Тем самым я легкомысленно нарушал свои же правила, которым никогда прежде не изменял. Одно из них гласило: во время работы ночуй только в своей кровати. На первый взгляд, небольшая поблажка, которую я решил себе позволить, никакой бедой не грозила. Но я-то знал неумолимый закон бытия: стоит один раз нарушить правило, пусть даже второстепенное, как следом неизбежно (и незаметно для себя!) нарушаешь другое, более важное, а там и третье, после чего стройная система внезапно рушится.
И все же почему бы в кои-то веки не сделать исключения? Развитие моих отношений с Касаевым сегодня резко продвинулось вперед, я узнал то, на что отводил в своих планах целых три дня. Все идет отлично. В пятницу я доберусь до досье, а затем выясню, где находятся другие копии. В сущности, дело-то простое. Разве я не проводил куда более тонкие и опасные операции?
Значит, могу, черт побери, расслабиться?
(С такой самонадеянностью я рассуждал в ту ночь, лежа рядом с Алевтиной, не догадываясь, как оно обернется на самом деле, хотя поговорку «человек предполагает, а Бог располагает» вызубрил на собственной шкуре задолго до того, как накупил этих сборников.)
— Ужинать-то мы будем? — Ласковый голос Али оторвал меня от раздумий.
— Обязательно! — Я и вправду ощущал зверский голод. В сущности, у Касаевых, да и раньше, в кафе, поглощенный наблюдениями, я почти не прикасался к закускам, и сейчас, в соответствии с одной из поговорок, теленка слопал бы.
Мы уселись за стол, выпили и закусили, как молотобойцы после смены.
— Помнишь, я говорил тебе по телефону, что собираюсь на важную встречу? — спросил я.
— Ну и как? Хорошо повеселился?
— Не язви. Речь идет именно о деловой встрече. Надеюсь, не забыла, что я здесь в командировке? Так вот…
Меня познакомили с неким Касаевым из «Невской радуги». Случайно, не знаешь такого?
— О Господи! — выдохнула она. — Кто же не знает этого зануду?
— Зануду? — искренне удивился я. — Он вовсе не показался мне таким.
— Пообщаешься с ним подольше, тогда и покажется. Касаев… Я два года работала по контракту в «Невской радуге», и большинство моих материалов шло через него. Бр-р-р! Как вспомню, так вздрогну! Ему, видите ли, не нравились «бантики» в моих статьях! Да он просто заплесневелый сухарь!
— Он за тобой приударял?
— Он?! — Алевтина безудержно расхохоталась. — Если он за кем и приударял, то только за рюмкой. Моралист! А по-моему, у него просто машинка не работает.
— С его дочкой, Яной, ты не знакома?
— Она тебе приглянулась?
— Не в том дело. Какие-то странные семейные отношения…
Алевтина взяла бокал и осушила его до дна.
— Краешком уха слышала, что в детстве с ней произошла какая-то неприятность, но подробностей не знаю. Ведь второго такого скрытного типа, как Касаев, поискать! Увидишь его впервые, подумаешь — душа нараспашку! Какой там! Ох и тип! Въедливый, злопамятный… Никогда не забуду, как он доставал меня с этими «бантиками». Ненавижу! Слушай, хватит о нем, а?
— Хорошо. А кто такой Николай Кузьмич?
— Какой еще Николай Кузьмич?
— Я понял так, что он — близкий друг Касаева.
— Димка, опять? — Она капризно надула губки.
— А кто утверждал, что знает питерскую прессу вдоль и поперек? — ввернул я.
— Ладно… Наверное, Пименов. Я просто не знала, что он — Николай Кузьмич. Пименов, да и только. Так его во всех редакциях называют. Личность известная.
— Ну и кто же такой этот Пименов?
— Свободный художник. — Она сделала пренебрежительную гримаску. — В штате нигде не состоит, пристраивает повсюду свои фотографии, коллажи, карикатурки — тем и живет.
— Фотографии?
— Димка, мне ску-учно…
— Что тебе известно о Пименове?
— Зануда!
— Занудой у тебя Касаев.
— Ну, по сравнению с Пименовым Касаев просто душечка. Вот Пименов — это тип! Образцовый зануда! За пять минут усыпит любого… — Она вдруг осеклась и пристально посмотрела на меня. — Почему ты меня расспрашиваешь об этих людях?
Я привлек ее к себе и нежно поцеловал.
— Помнится, я говорил тебе, что мне надо организовать рекламную кампанию моей фирмы.
— Ну да! — Она прижалась всем телом ко мне. — Я даже помню, как ты обещал поручить это дело мне.
— Видишь ли, милая… Выяснилось, что оно сопряжено с массой хлопот. А я не хотел бы утруждать тебя занудными заботами. Пусть ими займутся другие. Но об этих других, дабы они не подвели, я должен иметь достоверную информацию. За нее ты и получишь свои комиссионные, и весьма щедрые, гарантирую. Тебя это устраивает?
— А кроме комиссионных? — Она грациозно устроилась у меня на коленях.
— Мою пылкую признательность!
…Когда Алевтина уснула (как я предполагал, ненадолго), я прошел на кухню, закрыв за собой все двери, и набрал московский номер. Думаю, Алевтина не понесет серьезных финансовых убытков. Контрольный звонок! По крайней мере раз в сутки я обязан выходить на Старика.
Он, как всегда, снял трубку после второго гудка.
— Приветствую, на проводе Питер!
— Здорово! Какие новости?
— Все идет по плану. Сегодня имел плотную встречу.
— Проблемы есть?
— Мелкие.
— Помощь нужна?
— Думаю, пора подключать нашего питерского друга.
— Давай, он предупрежден и ждет.
— Тогда до завтра.
— Бывай!
Ну вот. За содеянное я отчитался. Кажется, нынче я ублажил всех. Теперь самое время поработать на себя.
Я предпринял самый тщательный осмотр квартиры. Собственно, что здесь осматривать: комната, прихожая, коридор, кухня, совмещенный санузел, крохотный балкончик… Иголку здесь, конечно, можно спрятать. А вот более объемный предмет — проблематично.
Наконец мое внимание привлекли грубоватые самодельные антресоли в прихожей, устроенные над входной дверью. Очевидно, «произведение» одного из бывших поклонников Алевтины.
Я принес с кухни табуретку и, взгромоздившись на нее, открыл дверцу. Внутри царил полнейший бедлам. В общую кучу были свалены вещи, которые годами скапливаются в любой квартире: старая обувь, тряпки, картонки, пожелтевшие журналы… На всем лежал толстый слой пыли — видимо, Алевтина не имела привычки заглядывать сюда.
Я приметил, что к боковой стенке прислонено несколько листов толстой фанеры, оставшейся, должно быть, после сколачивания антресолей.
Хм! Если один из этих листов прибить к стене и предварительно сунуть за него тоненький пакет, то эту схоронку вряд ли обнаружат даже при генеральной уборке.
Алевтина, несомненно, оскорбилась бы по-женски, узнай, что я закрутил с ней роман главным образом для того, чтобы иметь в Питере надежный тайник. Но ей об этом знать не обязательно. Впрочем, я не жалею о нашем сближении…
Не зажигая света, я долго стоял у кухонного окна и курил. Глухая ночь. Половина фонарей вдоль проспекта погасла. Накрапывает мелкий дождь. Темные дома словно затаились, тревожно дожидаясь рассвета.
Еще не поздно остановиться, в тысячный раз сказал я себе. Ты играешь не с огнем — с атомным реактором. Если КЭП догадается о твоих истинных намерениях, то от тебя не останется даже мокрого места. На миг мною овладело острое желание раз и навсегда избавиться от навязчивого искушения. От добра добра не ищут.
Ну и оставайся всю жизнь в «шестерках», ухмыльнулся внутренний голос. Гордись, что ты — высокооплачиваемый лакей. Чего испугался? Риск-то ничтожный! А другого такого шанса не будет никогда. Не теряй головы, дружище, и наступит день, когда ты окажешься на коне…
— Ми-илый… — послышался из комнаты напевный голос. — Где ты? Я соскучилась.
— Иду, моя прелесть. — Я погасил сигарету и поспешил на зов.
Четверг, 21 сентябряДЕНЬ ТРЕТИЙ
На платформе «Сосновая Поляна» я появился несколько ранее обусловленного срока. Касаевых еще не было, и я ходил взад-вперед по бетону, терзаясь запоздалым раскаянием.
Знал же, знал, что нельзя расслабляться, и вот результат: башка трещит, глаза слипаются, а денек предстоит серьезный. Сегодня я должен вплотную подвести Гарика к краю волчьей ямы, из которой уже торчат острые колья. Кроме того, надо завершить подготовку к завтрашней акции. Вроде бы все идет нормально, несмотря даже на мой ночной загул, и все же смутное чувство тревоги то и дело давало о себе знать.
Какой-то пузатый мужик в клетчатой рубахе поднялся на платформу, скользнув по мне понимающим взглядом. Неужели у меня и вправду вид человека, страдающего похмельным синдромом? Я нацепил на нос солнцезащитные очки, а на зуб бросил еще две мятные таблетки. Ничего. Скоро пройдет. Просто надо вздремнуть днем пару часиков. Неистощимая в своих фантазиях Алевтина выжала из меня все соки.
На дорожке, ведущей от автобусной остановки, показалась чета Касаевых.
Ларочка выглядела радостной и окрыленной, Гарик же явно клевал носом, хотя и называл себя вчера «жаворонком». Должно быть, и ранним пташкам не следует перебирать по вечерам.
Только сейчас я разглядел, что Гарик, оказывается, несколько ниже ростом своей супруги.
Вообще-то с Ларисой ему повезло. Она принадлежала к редкостному типу жены-помощницы, которая посвящает жизнь своему суженому, обеспечивая ему надежный тыл. Такие жены были у многих знаменитостей — писателей, художников, актеров.
И все же в этой паре что-то соединилось не так. Несмотря на известность, Гарик не достиг своего пика. При его способностях он был вправе рассчитывать на большее. Похоже, это понимали и он, и она. А что может быть хуже для творческой личности, чем осознание неполной реализации возможностей?
Супруги поднялись по ступенькам.
Едва отзвучал обычный при ранней встрече обмен любезностями, как к платформе мягко подкатила электричка. В вагоне было свободно, и мы удобно расположились возле окон.
Видя, что Гарик тут же задремал, я счел за благо последовать его примеру. Иногда даже пятиминутный сон восстанавливает силы. Частично.
Но стоило мне прикрыть глаза, как напротив себя я увидел КЭПа, сидящего в кожаном кресле.