Притом дорога вела по закоулкам, мимо складов, стройуправлений и автобаз.
Наконец мы выехали на кольцевую дорогу, и водитель резко прибавил скорость. Сейчас будет мост через говорливую речушку Чирчик, сразу за которым тянутся бесконечные пригородные поселки.
Я вспомнил, что недалеко от моста располагалось корейское кафе, где подавали единственное блюдо под названием «кукси» — особо приготовленную лапшу, заливаемую холоднющим бульоном. Водочка под нее шла изумительно, даже в жаркие дни. Частенько мы собирались здесь тесной компанией. Где мои давние приятели и сослуживцы? Думали ли мы, произнося тосты за дружбу, что пройдет совсем немного времени, и судьба расшвыряет многих из нас по всей планете. Я уехал первым…
Задумавшись, я едва не прошляпил момент, когда мы проезжали мимо «Кукси». Несмотря на все потрясения, кафе уцелело и, судя по числу припаркованных у обочины машин, не утратило популярности. Но должно быть, там звучат уже другие речи…
Незаметно для себя я задремал, а когда снова открыл глаза, машина сворачивала с основной трассы на Бустон.
Характер местности резко изменился. По обе стороны дороги тянулись хлопковые плантации с четкими параллельными рядами растений, усыпанных клочковатой ватой. Вдоль рядов, согнувшись, передвигались сборщики, в основном женщины и дети, вызывая в памяти образы из «Хижины дяди Тома». И ни деревца вокруг, ни намека на тень.
Зато ничто не мешало обзору. Горы практически вкруговую синели на горизонте, их очертания дрожали в струящемся мареве. Памир. Необъятная горная страна. Где-то там тихо дремлет кишлак Ак-Ляйляк, не подозревая, что к нему приближаются искатели приключений, чтобы похитить тайну, которую он хранил столько лет.
За Бустоном — небольшим, уже таджикским, городком — пейзаж стал чуть ли не лунным. Ни плантаций, ни клочка обработанной земли. Красновато-коричневая почва напоминала спекшийся шлак. Рельеф вздыбился, то тут, то там к асфальту подступали голые скалы.
Казалось, дальше будет все хуже и хуже.
Но вот, после очередного поворота, взору предстала цветущая долина. Шоссе вывело к полноводной реке, вдоль которой раскинулся уютный зеленый город. Сыр-Дарья. Ходжент — ровесник Рима…
Мы долго ехали по широким улицам, обрамленным высоченными деревьями. Город был в основном одноэтажный, кварталы походили друг на друга, как братья-близнецы. Нет, здесь, конечно, не стреляют.
Наконец водитель свернул в тихий тенистый переулок с высокими — за два метра — глинистыми дувалами, за которыми угадывались просторные особняки. Похоже, здесь обитал состоятельный люд.
В дувалы были вмонтированы двустворчатые металлические ворота. А вот и нужный номер.
Наш молчаливый водитель повернулся ко мне и постучал полусогнутым пальцем по циферблату. Что ж, он уложился в два часа и заслужил обещанную плату.
Я потянул за рукав разомлевшую Ирину:
— Ваше величество! Извольте проснуться. Приехали.
Она сладко потянулась — «уже?» — и выбралась наружу.
Автомобиль умчался на поиски новых пассажиров, а я высмотрел рядом с воротами кнопку звонка и утопил ее.
Буквально тут же с той стороны послышались быстрые шаги.
Врезанная в ворота калитка распахнулась.
В проеме стоял плечистый, несколько грузноватый мужчина лет пятидесяти, в белой рубахе и синих шароварах. У него было широкое смуглое лицо, черные до жгучести брови и внимательные карие глаза, разделенные крючковатым тонким носом, похожим на миниатюрный ятаган. На бритой голове сидела тюбетейка.
— Здравствуйте! — сказал я. — Мы ищем Дадо-ака. Должны передать ему привет от Ярослава Гавриловича.
Он кивнул, перевел взгляд на Ирину, затем отступил в глубь двора и, прижав правую руку к груди, склонил голову.
— Ваалейкум ассалом! Здравствуйте, дорогие гости! Проходите в дом, отдохните с дороги. Как самочувствие? Как добрались? Все ли хорошо? Очень жаль, что вы не сообщили номер рейса. Счел бы за счастье встретить вас. Друзья Ярослава — желанные гости в моем доме. Извините, я хотел сказать, что теперь это ваш дом…
По-русски он говорил уверенно, почти без акцента, лишь заглатывая мягкий знак.
— Спасибо за добрые слова, — в той же манере ответил я. — Все ли у вас благополучно? Все ли здоровы?
Восточные церемонии… Весьма, кстати, симпатичные. В нашей средней полосе нечасто услышишь нечто подобное. Я понимал, что Дадо отдает дань вековой традиции, и вместе с тем чувствовал, что ему доставляет искреннее удовольствие оказать нам любезность. Друзья либо близкие бывшего сообщника, тем более исчезнувшего с горизонта на долгих двенадцать лет, вряд ли вызвали бы такой энтузиазм. Нет, Путинцев для него — не просто бывший сообщник. А может, и вовсе не сообщник. Тут что-то другое, человечное… Что же их связывает?
Между тем хозяин повел нас за собой по увлажненной бетонированной дорожке.
— Сказки Шехерезады… — восторженно прошептала мне на ушко Ирина.
Двор утопал в зелени и цветах. Дувал, оштукатуренный с улицы, внутри служил опорой для виноградника. Лозы, поднявшиеся по натянутой проволоке, были усыпаны янтарными, бордовыми и черными гроздьями. Большой дом, выстроенный буквой «П» — с относительно короткими ножками и более длинной перекладиной, — стоял в глубине двора, как бы замыкая на себя участок. Внутреннее пространство было разбито узкими кирпичными дорожками на небольшие квадраты и треугольники, в каждом из которых росло несколько деревьев определенного вида: гранаты, персики, айва, инжир, хурма… Центральную дорожку окаймляли пышные кусты роз. А посреди этого благоуханного сада высился помост с затейливым навесом, поддерживаемым резными разукрашенными столбиками. Наверх вела не менее затейливая лесенка.
Дадо сделал широкий жест, указывая в сторону помоста:
— Вы устали с дороги. Прошу вас подняться на айван и немного отдохнуть.
Почему бы и нет?
Айван в несколько слоев устилали толстые ватные одеяла, по которым были раскиданы маленькие тугие подушки. В центре красовался расписанный восточным орнаментом столик высотой в ладонь.
Разувшись на верхней ступеньке, мы с Ириной не без комфорта вытянулись на одеялах.
Тем временем Дадо что-то гортанно выкрикнул.
Тотчас в дальней части дома началось движение.
Из дверей высыпала целая стайка девчушек в возрасте от семи до двенадцати лет — все в ярких платьицах из хан-атласа, с длинными черными волосами, заплетенными в множество тоненьких косичек.
Трое из них направились в нашу сторону. Первая поставила перед нами желтый металлический таз, разрисованный гвоздиками. Вторая принесла кумган — узкогорлый медный кувшин с крышкой и носиком, а третья, встав в сторонке, держала на вытянутых руках чистые полотенца.
— Можете ополоснуть руки с дороги, — дипломатично предложил Дадо, опускаясь на скрещенные ноги. — Зебиниссо!
Девочка с кувшином выступила вперед и, наклонив его, полила воду в таз.
Ирина подставила под струйку ладони.
— Какая красивая девочка! Это ваша внучка?
Вопрос был явно некорректен.
По широкому лицу хозяина пробежало чуть заметное облачко. Я уже заметил, что, несмотря на искреннюю сердечность, Дадо ни разу не улыбнулся.
— Внучка — Наргиза, — спокойно ответил он. — Та, что держит полотенца. А это мои дочери — Зебиниссо и Гульрухсор. Зебиниссо хорошо говорит по-русски, а другие все понимают. Если что понадобится — скажите, они принесут.
— О, какие красавицы! — Ирина принялась энергично заглаживать промашку. — Вы, наверное, чувствуете себя счастливым отцом?
— Конечно, — кивнул он. — Ведь у меня еще четыре сына. И три внука. Два сына уже взрослые, женаты. А двое еще учатся. Старшеклассники. Но надо думать о свадьбе…
Девчушки унесли умывальные принадлежности, но тут же появились снова с подносами в руках. Зебиниссо принесла три темно-синих с золотой росписью фарфоровых чайника и пиалы, вторая (кажется, внучка) — множество тарелочек со сладостями, третья — этакое фруктовое ассорти.
— У нас принято начинать угощение с чая, — пояснил Дадо, беря один из чайников. — Притом уважаемым гостям наливают на самое донышко, по глотку, чтобы не торопясь вести дружескую беседу.
— А малоуважаемым? — поинтересовалась Ирина.
— Им — до краев. Пейте, мол, и уходите… Попробуйте, пожалуйста, сладости. — Дадо придвинул к ней тарелочки.
Ирина тут же отведала с каждой — «вкусно!» — и следом переключилась на фрукты, сняв с подноса килограммовую кисть мускатного винограда.
Ну вот, первый глоток чая сделан, теперь не возбраняется поговорить о делах.
— Вчера вечером позвонил Ярослав, — сообщил нам Дадо. — Сказал о вашем приезде. Но не мог назвать точное время, потому что вы летели с пересадкой. Как его дела? Все хорошо? Давно не виделись. Очень давно…
— Мы привезли вам письмо от Ярослава Гавриловича. Ирина!
— Ой! — Она с трудом оторвалась от винограда. — Совсем забыла… — Порывшись в сумочке, она протянула хозяину конверт.
— Извините… — Он развернул лист и углубился в чтение.
Письмо он перечитал как минимум трижды.
— Очень хорошо. — Он сложил листок и сунул его под одеяло, затем повернулся к Ирине: — Скоро будет плов. Вы не сочтете бестактностью, если я ненадолго похищу из-за дастархана Дмитрия?
— Пожалуйста! — Она выбрала с подноса самый сочный персик и принялась его очищать.
Дадо сделал мне знак.
Мы спустились с айвана. Он провел меня к дому и открыл одну из дверей. Мы оказались в светлой комнате, обставленной по-европейски: широкая двуспальная кровать, сервант с дорогой посудой за стеклами, стол, накрытый вышитой скатертью, два кресла, телевизор, холодильник…
— Это — мехмонхана, гостевая комната, — пояснил Дадо. — Она ваша. Для вас и вашей жены.
Хм! Не помню, чтобы я представлял кому-либо Ирину в качестве законной супруги.
— Живите, сколько хотите. Вы тут полные хозяева. Но если комната кажется вам неуютной, выбирайте любую другую. Весь дом ваш.
— Уважаемый Дадо, мы до глубины души тронуты вашим гостеприимством, — церемонно ответил я. — Однако дело требует, чтобы мы как можно быстрее продолжали путь.