— Теперь тебе решать, дружок, — сказал Индриди, погладив волчицу по взмокшей шкуре. — Тебе решать.
Они спешились, и волчица повела их по леднику. Похолодало, они едва шли от усталости и голода, но не могли остановиться. Они подолгу обходили трещины, ноги промокли, одежда едва защищала от холода. На вершине ледника волчица легла на землю, отказываясь идти дальше. Индриди лег рядом.
— Все напрасно, Сигрид, — сказал он. — Неважно, где умирать, можно и здесь.
Но Сигрид не легла с ним рядом, а осталась стоять на пронизывающем ветру, оглядываясь вокруг, и вдруг заметила маленькое пятнышко вдали. Она прищурилась и увидела, что изо льда торчит рука. Сигрид подошла ближе: в лед вмерзло тело старика, все переломанное, с пробитой головой и широко распахнутыми глазами.
— Я нашла человека, — сказала Сигрид.
— Оставь его, — ответил Индриди сквозь слезы. — Все умерло. Это все напрасно, Сигрид.
Сигрид нагнулась и разжала побелевший кулак мертвеца. На свет показалось маленькое семечко. Зеленое.
— Индриди, я нашла семечко!
Сигрид осторожно вынула семечко из мертвой руки. Подняла глаза и увидела на краю ледника свет. Ее сердце наполнилось чистой надеждой.
— За мной, Индриди!
Сигрид потащила Индриди за собой, волчица поплелась с ними. Держа семечко в руке, Сигрид вела их вперед, и они шли через белую пустыню на свет. Пока они шли, ледник снова становился грязнее, попадалось больше песка, и наконец они увидели, что солнечный луч освещает заросшую травой долинку, окруженную со всех сторон стеной ледника. Вершины соседних гор скрывались в тучах, но над долиной небо было чистым. Сигрид вдохнула полной грудью.
— Здесь не пахнет деньгами, — сказала она.
Они спустились в долинку и нашли там упавший вертолет. В нем, словно брошенные птенцы, лежали безжизненные тела двух пилотов. От вертолета тянулся металлический кабель, они пошли по нему и добрели до небольшого холмика, покрытого травой, в склон которого была вделана дверь. Они открыли дверь, зашли и огляделись. Через разбитое окно проникал свет. В доме не было ни души, но кровати были застелены. Индриди хотел есть и стал искать какую-нибудь еду, но ничего не нашел. В одной из комнат, правда, обнаружилось множество ящиков со штемпелями Национального музея. Они открыли один, но он оказался заполнен мечами.
Волчица завыла от голода, и Сигрид погладила ее. Индриди вышел из дома, держа в одной руке меч, а в другой древний котел. Он разрубил тела пилотов, сварил мясо и нарезал мелкими кусками, которые положил волчице прямо в желудок. К вечеру из ее сосков пошло молоко.
— Мммм, мед… — раздавалось той ночью из спальни.
На следующее утро Сигрид вышла на склон дома-холма с цветочным горшком и набрала в него земли. Она осторожно вдавила семечко в землю и присыпала сверху. Тут она услышала птичий крик. «Неужели крачка?» — подумала она.
Сигрид позвала Индриди, и они вместе стали смотреть, как долину сплошной полосой накрывает белое облако перелетных крачек.
— Крачки, — сказал Индриди. — Значит, это не конец света.
Сигрид подняла горшок и взглянула на следы своих пальцев в земле.
«Семя становится лесом».
Устика, весна 2001 — Рейкьявик, осень 2002