Шателен, не дожидаясь ответа, задрал рубаку, демонстрируя обильно заросший, как у большинства южан, живот. Алекс невольно уставился на средних размеров брюхо в поисках шрама, однако ничего ужаснее пупка так и не обнаружил.
– Видите? – гордо спросил шателен.
– Признаться, нет, – недоумевая, в какой глупый розыгрыш его втянули, ответил маркиз.
– То-то же! – с ликованием в голосе объявил управляющий замком.
– Невозможно увидеть то, чего нет, – буркнул Алекс.
– А ведь было. Не верите? У кого хотите спросите. Здесь все такие, милостью фра Анжело, почитай, с того света возвращенные, – отчего-то переходя на шепот, сказал управляющий. – Вон, скажем, Ансельм, тот, что у ворот стоит, – ему стрела горло пробила. А Гвидо, что ему помогает, – так и того пуще, в той же схватке топором по башке получил. Правда, теперь он не разговаривает, так и прежде был невеликого ума, че ему говорить? Или вот слуга, что на стол подавал, – продолжал шателен с такой радостью, будто нахваливал собственный эликсир, – он прежде в замке Монсени служил виночерпием. А как-то сорвался там с лестницы да шею сломал.
В этот миг Алекс, по его собственному утверждению, вспомнил все виданные им прежде винные погреба. В среднем они строились по одному принципу: учитывая, что слугам придется носить хрупкие емкости с драгоценным вином, в них не делались крутые лестницы.
– Это ж как ему удалось? – маркиз покачал головой.
– Он где-то спьяну брякнул, что сам наш граф за что-то на него осерчал, да столкнул. Но кто ж в такую несуразицу поверит? Да и к чему – вот он, живехонек. А все фра Анжело, ну прямо ангел небесный, а не человек.
– А что же тогда он не смог вернуть к жизни никого из Савойского дома? – удивленно спросил Командор, вспоминая описания ран, собранные в деле о Савойском волке, которые он читал перед отправлением на операцию. Рана всякий раз была небольшой. Смертельный враг герцогского дома не рвал, не терзал свои жертвы, лишь методично убивал их. Стремительно и бесповоротно. Но все же описанные там раны были куда менее ужасающи, чем раскроенный топором череп.
– Вот уж не знаю, – шателен развел руками. – Может, совсем уж мертвые были, так что и не вернуть. А может, от демонических тварей этот чудодейственный эликсир и не спасает вовсе, – управляющий замком налил в кубок темно-красной, почти черной жидкости. – Отведайте, весьма рекомендую. Изрядно укрепляет, доложу вам.
…Все же пора вернуться и к моим похождениям, ибо они, хоть и не были славными, как, скажем, бой храброго Баярда на мосту или подвиги Геркулеса, но, тем не менее, и они помогли одержать верх в той непростой и весьма опасной схватке. А потому, с вашего позволения, оставим монсеньора Алекса гостить в охотничьем домике. Воистину, ему было о чем подумать. Для чего это вдруг графу де Монсени понадобилось собрать в укрытой от чужих глаз обители целую команду едва ли не живых мертвецов? Почему кое-кого из них он едва не умертвил собственными руками и что за чудодейственное средство изобрел незаметный капеллан одного из знатнейших савойских вельмож?
Вернемся к месту, где я по-прежнему сижу в засаде неподалеку от Монсени в ожидании гонца с распоряжением о судьбе пленника. Как уже было сказано, посланец двигался рысью, что, судя по неловкой посадке, не слишком радовало его самого, однако, видимо, соответствовало воле графа. Я вновь глянул на всадника, оценивая дистанцию, и устремился в волчий мир, стремглав, как возвращается в реку попавшая на берег рыба.
Уж не знаю, как это получается, но так же, как я могу там быть волком или принимать человеческий образ, так и здесь я могу появляться в своем волчьем облике. Причем, вот что странно: я становлюсь волком там и, точно через шкуродер, возвращаюсь в этом виде обратно. Настроение от такого перехода портится моментально. Да и у кого бы не испортилось, если б его всем телом протянули через терку для овощей? Так что когда я вдруг, оскалив клыки, роняя пену, возник на дороге перед скачущей лошадью, та с паническим ржанием вздыбилась и, сбросив всадника, умчалась куда глаза глядят.
Я вовсе не желал зла никому из обитателей замка, однако как объяснить, зачем тебе нужно послание, которое его сиятельство отправил в охотничий домик? Как бы то ни было, всадник не удержался в стременах и, пытаясь то ли поймать равновесие, то ли защититься от невесть откуда взявшегося врага, рухнул наземь.
Всякое бывает, лишь бы не убился! Шепча под нос слова молитвы, я бросился отвязывать своего коня. То есть нет, конечно, до того я превратился в человека, но, думаю, это и так понятно. Так вот, возвращаюсь к рассказу. Спустя «Помилуй мя, Господи» и «Отче наш», я склонился над валяющимся без чувств гонцом и обмер. Еще бы! Это был фра Анжело собственной персоной! Я незамедлительно и довольно бесцеремонно стал хлопать бедного капеллана по щекам, стараясь привести в чувство.
– Эй! Эй! Очнитесь!
Святой отец открыл глаза и застонал:
– О, моя голова, моя рука! Господь и святые угодники, что это было?!
Я приподнял его затылок. Фра Анжело начал дико озираться:
– Боже, где он?!
– О ком бы вы ни говорили, – заверил я, – тут нет никого, кроме нас.
– Здесь был волк, огромный, с глазами, точно плошки, с клыками в указательный палец! Я своими глазами видел эту адскую тварь. Сейчас его нет?
Я начал ощупывать руку, неестественно подогнутую под туловище. Фра Анжело застонал и выпучил глаза от боли.
– Не надо, не трогай!
– Должно быть, она сломана, – досадуя на себя, предположил я. – Какая неудача, вы всем своим весом рухнули на плечо.
– Так и есть, – процедил капеллан. – Но этот волк… О господи, как он был ужасен! Должно быть, лишь духовный сан защитил меня от клыков сей адской нечисти.
– Быть может, – не желая вдаваться в обсуждение моих внешних данных в волчьем образе, предложил я, – вас следует отвезти в замок?
– О нет, нет! – запротестовал раненый. – До полуночи мне надо быть в охотничьем домике. А теперь так и подавно.
Признаться, такой поворот дела совершенно не входил в мои планы. Я надеялся тихо взять у гонца послание и отправиться самолично выручать Алекса. Однако не спорить же со святым отцом, тем паче что, сам того не желая, едва не отправил его в иной мир? И с чего бы это вдруг графу вздумалось послать именно его? Скаковая лошадь – все-таки не привычный и приличествующий доброму пастырю мул. Но расспрашивать было не время.
– Позвольте хотя бы сопровождать вас, – старался я уговорить святого отца, подзывая коня, – ваша лошадь сбежала, ее можно ловить до утра. Давайте, фра Анжело, я сделаю вам перевязку, а потом подсажу в седло.
– Благословен Господь, пославший тебя мне навстречу! – благодарно вздохнул капеллан. Я тоже вздохнул, но совсем с другим чувством.
Увидев нас, восседающих на одном коне, точно братья-тамплиеры на их знаменитой печати, в охотничьем домике засуетились, торопливо открывая ворота. Шателен, явно ждавший ночного гонца, выскочил навстречу и, увидев, в каком плачевном состоянии находится фра Анжело, захлопотал, будто курица над подраненным цыпленком.
Прямо сказать, лесная дорога не пошла на пользу святому отцу. Сейчас, когда я вижу нынешние автострады, я с грустью вспоминаю почтовые тракты Савойи, а уж тот путь, которым мы двигались через наши чащобы, он и проезжим дорогам, чего уж тут, сильно уступал. Так, самую малость лучше звериной тропы.
А потому, когда стража, осторожно, насколько этого вообще от нее можно ожидать, спустила фра Анжело на землю, лицо его было цвета затоптанной брусчатки, а рука болела так, что прикоснуться к ней было просто невозможно.
– Скорее! – прошептал он, едва шевеля губами. – Скорее, «Корень саламандры»! У меня еще много дел.
– Что вы, монсеньор! – я озабоченно склонился над святым отцом. – Вам нужен покой.
Между тем шателен, ни слова не говоря, развернулся и едва ли не прыжками бросился в башню. Вернулся он почти моментально и, не отвлекаясь на то, чтобы налить вино в кубок, поднес горлышко бутыли к губам фра Анжело. Тот сделал несколько больших глотков, чуть помедлил, а затем, прислушиваясь к ощущениям, осторожно, но довольно уверенно оперся на поврежденную руку и сел, как ни в чем не бывало.
– Слава Всевышнему! – он помотал головой, точно отгонял морок. – Благодарю вас, друзья мои, уже намного лучше.
– Прошу извинить, преподобный фра Анжело, – замялся шателен. – Быть может, его сиятельство передавал вам что-либо для меня?
– О, да, да! Конечно, передавал, – закивал тот. – Была записка. Когда я собрался ехать, он отдал мне ее. Куда же я ее засунул? – Он порылся в поясной суме, задумчиво поглядел в глаза моему коню и хлопнул себя ладонью по лбу. – Ну конечно! Когда я собрался ехать, граф сказал, что мне лучше поспешить, и велел оседлать лошадь из своей конюшни вместо моего славного мула.
– И что же?
– Я сунул записку в седельную суму, – удивляясь непонятливости собеседника, вздохнул святой отец, – и она умчалось вместе с гнедой бестией, оставив меня погибать среди дороги.
– Но как же?.. – шателен обернулся в сторону башни.
– Если пожелаете, можете отрядить людей на поиски этой вздорной кобылки. Она предала меня в самый неподходящий момент! И если бы не старина Рене, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Я уверен, сын мой, там не было ничего важного. А если что и было, валите на меня, – фра Анжело поднялся с земли и отряхнулся, точно после сна. – Мне же тем временем надлежит изготовить бодрящее зелье. Сегодня в Монсени знатный пир, а завтра поутру большая охота – господам необходимо будет привести голову в порядок. Вот только ума не приложу, для чего монсеньор граф пожелал, чтобы я приготовил «Радостный источник», а не «Трели райских птиц».
Глава 18
Рискну предположить, мои добрые читатели, вы, должно быть, думаете, будто кот, отправив меня перехватывать записку его сиятельства, облегченно вздохнул и устроился в моей хибаре отдыхать после трудов праведных. Ведь кому ж неизвестно, что представители рода мышеловов, пусть даже и таких крупных, как агент 013, – самые ленивые из всех кошачьих и большую часть жизни проводят во сне и расслабленной неге. Это с легкостью подтвердит любой, сколько-нибудь знакомый с повадками зверей, да и всякий, кто держит дома самую захудалую кошку, наблюдал это своими глазами великое множество раз.