Впрочем, последним во двор Дьюртубие неторопливо въехал на беломордом ослике нотариус города Сибур, которого мы силком вытащили из его конторы, когда проезжали мимо него по городку. Легист надоумил.
За хозяином в дверях показался молодой человек лет двадцати с охотничьей рогатиной в одной руке и с павезой, расписанной бело-сине-зеленым триколором – в другой. Такой же крепкий и чернявый, но в отличие от отца – кудрявый. То, что они близкие родственники, было видно сразу.
– Чем обязан такому заезду? – рыкнул барон аки тигра.
Судя по хозяйскому окрику, никем другим он оказаться не мог.
– Преклони колени перед своим сеньором! – с вызовом продекламировал виконт де Базан.
– Мой сеньор – руа франков! – Барон гордо вскинул подбородок.
– Уже нет, мон шер, – ласково и с улыбкой встрял я в разговор. – Мы с моим дядей махнулись, не глядя: все мои виконтства в Этампе и Шампани – на все его виконтства южнее Гаронны. Несколько неравнозначный обмен, скажу я вашей милости, но разве особо поспоришь с руа франков Луи Одиннадцатым? Вы же знаете, насколько он упрям. Позвольте представиться: дон Франциск Первый, Божьей милостью рей Наварры, суверенный принц-виконт Беарна, принц-соправитель Андорры, конде де Фуа и Бигорр, командор ордена Горностая и прочая, и прочая, и прочая…
И, не слезая с седла, слегка склонил голову чуть налево, чтобы не было это поклоном как таковым, а всего лишь салонным жестом.
Марк при этом развернул за мной мое знамя, поведя им из стороны в сторону для лучшей узнаваемости.
– Барон Педро Дьюртубие, сеньор Уррюнь, ваше величество.
Барон отвесил мне самый настоящий придворный поклон, отмахнувшись вместо шляпы шлемом. Впрочем, перья присутствовали. Целых три и все белые. Из страуса выдернутые; возможно, даже живьем.
– Могу я осмелиться предложить вашему величеству вина с дороги? – предложил любезный хозяин.
– Лучше сидра, – ответил я, соскакивая с кобылы. – Нам нужна свежая голова при решении государственных вопросов.
– Какие государственные вопросы могут быть в нашем захолустье, – стал прибедняться барон.
– Я прибыл сюда до вашей милости принять у вас оммаж и фуа за вашу баронию.
– Но, ваше величество, я связан оммажем с руа франков, который я дал ему лично восемнадцать лет назад, на этих самых камнях, – топнул он ногой о брусчатку двора, – когда мой монарх гостил в этом замке.
– Сеньор у вашей земли поменялся. Увы, барон: «Род приходит, и род уходит, а земля пребывает вовеки». Так что это уже не ваша земля, а моя. Такова структура момента. И чтобы она снова стала вашей, от вас требуется принести мне тесный оммаж. Не меньше.
– Прошу вас и вашу свиту пройти в трапезную, ваше величество. О ваших воинах и конях позаботятся.
И барон сделал вполне куртуазный приглашающий жест.
– Базан, Фларамбель, Микал, Ллевелин, шут, пажи, легист и нотариус – со мной, остальные ждут во дворе. – И я подмигнул Эрасуне.
Сержант кивнул в подтверждение, что замок обязательно будет им взят под охрану и оборону.
Марк молчаливо двинулся за мной, отдав знамя кому-то из беарнских стрелков. Без приказа. Не драться же мне с ним?
Амхарцы остались у ворот, только спешились. Стражник баронский был уже без алебарды. Но все такой же ошеломленный неожиданным вывертом судьбы.
Хоть я виду не подавал, когда входил в баронскую трапезную, но зол я был основательно. А что прикажете чувствовать, когда почти целого короля под собственным знаменем тормозят какие-то баронские таможенники на сибурском берегу Нивели, требуют каких-то пошлин, дорожных и мостовых сборов, на таком хлипком основании, что тут домен короля Франции. И это после того как свои таможенники в порту и на северном берегу Нивели отсыпали мне почти два кило серебра, которое все равно должно было отправиться в мое казначейство.
Попинали их по моему кивку амхарцы древками копий. Больно, но без членовредительства, только чтобы место свое осознали и гавкали из будки с разбором.
После чего легист предложил прихватить с собой городского нотариуса. Я согласился. Гнать надо такого барона, у которого таможенники мало того что тараканы беременные, да еще и берега потеряли от жадности.
Правда, пока протряслись три километра в седлах до замка, градус моего гнева малость утишился, и разрушать все вокруг вдребезги пополам я не стал.
В трапезной барон первым делом представил нам свое семейство.
Жену, высокую – выше мужа на полголовы – дородную брюнетку под кружевной мантильей, которая только добавляла ей роста, и в пышных юбках на широкой талии. Троих сыновей и дочь.
Сыновья все как под копирку бароном сделанные, только рост у них пока еще разный. Меня что-то царапнуло, какое-то несоответствие, пока не понял, что возраст старшего сына вполне уже рыцарский, а младшие по обычаю должны уже где-то пажами служить, а барона – наоборот, окружать отпрыски родни и хороших знакомых для приготовления тех к рыцарскому званию. А этого нет, что странно. Возможно, это как-то характеризует барона, только вот мне пока этого не понять.
Дочь барона также отличалась высоким ростом, но была ниже маменьки. Стройна, так же как мать жгуче чернява, и с очень хорошей фигурой, которую не портило даже ужасно пошитое парчовое платье, скорее всего, перешитое из материного или даже бабушкиного одеяния.
Глядя на это семейство местной аристократии, особой зажиточности я не почувствовал. Мебель для пятнадцатого века можно сказать антикварная, сработанная на века еще до Столетней войны. Посуда, выстроенная напоказ на полках, даже не серебряная – оловянная, давно не чищенная. Явно парадная, каждый день они с нее не едят. На стенах никаких картин и гобеленов. Зато много разнообразной формы щитов с тремя горизонтальными полосами (белой, зеленой и синей), из-за которых веером торчали разнообразные копья, дротики и сулицы, оформленные в виде римского «трофея». Щиты венчали старинные шлемы, в основном на темы различных турнирных «ведер» и «жабсов».
Увидев мой заинтересованный взгляд, барон мимоходом пояснил:
– Эти шлемы – турнирные трофеи нескольких поколений нашей семьи, ваше величество.
Над камином высился уходящий в стену выбеленный косой дымоход, украшенный лепным гипсовым гербом в картуше. Полным гербом, раскрашенным яркими красками, со шлемом и порванным наметом. Шлем венчала английская баронская корона. Из короны вырастало навершие в виде зеленеющего дерева. Щит придерживали с правой стороны белая лошадь, а с левой – черный единорог. На самом щите – все тот же горизонтальный триколор. Древний герб, лаконичный.
И все семейство барона скучковано под этим гербом, как для фотографии на память. После представления меня бароном, его присные твердили мне как попки одну фразу: «Ваше величество». Мужчины ограничились поклонами, а женская часть продемонстрировала знание правильного придворного реверанса, во время которого, наверное, жутко сожалела, что не в декольте.
Поразило меня имя дочери барона, совсем не христианское. Такого-то и в святцах, наверное, нет.
– Аиноа, моя дочь, – представил ее барон.
– Дамуазель, – слегка поклонился я.
– Шевальересс, ваше величество, – поправила она меня с явным вызовом, впрочем, не выходя за пределы вежливости.
– Шевальересс? – переспросил я, несказанно удивившись услышанному.
– Так точно, ваше величество, шевальересс и дама д’Эрбур. – Аиноа снова присела передо мной в реверансе. – Выставляю в ополчение копье в пять латных сержантов. А в дверях стоит Хорхе, – кивнула она на двенадцатилетнего мальчика, – мой паж.
– Приятно увидеть настоящую амазонку в наших палестинах, – произнес я, подавая девушке руку.
Когда она, опершись о мою ладонь, встала, я ее ладошку поцеловал, приговаривая:
– И эта нежная ручка способна держать тяжелый меч кабальеро?
Внутренне я себя попутно обругал кокеткой и долбодятлом, но удержаться не мог. Надпочечники резко выдали новую порцию гормонов.
– Ваше величество, – прямо ответила Аиноа, не пытаясь даже выдернуть свою ладонь из моей руки и не отрывая смелого взгляда от моего лица, – я была пока всего на одном смотре и держала на нем только свой вымпел. Но если вас интересуют мои боевые качества, то я неплохо стреляю из короткого лука. Жаркое на ужин приготовят из лани, которую я добыла сегодняшним утром. Мне будет приятно вас ею угостить.
– Благодарю вас за приятное знакомство, шевальересс.
Продолжать с ней болтовню дальше было бы грубым нарушением этикета. Сначала надо освободить от себя других.
– Ваше величество… – Девушка снова распласталась в реверансе.
– Шевальересс, – ответил я по протоколу.
Вернувшись к столу, я сел на самое почетное место. Туда, куда хозяин должен садиться.
Все остались стоять.
И только мне паж Аиноа принес оловянный кубок с шипучим сидром. Остальным – шиш. Местный барон. Оказывается, еще и редкостная жадина.
Отпив глоток, я вытер губы платком, который достал из рукава, и нарушил атмосферу напряженного молчания:
– Итак, сеньоры, разговор получается у нас неприятный. Я вынужден сообщить вам, барон, что вы или принесете мне оммаж за эти земли, или покинете их.
– Извините меня, ваше величество, но я останусь верен его величеству Луи Одиннадцатому.
– Ваш выбор, барон. Хотя мне и странно это слышать, когда всем известно, как ваш род неоднократно и с большой легкостью менял государей, даже титул вы получили от английского кинга, хотя вы баски.
Барон при этих словах набычился и покраснел лицом.
Я тяжко вздохнул, как от неприятного мне известия, и изрек:
– Значит, вы нас покинете. Три дня на сборы вам хватит?
Глаза баронессы стали как у анимешки японской, и она, пошатнувшись, непроизвольно схватилась за свою левую сиську, под которой находилось ее ранимое сердце.
«Только бы в обморок не хлопнулась», – подумал я.
Но, слава богу, в этом веке обмороки были еще не в моде у слабого пола.
– Ваше величество, помилуйте, невозможно за три дня собрать необходимое количество повозок и волов для такого обоза. Еще охрану требуется увеличить. У меня в замке всего дюжина стражников, а в дороге этого мало. Разве что дочь отдаст мне свое копье, – возопил барон.