— Сейчас! — настаивал на своем этот тип.
— Ну, хорошо, загоняй во двор.
— Не надо во двор. Здесь давай.
— Куда давай? — вступилась за страдальца Вероника. — Ты что, не видишь, раненый он.
— Жена придет, перевяжет. А ты пока баньку истопи.
Мужик смотрел на Веронику голодными глазами. Это вызывало у нее отвращение, а брезгливость она скрывать не хотела.
— Я не умею.
— Тогда посиди, подожди.
Мужик легко забрался на машину, взял вилы и бросил их Никите так, как будто тот должен был поймать их на лету. А он всего лишь отошел. Вилы воткнулись в землю рядом с ним, а могли бы вонзиться и в него.
— Ты это, поосторожней, — сказал Яшин.
Но мужик его не услышал, вернее, сделал соответствующий вид.
Он откинул борт, взял вторые вилы, стал сбрасывать сено прямо на землю и распорядился:
— Давай, скирдуй! — Дядечка показал место, куда надо было складывать сено.
Никита пожал плечами, взялся за вилы. Один раз зацепил и бросил, другой. Ничего, голова на части не развалилась и даже кружиться стала меньше.
Но работал он все-таки медленно.
Мужик разгрузил кузов, спрыгнул, махнул рукой и заявил:
— Баста!
Никита остановился, оперся о вилы.
— Федот! — Мужик протянул ему руку.
Никита назвался, пожал его заскорузлую ладонь.
— Извини, я просто глянуть хотел, какой ты. Если дерьмо, то зачем тебя в дом тащить?
— А баньку истопишь? — с усмешкой полюбопытствовал Никита.
Уж очень хотелось ему сказать, что банька для Федота — первое дело. Тому надо мыться с утра до вечера. За один час с такой вонью не управиться. Однако Яшин промолчал.
А вот в доме, как это ни странно, было довольно-таки чисто. Полы некрашеные, но свежие, доски хорошо обструганы, крепкие, толстые. Печь совсем недавно побелена. Мебель самодельная, весьма основательная, похоже, дубовая. Скатерки, занавески, кружева — во всем этом чувствовалась женская рука.
На полу в горнице лежал старый, затертый до дыр ковер. Его можно было бы назвать чистым, если бы не бурое пятно в углу. Еще одно, почти такое же, Никита заметил на полу. Как будто сок томатный пролили, а потом затерли. Был бы пол крашеный, пятно легко смылось бы, а так сок впитался в свежие доски.
Федот провел Никиту в маленький закуток за печью. Окна здесь не было, вместо двери домотканая ширма. Кровать железная, на стене старая фотография — мужик в буденновке, женщина в платке. Иконы, лампадка, на тумбочке библия, богословские брошюры.
— Теща моя здесь умирала, — сказал Федот.
— Нормально.
— Все мучилась, страдала, да так и не умерла. Место это святое, намоленное.
— И где она сейчас?
— В колодец упала. Там у нас черт водится, он ее к себе и утащил.
— А вода из колодца? — спросила Вероника.
— Пить из колодца, в баню — из реки. Пойдешь сейчас и натаскаешь.
— Нет, пойдешь ты! — вздыбилась Вероника.
— Ух ты какая.
— Жена где твоя?
— А я на тебе женюсь.
— Никита тебе шею сломает.
— Шею?..
— Он чемпион по боям без правил! Голой рукой убивает!
— А ты голой можешь? — спросил Федот.
— Никита! — взвизгнула Вероника.
Яшин и сам понимал, что Федот перегнул палку. Если вдруг так и дальше пойдет, то справиться с ним будет не сложно. Кадык у него крупный, как свекла на грядке. Вырвется он так же легко.
Он повернулся к Федоту, но голова его вдруг резко закружилась, перед глазами образовалась воронка водоворота, в которую с шумом втянулось сознание.
Очнулся Никита на кровати, в одних трусах, под простыней. На руке повязка, голова перебинтована. Но Вероники рядом не было. И за ширмой тихо, только слышно, как тикают часы.
Где-то рядом банька. В печи горит огонь. В предбаннике там стол, на нем связанная Вероника задом к Федоту.
Никита сорвался с кровати, проскочил через горницу, вышел в сени, а навстречу ему Вероника с ведерком воды в руке. Оно небольшое, литров на пять-шесть, и полное.
— А этот где?
— Уехал. — Она протянула ему ведерко.
Никита автоматически взял его. Вода в нем чистая, прозрачная.
— Ты куда за ней ходила?
— К роднику. — Вероника кивком показала в сторону реки.
— А колодец?.. — Никита ткнул пальцем на скамью, на которой стоял оцинкованный бак с водой.
— А если там до сих пор теща плавает?
— Ну да.
— А родник совсем рядом, под березой. Там красиво.
Никита поставил ведро на скамью, сел. В закутке у него жарко, а здесь хорошо. Еще от студеной воды приятный холодок.
— А ты чего такой взъерошенный? Приснилось что-то? — спросила Вероника и совсем не весело улыбнулась.
— Ну, можно сказать, что так.
— Как мы с Федотом, да?
— Нет.
— Тебе это всегда теперь будет сниться.
— Не было ничего.
— А сниться все равно будет. Сказать, кто во всем виноват? — Вероника протяжно вздохнула.
— Скажи.
— Надо все сначала начать.
— Сначала деньги нужно вернуть, — заявил Никита. — И Стаса оживить. Вернемся к тебе, соберемся уходить, и тут появится Саша.
— Не нужно деньги возвращать. Просто к Саше надо вернуться. Вдруг простит?
— Тебя?
— А тебя зачем прощать? Ты можешь остаться здесь.
— Ты меня бросаешь?
— Я тебе не нужна.
— Может, это я тебе не нужен?
— Нет, ты мне нужен. Да и я тебе. Пока ты не поправишься. А потом я уйду.
— А деньги возвращать не надо? — осведомился Никита.
Он помнил, как вела себя Вероника, обуянная золотой лихорадкой. Иной раз ему даже стыдно за нее было. А еще парень чувствовал привкус разочарования. У него даже возникал вопрос: а нужна ли она ему? Но сейчас в этом не было никаких сомнений. Вероника должна быть с ним, и точка. Что бы ни случилось, он не бросит ее. Но если она сама хочет уйти, то зачем ее держать?
— Как ты их вернешь? — осведомилась девушка с неподдельным интересом.
— Через Сашу.
— Через Сашу?
— Это его люди были. Сначала подъехали бандиты Ефрема, затем — твоего Саши.
— Ты так думаешь?
— Важно не то, что я думаю, а то, что было на самом деле.
— Если деньги вернутся к Саше, то их можно будет у него отобрать, — заявила Вероника.
— Это не ко мне.
— Ты слабый, а Саша сильный.
Никита пожал плечами. Пусть Вероника думает, что хочет, это ее право. Но если она действительно так считает, то ей пора уходить. Вдруг Саша действительно простит ее, может, даже женится на ней? Он вернется в Москву и будет жить по-прежнему. Схватки, тренировки, бабы. Деньги заработает. Прорвется на самый престижный чемпионат, станет лучшим среди первых. Кто тогда посмеет назвать его слабым?
— Кто меня перевязал? — Никита провел пальцами по голове.
— Федот-идиот! Как я придумала?
— Ты в ударе, — с усмешкой произнес Никита. — Креатив из всех щелей так и прет.
— Ты мог бы ему и морду набить.
— Еще не вечер, — сказал Яшин, поднялся, вернулся в свою каморку, лег, подождал, когда уляжется головокружение.
— Чай будешь? — спросила Вероника.
Никита промолчал.
Она подсела к нему на кровать и спросила:
— Ты что, обиделся?
— Валить отсюда надо.
Не нравился ему Федот. И сам он какой-то не такой, и юмор у него нездоровый. Уехал куда-то, а вдруг вернется не один?
— Тебе нельзя. Хотя бы пару дней отлежаться надо.
— В больнице.
— У него жена фельдшер.
— И томограф у нее есть, да?
— Думаешь, там что-то серьезное?
Никита закрыл глаза. Сколько раз он пропускал сокрушительные удары в голову, и ничего. Вот и теперь там, в черепной коробке, само все утрясется. Пролома как такового нет, кровь не вытекает, мозги не вылезают. Надо отлежаться, и все пройдет.
— Нормально все будет, — сказала Вероника.
— Будет, — подтвердил Яшин.
— Тебе нужно поспать.
— Не знаю.
— Чего не знаешь?
— Страшно засыпать.
— Федота боишься?
— Боюсь. За тебя.
Никита действительно боялся заснуть, провалиться в небытие. Вдруг Федот что-то задумал? Ему голову отрубит, пока он будет спать, а Веронику… Потом еще и убьет.
— За себя бойся, — думая о чем-то своем, сказала Вероника.
— За себя не боюсь.
— За себя я буду бояться. Давай чайку попьешь и спать будешь. А я рядом посижу.
— Просто воды.
— Родниковой?
— Да, той, которая без тещи. — Никита улыбнулся.
— Тещей боишься заразиться?
— Нет. Пусть будет теща.
— Мама у меня хорошая.
Вероника принесла стакан воды, Никита выпил ее. Странная какая-то, вроде бы ключевая, а с примесью какой-то химии. Как будто хлорированная или еще что-то в этом роде.
Глава 15
Время, отведенное на отдых, истекло, пора было подниматься, но Щелбан не мог этого сделать. Взгляд тусклый, реакции вялые. Вроде бы и немного крови потерял, но сил у него больше не имелось.
— Оставь меня здесь, — тихо сказал он.
— А деньги? — спросил Суржик, внимательно глядя на него.
Щелбан думал недолго.
— Дай мне мою долю.
— Там целый чемодан. Ты не унесешь.
— Ничего, как-нибудь.
— А если помрешь?
— Это же мои бабки. Пусть они умрут вместе со мной.
— Пусть достанутся ментам, ты это хотел сказать?
— Менты — тоже люди, — прошептал Щелбан и закрыл глаза.
— Ты бредишь?
— Это не я говорю.
— А кто?
— Это со мной говорят те люди, из ментовской машины.
Суржик посмотрел на Дашу. Она сидела на чемодане, спиной прислонившись к сосне. Глаза у нее закрыты, ресницы подрагивают. Устала жутко, но уговаривать ее не придется. Скажет — пойдет. Нужно — понесет. А ему сейчас без тягловой силы никак. Уж больно тяжелые чемоданы.
Суржик зашел к Щелбану сзади, сел на корточки и спросил:
— Ты привет им передашь?
— Его Миша зовут, — произнес Щелбан.
— Кого Миша зовут?
— А кого ты убил.
— Не он первый, не он последний.
Одной рукой Суржик зажал рот Щелбана, пальцами другой защемил ноздри. Тот задергался, но Суржик крепко держал его голову.