.
Для руководства операциями Джафар спустился к Маану, и 16-го Зеид под прикрытием артиллерийского огня начал штурм станции. Но в это время артиллерия прекратила огонь. Лоуренс, который следовал за наступающими на «форде», поспешил обратно, чтобы выяснить этот зловещий промах артиллерийской поддержки. Оказалось, что все снаряды израсходованы.
Таким образом арабы, которым удалось захватить 70 пленных, были вынуждены оставить станцию и, как это часто бывает, понесли при отступлении по открытому месту значительно более тяжелые потери, чем при успешном наступлении. Это было тем более неприятно, что являлось первым серьезным испытанием новой армии. Когда Ауда пришел в лагерь Фейсала и сказал; «Привет, Лоуренс!», — Лоуренс ответил: «Привет за вчерашний вечер».
18-го Джафар попытался добиться сдачи Маана. Хотя ответ турок и выявил их склонность принять это предложение, но в турецком ответе была ссылка одновременно на необходимость выполнения приказов высшего начальства — держаться до последнего патрона. Джафар высказал свою готовность облегчить им этот процесс. Но тем временем Джемаль-паша, освободившийся от британского нажима на Амман, сумел отправить подкрепление для возвращения обратно станции Джердун и переправить в Маан через разобранный железнодорожный путь караван с боеприпасами и продовольствием.
В это время южная колонна, состоявшая из британских, египетских и бедуинских частей, разрушала железнодорожный путь к югу от Маана. Доунэй организовал это дело, как выразился Юнг, «по всем правилам военной академии». Лоуренс же сразу после неудачи у Маана поехал к Доунэю, будучи обеспокоен применением в партизанском бою самого сложного орудия — автобронемашины. Он сомневался также в том, что Доунэй, который не говорил по-арабски, учтет взаимную антипатию между бедуинами и египтянами и будет в состоянии устранить возможные трения между ними. Поэтому он решил предложить свои услуги «деликатным образом — в качестве переводчика».
Не страдая излишней гордостью, Доунэй радостно приветствовал Лоуренса, когда тот приехал 18-го к нему в лагерь. Увидя лагерь, Лоуренс пришел в восторг. В одном месте были геометрически правильно расставлены автомашины, в другом — бронемашины, впереди с пулеметами наготове находились часовые и пикеты. Даже арабы были расположены в тактически правильно выбранном месте, за холмом, в качестве поддержки, но их не было видно и слышно. «У меня так и чесался язык от желания сказать, что единственно кого не было, — это противника».