Вдохновлённый её поцелуем в щёчку, он решил развить успех.
— Просто покататься? — усмехнулась она. Обернувшись, она увидела лишь оранжевый кабриолет, призывно стоявший у входа.
— Не просто покататься, а с ветерком, — улыбнулся он.
— Нет, спасибо, Галик, — ответила она, мельком взглянув на Игоря.
— Ты не поняла, — сообразил Галик. — Я приглашаю тебя прокатиться с ветерком на воздушном шаре. Вон, видишь! — показал он рукой.
Голубой воздушный шар уже почти полностью поднялся над деревьями.
— Ух ты! — не сдержала эмоций Эвелина.
— И не только тебя, — добавил Галик, — а всю нашу компанию. Садитесь все в машину. Я вас подвезу.
— Да мы там не поместимся все четвером, — засомневалась Игорь, сравнив габариты двухдверной машины с комплекцией всех пассажиров, а также с размерами корзины, из которой выглядывали всего три человека.
— Прекрасно поместимся, — усмехнулся Галик, — если девочки ужмутся. Видели бы вы, каких я кабанов на ней возил. Тем более, что это совсем рядом. Доедем за пять минут.
— Но этот полёт, — засомневалась вдруг Магдалина Мария Михайловна, — он же обернётся вам в копеечку.
— Ничего, — заверил её Галик, — потяну.
Магдалина Мария Михайловна глубоко вздохнула, серьёзно задумалась, после чего решительно покачала головой:
— Нет, я не полечу.
— Тогда летим втроём? — с надеждой посмотрел Галик на Игоря и Эвелину.
— Я не трус, — заверил его Игорь и пристально посмотрел в глаза модели, — но я боюсь, что тебе, Эвелинка, от этого полёта также лучше отказаться.
— Игорь, — приуныла сразу Эвелина, — ну, что ты такое говоришь? Такое ведь бывает лишь раз в жизни. Полететь на воздушном шаре! Это же всегда была моя мечта. Я это даже видела в том сне.
— Ну, раз ты это видела в том сне, — милостиво разрешил он, — тогда лети.
— Спасибо тебе, мой дорогой, — в сердцах обняла она Игоря за плечи.
Через минуту «Порше Каррера», взревев мотором, умчалась прочь, унеся с собой Галика и Эвелину. И Игорь тотчас пожалел, что не поехал вместе с ними.
— А почему вы отказались? — недовольно спросил он Магдалину Марию Михайловну.
— Мария моя в принципе была не против, — пожала плечами та. — Она любит подобные приключения. А вот Магдалина моя решительно сказала: ни за что! Она у меня такая трусиха.
— А вас разве двое? — с удивлением покосился на неё Игорь.
— Ну, конечно, — ответила Магдалина Мария Михайловна, — это с виду я вроде такая цельная. А на самом деле, нас внутри двое. Как говорится, две в одной. А бывает, даже и три. Это когда о себе заявляет ещё и Михайловна. Вы ведь в курсе: у шизофреников бывает раздвоение личности, а у меня иногда бывает разтроение.
— Очень интересный случай, — слегка покачал головой Игорь, пару лет проработавший врачом в психиатрической больнице. — Если не против, давайте прогуляемся под липами.
— Давайте, — согласилась она. — Мы, кстати, все не против. Хотя такое бывает очень редко. Обычно, если кто-то нравится Марии, то это всегда вызывает протест у Магдалины. Но сейчас, как ни странно, они обе ответили согласием. Вы понравились и той, и другой. И даже третьей, их героине – Магдалине Марии Михайловне.
— Я очень рад, — ответил Игорь. — А как это у вас выражается? Вы слышите их голоса?
— Да, они во мне говорят поочерёдно.
— Я тоже иногда отчётливо слышу в голове женский голос. Но он у меня всегда один.
— А у меня в основном два. Но я к этому уже привыкла. Словно во мне живут два близнеца. И я с ними никогда не расстаюсь. Мы всегда вместе: и гуляем, и разговариваем друг с другом, и даже дерёмся.
— Дерётесь?
— Ну, да. Когда Мария называет Магдалину толстой, то тут же получает по физиономии, — она слегка ударила себя по щеке. — После чего Магдалина обзывает Марию идиоткой, и та, естественно, отвечает ей тем же, — ударила она себя по другой щеке. — Вот так мы и живём.
Вскоре они вышли на набережную, и Игорь показал рукой на свободную лавочку под липами.
— Присядем?
— Присядем, — кивнула она.
С лавочки открывался чудесный вид на реку и на зеленеющий вдали Боздошский парк.
— Так с чего у вас всё началось? — вернулся Игорь к прерванному разговору.
Магдалина Мария Михайловна глубоко вздохнула, словно набирая в лёгкие побольше воздуха для длительного рассказа, и продолжила:
— Вся моя жизнь – это результат психической травмы моей мамы. Этой травмой было, конечно же, моё рождение. Я родилась не так, как все – не головкой, а ножками вперёд. С тех пор мама и переживает за меня. Вот звоню я ей по телефону. Здравствуй, мама, говорю я, чем занимаешься? Переживаю, говорит она, всё время переживаю за тебя. А зачем за меня переживать? У меня хорошая компания. Мне одной не скучно. Потому что у меня их двое. Магдалина говорит по-русски, Мария розмовляє українською и, несмотря на это, мы прекрасно понимаем друг друга. Мария у меня поэтесса, она пишет для меня стихи, а Магдалина – писательница, она сочиняет коротенькие рассказики обо мне, ну, а я, пользуясь их трудами, всё это публикую на своей страничке в фейсбуке, а затем издаю книжки под своим полным именем.
Магдалина моя работает в жанре шедевра. Напишет шедевр — и сразу требует от меня всемирного признания. А я требую, чтобы она, как можно меньше писала глупостей обо мне. Потому что то, что пишет Магдалина, мне совершенно не нравится. Дело даже не в том, что она не умеет строить фразу, и не в том, что у нее болезненное пристрастие к одним и тем же словам, в основном матерным. Мне не нравится, как она обращается с моими друзьями и знакомыми, что она с ними делает.
Людей надо любить всеми возможными и невозможными способами, а она над ними издевается, как хочет. И когда она говорит, что издевательство - это постмодернистская форма любви, меня это не убеждает.
Я, конечно, рада, что она выбрала меня своей героиней. Ситуация эта абсолютно естественная, ведь о ком же ей ещё писать, если не обо мне. Но всё, о чем Магдалина пишет в своих рассказиках, меня не касается. Так уж мы с ней распределили функции, она – писатель, создательница шедевров, а я – просто её героиня.
Потеряв терпение, Игорь в полной прострации замотал головой.
— Секундочку! Я уже с вами тремя запутался. Ничего не пойму: кто из вас кто, и кто кому кем приходится. Вы что разыгрываете меня?
— Ну, конечно, — усмехнулась Магдалина Мария Михайловна. — А может, и не разыгрываю. Писательницы в возрасте, они такие. Всегда что-то выдумывают. Особенно, когда хотят вскружить голову симпатичному молодому человеку, от которого к любовнику-миллионеру сбежала его красавица-жена. Вон, кстати, и она. Машет вам рукой.
Над рекой в это время неслышно проплывал воздушный шар. Он был оформлен в виде алого сердца. В корзине, кроме Галика и пилота, отчётливо видна была Эвелина, которая что-то кричала и махала Игорю рукой.
Игорь вскочил и также замахал ей рукой в ответ. Через минуту воздушный шар скрылся за деревьями.
Как только Игорь с Магдалиной Марией Михайловной, сидевшие на лавочке под липами, скрылись из виду, Эвелина прекратила махать рукой и повернулась к Галику:
— Ой, смотрите, Галик, только не влюбитесь в меня, ага?
На что Галик ответил ей, глядя на неё поверх очков:
— И не надейся, Эвелинка. В моём возрасте это уже совершенно безопасно. Ты очень красивая девочка. Никогда такой красивой не встречал. Но у тебя нет той жопы, которая мне нужна. Поэтому больше чем на платоническую любовь с моей стороны можешь не рассчитывать.
— А мне другой и не нужно, — улыбнулась ему Эвелина, — ага.
Серж в это время находился в своём номере и не сводил взгляда с двух синих собак на красном фоне, которых когда-то нарисовал Уорхол, а потом кто-то намалевал в его номере на стене.
Ох уж эти собаки, они преследуют меня всю жизнь.😬
Памятуя о договоре с Кокой (ни в коем случае не встречаться после обеда со своими избранницами: Пусть лучше сами бегают за нами!), он переодел футболку с матюком на нейтральную чёрную и вышел из гостиницы с явным намерением прогуляться.
Он даже знал, куда: на Корзо. Так называлась улица в старой части города, до которой ещё надо было добраться, преодолев пахучий, наполненный жужжанием и настоянный благоуханием липовый коридор длиной в два километра.
Агния, видно, намеренно выбрала эту гостиницу на отшибе, чтобы странники любви, направляясь в центр и возвращаясь обратно, постоянно находились под пьянящим воздействием лип. Неспешный променад вдоль набережной Ужа занимал пятнадцать минут, и этого было вполне достаточно, чтобы выйти из Липовой аллеи в состоянии эйфории.
На выходе из аллеи Сержа встретил фонарный столб с указателями достопримечательностей:
àПрямо пойдёшь – к мосту Влюблённых и к Театральной площади придёшь.
ß Налево свернёшь – к Фонарщику и Глобусу на улицу Корзо попадёшь.
Серж свернул налево – в боковую улочку.
В переводе с итальянского Корзо означала «улица для прогулок». И она, действительно, оправдывала своё название. Узенькая улочка, застроенная с обеих сторон двух- и трёхэтажными домами, представляла из себя чудесное место для гуляний.
Туи росли тут прямо посередине улицы в деревянных ящиках с землёй.
На Корзо в этот час было полно народу. Все куда-то спешили, куда-то торопились, перемещаясь в разных направлениях, расходясь по магазинам и магазинчиках, всевозможным кафе, пиццериям и закусочным.
Одни заходили в «Приватбанк», другие из него выходили и тут же переходили улицу, чтобы зайти в бутик напротив. Кто-то сидел на лавочках, установленных посередине улицы, а кто-то просто праздно шатался и смотрел по сторонам.
На перекрёстке Серж натолкнулся на группу экскурсантов, запрокинувших головы вверх. На уровне второго этажа за прикреплённым к фасаду здания металлическим фонарём скрывалась тёмная фигура стоявшего на лестнице фонарщика.
— Бронзовая скульптура эта установлена в память реально жившего в