Когда он открыл глаза, самолет заливали алые лучи. Он прищурился, выглянул наружу и увидел, что все небо было испещрено красными точками, так что земля внизу казалась уже не лунно-серой, а огненно-красной; самолет снижался.
Время остановилось, доли секунды превратились в часы. Лавстару слышался тяжкий гул, словно затяжной гром, словно бездонный бас. Из иллюминаторов вдруг пропал свет, а самолет медленно перевернулся брюхом вверх — так медленно, что Лавстар без труда смог отследить это движение. Он прислушался внимательнее и разобрал, что звучавший гул — это очень замедленный шум. Самолет летел спиной вниз, но Лавстар встал и спокойно прошел в носовую часть, открыл дверь в кабину пилотов — но там не было ничего. Перед его глазами было только зияющее черное небо, нет, бесконечно зияющее красное небо, усыпанное горящими телами, как будто подвешенными на одной веревке, все на одной высоте; это одно из них только что сорвалось и оторвало кабину пилотов от его личного самолета. Он опустил взгляд вниз, на красно-белый ледник, и понял, что полет окончится именно там. Поэтому он сжал семечко покрепче в кулаке и шагнул в ночь.
Он падал на землю, как снежинка в пургу, и хотя сопротивление воздуха угрожало сорвать с него одежду, он не чувствовал холода, потому что каждая доля секунды длилась целый час, и за десять часов вся его жизнь пробежала перед его глазами, словно проявляющаяся пленка. Когда он ударился о ледник, он не почувствовал ничего. Сигналы боли не проникали в его мозг через сломанный позвоночник. Он посмотрел вверх и задумался: с какой же высоты он упал, — потом увидел, как из-за облака падающих тел светит его звезда, но не подозревал, что у него оторвана нога, лопнула печень и разорвалось сердце. Звезда Лавстара тускло мигнула и погасла. «Вот еще кто-то умер», — подумал Лавстар и крепче сжал семечко в кулаке.
Праздник миллиона звезд
«Праздник Миллиона Звезд!» — проревел весь мир в один голос. В каждом доме, в каждой деревне и в каждом городе люди выкрикивали одни и те же слова. Они звучали в коридорах психбольниц, раздавались эхом в палатах родильных домов, гремели в залах заседаний парламентов и в директорских кабинетах корпораций, их произносили даже воры-домушники и наемные убийцы на задании. «Праздник Миллиона Звезд!» — раздавалось из уст дикторов новостей, ведущих ток-шоу, бессимптомных рекламных носителей, ревунов, спортсменов и уличных музыкантов. Об этом стонали женщины в момент оргазма и кричали мужчины, просившие пощады в бою, эти слова произносили умирающие. «Праздник Миллиона Звезд!» — выкрикивали спящие и через мгновение просыпались в мертвой тишине. Весь мир выглядывал в окна, высыпал на улицы, поднимался на крыши — и смотрел в небо, будь то день или ночь, облачно или ясно, дождь или буря. Мир замер в молчании, ожидая Праздника Миллиона Звезд. Не было слышно ни звука: ни шепота, ни вздоха, ни свиста, ни пения, — и тут на небе проступили миллионы красных точек.
Тела не сгорали мгновенно, одной вспышкой, а летели вниз, пылая алым пламенем, и такой красоты мир еще не видел никогда. Все шло по плану отдела настроения LoveDeath: тела набирали скорость в падении и продолжали гореть, их пламя стало желтым, как огонек свечи, а за ними по небу тянулись огненные росчерки, как золотой дождь, — и по всей планете стали раздаваться возгласы восхищения.
Когда прошло четыре минуты, тела засияли зеленым огнем, потом голубовато-белым, как пламя сварочного аппарата, и наконец слепяще-белым, ярче и чище самого солнца. И вот по тысяче солнц зажглось над головой каждого жителя Земли, покрывая небесный свод с востока на запад и с севера на юг, и людей залило чистым белым светом, так что никто больше не отбрасывал тени. Солнца сияли во всю мощь и неслись к Земле со скоростью 30 тысяч километров в час.
Закрыл глаза Симон, закрыл глаза Пер, закрыла глаза Ямагути, за ними Гримюр с Птицефабрики, за ними все люди на Земле. Многие ложились лицом вниз, отворачивались от света, смотрели под ноги. В этот момент стали раздаваться первые взрывы. Громкие, тяжкие, страшные удары — но никто не мог разглядеть, что это взрывается, потому что свет ослеплял даже сквозь сомкнутые веки.
Началось то, чего настроенщики рассчитать не смогли. Погребальные одеяния оказались такими толстыми, что не сгорали полностью. Они нагревались, как противни в печи, а внутри них кипела, бурлила и испарялась человеческая плоть. И когда 80-килограммовые тела падали с высоты 10 тысяч метров и врезались в землю на скорости 30 тысяч километров в час, высвобождалась энергия как при разрыве ядерной бомбы средней величины.
Когда сто миллионов несгоревших тел одновременно рухнули на землю, раздался грохот неописуемой мощи. Произошло землетрясение такой силы, какого еще никогда не было с самого появления человечества. Тела старушек — божьих одуванчиков с треском проламывались через семидесятиэтажные небоскребы и взрывались среди их фундаментов. Горящие тела все падали и падали, рушились дома, взрывались дворцы, разгорались пожары, которые уничтожали леса и урожаи по всей Земле. Тела пробили стеклянную стену и скальную скорлупу комплекса в Экснадале. Они обрушили статую Йоуна Сигурдссона в столице и мавзолей под горой Кейлир, разнесли новые святилища Лавстара в городах мира. Трупы сбивали летящие дирижабли и самолеты, падали в море, поднимая волны, которые топили корабли и смывали прибрежные города. Они попали и в штаб-квартиру iStar, так что сгорел центр управления ревунами, отправив всем беспроводным людям одно последнее сообщение, которое они проревели в один голос:
— Слава Лавстару!
Эти слова раздались из всех уст до последнего, пока вокруг горели города, обугливались поля, вздымались волнами океаны, а горы сравнивались с землей.
А глубоко в недрах Экснадаля, в дальнем уголке парка развлечений, оставалась одна комната, вырубленная в скальной стене, выходящей на узкую лощину. Там Индриди и Сигрид не слышали ничего, кроме сердцебиения и храпа волчицы. Они лежали, прижавшись друг к другу, в ее желудке, как будто зашитые в оболочку для кровяной колбасы, и хотя от падающих тел дрожала земля, этого не было слышно из-за громкого звериного храпа. Индриди гладил грудь Сигрид, а она крепко взяла его член своими чуткими пальцами и направила в нужное место, продлевая их объятия. И они занялись любовью в желудке у волка, пока снаружи рушился мир.
Конец пути
Когда наутро Индриди расстегнул молнию на животе храпящей волчицы, все было тихо. Он вылез наружу и увидел, что волчица покрыта серой пылью. Он зажал нос: в воздухе стоял сильнейший «запах денег», — и огляделся. Вся комната была засыпана пылью, от которой дневной свет казался таким серым, что ему даже не пришлось щуриться после темноты. Снаружи доносились только монотонный свист ветра под горой и треск огня. Сигрид высунула наружу голову и поморщилась.
— Пахнет деньгами, — сказала она и зажала нос. — Так сильно никогда раньше не пахло.
Когда Индриди застегнул молнию, волчица проснулась и стала немедленно облизывать их обоих. Волчица лизала их везде, а они, застыв, оглядывались вокруг и пытались понять, что случилось с миром. Дверь в коридор завалило огромным обломком скалы, а замаскированное окно было расколото. Сигрид надела ботинки, и они вдвоем вышли в лощину. Вся долина была угольно-черная, земля настолько горячая, что от нее шел пар, а трава и вереск полностью сгорели. По руслу ручейка тек расплавленный жир пополам с кровью. Индриди и Сигрид двинулись дальше очень осторожно, как будто земля была тонкой корочкой над горячим источником. Над их головами вздымался пик Хрёйндранги, его острые изломы вонзались в облака, подобно стреле. Индриди и Сигрид не говорили ни слова, только шли, держась за руки; когда они попробовали включить видео из других мест, им попались только помехи, руины и обожженная земля.
Волчица понюхала воздух, побежала на запах и выкопала из-под обугленной человеческой головы разорвавшееся сердце. Голову она отпихнула своей серой лапой, и та с громким плеском упала в ручей крови. На месте, где она лежала, остались клочки желтой футболки и красного халата. Сигрид прикрыла глаза:
— Давай уйдем отсюда, Индриди!
Индриди, замерев, смотрел, как голова катится вниз по подъездной дорожке, а Сигрид разразилась рыданиями и закричала так, что ее голос разошелся эхом в тишине:
— Давай уйдем отсюда, Индриди!!!
Индриди приобнял волчицу за огромную голову и прошептал ей в ухо:
— Спасай нас, дружок! Увези нас отсюда!
Волчица легла на землю. Индриди запрыгнул ей на спину, Сигрид уселась за ним. Волчица полезла по скальным осыпям и камням, вверх по крутым склонам и до самого гребня гор. На пиках соседней гряды горели водородные шланги космодрома, а сквозь дым и туман стало видно, что ледник Миркауръёкюдль растаял и поток воды вынес мертвые тела из рефрижератора, где они хранились, так что теперь они были разбросаны среди обгорелых остатков дирижаблей LoveDeath, искореженных контейнеров и сожженных автобусов. С обломков стеклянной стены свисала звезда. Черная.
Они направились к вересковой пустоши, преодолевая распадки и ущелья, обходя кратеры и скальные обрывы. Везде все было черно, а от земли повсюду поднимался тошнотворный «запах денег». Волчица вспотела, вывалила язык, но не замедляла своего бега.
Теперь она бежала вдоль центрального шоссе, пересекавшего высокогорье, и Сигрид и Индриди закрывали глаза, чтобы не смотреть на людей, оставшихся сидеть в своих машинах, сжимая сгоревший руль. В небе кружили самолеты. Индриди и Сигрид попытались им махать или подавать знаки, но самолеты не отвечали и в конце концов падали на землю, когда у них заканчивалось горючее. Волчица преодолела искореженный железный лес, где сходились линии высокого напряжения, перепрыгивая через шипящие провода, которые извивались, словно ядовитые змеи, и рассыпали искры.
В небо поднимались столбы дыма, собираясь в темные тучи, которые стремительно уплывали по небу вдаль, будто острозубые киты. Когда Индриди и Сигрид верхом на волчице поднялись на невысокий холмик, им показалось, что одна такая туча упала с неба. Перед ними открывался ледник, грязный и покрытый песком, как черный кашалот с оторванным хвостом, у которого в ране виднеется белая ворвань, а ледниковая речка текла прочь, как будто кровь из этой раны, глинисто-красная и в пузырях.