На посеревшем от времени полотне я заметил следы грязных пальцев и, влекомый любопытством, отбросил ткань. Горестный вздох сам собой сорвался с моих губ. Если бы на картине была изображена прекрасная женщина, я бы смело причислил историю кровопийцы к списку любовных трагедий. Но художник изобразил вовсе не волоокую жену вампира, погибшую при странных обстоятельствах, а девочку, почти ребенка. Судя по чертам лица, ей было около девяти лет, когда она позировала для портрета. Невооруженным глазом было видно ее сходство с мужчиной, которого я разглядывал первым. Возможно, она приходилась ему дочерью или сестрой. Те же серые глаза, нос, прямая линия рта, упрямый подбородок и бледность, граничащая с болезненностью.
– Ты идешь? – нетерпеливо спросил Филипп.
Я вздрогнул и опустил полотно. Громила, стоя внизу, сверлил меня недовольным взглядом.
– Ты знаешь что-то о владельцах замка?
– Я – Охотник, а не риелтор.
– Ладно, – сдался я. – А что насчет вампира? Как ты собрался переправить его в Лондон?
– Вызову Пожирателя Времени, когда мы будем готовы.
– Вызовешь? Как?
– Вперед, Морган. – Филипп грубо взял меня за локоть и потащил вперед. – Мы и так задержались.
Мне бы хотелось идти медленнее, но Филипп будто с цепи сорвался. Возможно, он был уверен в том, что вампиры совершенно безобидны при свете дня, но я такой уверенности не испытывал. От воспоминаний о ночных кошмарах по коже побежали мурашки, к горлу подступил горький ком. Хорошо, что мы еще не завтракали.
Горшок стоял на том же месте, что и вчера. Филипп надавил на него ботинком – каменная плита в полу отъехала в сторону, открывая спуск. Мы замерли в нерешительности перед зияющей бездной, я уловил едва заметный сладковатый запах разложения.
– Пойду первым, – наконец сказал Филипп. – Не отставай и неси лампу.
Он запалил фитиль и передал лампу мне. Наши пальцы встретились и, к своему ужасу, я почувствовал, что его руки тоже дрожат.
Спуск круто уходил вниз, лестница вилась спиралью. Стены подземелья сперва были выложены камнем, а потом превратились в скальную породу. Кое-где по ней стекала вода, неизвестно откуда взявшаяся в таком месте. Ступени были скользкими от влаги, на них, вопреки здравому смыслу, рос мох.
Едва уловимый дух тлена превратился в смрадную вонь. Я прижал руку к лицу, но все равно чувствовал запах смерти, такой густой, что забивались ноздри.
Меня охватил необъяснимый ужас, все мое существо взвилось, громко протестуя против спуска. Но Филипп упрямо шел вперед, а я, едва живой от страха, следовал за ним. Проход становился все уже, и казалось, что мы останемся здесь навсегда, погребенные под старым замком.
Спуск закончился и превратился в узкий темный коридор. «Он похож на глотку», – хотел сказать я, но предусмотрительно промолчал, не желая нагнетать и без того напряженную атмосферу. Наши шаги поглощала тьма, стук сердец превратился в набат. Все вокруг кричало: «Бегите! Бегите!» – но мы упорно шли. По моей спине ручьями бежал пот; рука, сжимающая кольцо лампы, выглядела обескровленной – такой бледной, что я мог разглядеть вены, затейливыми узорами разбегающиеся под кожей.
Филипп резко остановился, и я едва не налетел на него. Перед нами выросли двери – две сомкнутые каменные плиты. На них были вырезаны символы и руны, я присмотрелся, но не увидел ничего знакомого. Поверхность плит, блестящая от влаги, поросла мхом.
– Как мы ее откроем? – тихо спросил я и удивился страху, сквозящему в моем голосе.
– У меня есть лом.
Мне начинало казаться, что в рюкзаке громилы спрятан пространственный карман, в котором он носит целую Вселенную.
Филипп вытащил лом, приладил к стыку плит, а затем навалился на него. Ничего не произошло, только заскрежетал металл, соприкоснувшись с камнем. Раз за разом громила пытался открыть дверь, но она не поддалась ни на дюйм.
– Проклятие, – негромко выругался он. – Давай руку, Морган.
– Что ты собрался делать? – Я инстинктивно спрятал свободную руку за спину.
– Скорее всего, здесь заговор на крови. Нужно открыть дверь.
– Ты хочешь пустить мне кровь?
– Именно.
– Используй свою.
– Моя не подойдет.
Филипп повернулся ко мне и требовательно дернул за рукав. Я подумал, что дверь может быть проклята, но послушно протянул руку в надежде, что все это скоро закончится и мы поднимемся на поверхность. Проклятое подземелье будто подавляло мою волю.
Лезвие прочертило ровную полосу на моей ладони так быстро, что кровь выступила лишь спустя несколько мгновений. Филипп посторонился и кивнул на дверь.
– Приложи руку.
Услужливый внутренний голос тут же нарисовал ужасную картину смерти от заражения крови, но я, стиснув зубы, все же прижал ладонь к шершавой поверхности камня. Плиты тут же дрогнули и медленно разъехались в стороны. Пораженный, я открыл было рот, чтобы узнать у громилы, как такое возможно, но Филипп протиснулся мимо меня и смело вошел в темноту скрытого от посторонних глаз помещения.
Переборов иррациональный страх, я переступил порог, и… ничего не произошло.
Не знаю, чего я ждал – нападения или сонма стенающих душ, – но в любом случае опасения мои не оправдались. Мягкий свет огня озарил каменные стены и выдолбленные в них альковы. Я подошел к одному из них и воскликнул прежде, чем сумел себя остановить:
– Здесь гроб!
– Чего ты ждал от склепа? – спросил Филипп.
– Кому в здравом уме придет в голову хоронить родственников под домом?
– Тому, чьи родственники восстают по ночам? Иди сюда, Морган, помоги мне.
Я поморщился. Имя, которое я назвал хозяину громилы, нравилось мне меньше всех прочих. Ну, он хотя бы перестал называть меня малышом.
Мы в нерешительности замерли перед большим каменным гробом. На плите не было ни пыли, ни паутины, я провел рукой по строкам эпитафии и прочитал вслух:
– «Любимому отцу и мужу. Скоро мы снова встретимся». Жутковато, да?
– Нужно открыть его.
Глаза Филиппа поблескивали от предвкушения. Возможно, это была всего лишь игра моего воображения, но даже его лицо изменилось: черты заострились, губы изогнулись в хитрой усмешке. Охотник настиг добычу.
Он толкнул плиту – безуспешно. Попробовал отодвинуть ее с помощью лома, но тоже не преуспел. Наблюдать за его потугами было одно удовольствие – он так и не начал мне нравиться, так что я упивался злорадством.
– Может, здесь тоже есть рычаг? – Он упер руки в бока и огляделся.
– Тогда как он открывает его по ночам?
– Ты недооцениваешь этих существ. Он силен как дюжина мужчин. – Он спохватился и деловито спросил: – Твоя рука еще кровоточит?
– Думаешь, здесь…
– Клади руку на крышку, – приказал он.
На ладони действительно еще поблескивает кровь. Вернувшись в Лондон, первым делом пойду к доктору, чтобы он проверил, не попала ли в рану инфекция.
– Живее.
Едва рука коснулась плиты, камень дрогнул. Он будто вдохнул, это движение так походило на то, как вздымается человеческая грудь, что я затаил дыхание. Таинство, старинный колдовской обряд на крови – вот что это такое. Ничего подобного я никогда не видел.
Судя по всему, Филипп перемены не заметил. Он принялся расхаживать туда-сюда, явно стараясь придумать, что делать дальше. А я молчал.
– Открой его, – вдруг сказал Филипп.
– Что?
– Открой проклятый гроб! – рявкнул он. – Замок ведь открылся, верно? Почему ты молчишь, черт бы тебя…
Он сам толкнул плиту – и наружу вырвался рой огромных, жирных насекомых. Комната наполнилась жужжанием крыльев, эхо усилило его в сотню раз. Я закрыл голову руками и отпрянул к стене, но рой плотным коконом облепил меня, насекомые наполнили склеп, их крошечные лапки были повсюду: на моем лице, на одежде, в волосах! Я хотел закричать, но только сильнее сжал губы, чтобы ни одна тварь не залезла внутрь. Одной рукой закрыл нос, второй заткнул ухо. Филипп что-то кричал, но я его почти не слышал.
Наконец рой ринулся прочь сквозь открытые двери. Я увидел, что Филипп побежал следом, и кинулся вдогонку. Мы поднялись наверх невероятно быстро, лампа потухла в середине пути, так что бежать пришлось буквально на ощупь.
Насекомые вырвались из подземелья, заполнили кухню и полетели дальше. Я, задыхаясь, нагнал Филиппа у входной двери, которая оказалась распахнутой настежь. Он, наконец, остановился и замер, подняв лицо к небу.
Я вышел из замка и увидел, на что он смотрит. Насекомые… сгорали в солнечных лучах. Сотни алых мух вспыхивали искрами, становились крошечными тлеющими угольками, а затем падали на землю, на лету превращаясь в хлопья невесомого пепла.
– Что это было? – потрясенно спросил я.
– Наша добыча, – прорычал Филипп. – Он выбрал смерть.
– О чем ты говоришь?
– О вампире, Морган. Он обратился роем и обвел нас вокруг пальца.
– Хочешь сказать…
– Хочу сказать, что мы крупно влипли. Пошли, мы должны немедленно вернуться в Лондон.
– Но…
– Быстрее, Морган! Как же мне надоело постоянно тебя подгонять.
«Мне тоже это надоело!» – хотел сказать я, но промолчал. Это самая провальная миссия за всю мою карьеру. Хорошо, что в Ордене об этом не узнают.
Почесывая шею, я пошел за Филиппом, мечтая о теплой ванне и чашке крепкого кофе.
Глава 6
Швейцар услужливо открыл дверь и поклонился. Яркий свет ламп ослепил меня, пришлось остановиться и проморгаться, чтобы привыкнуть к нему. Голова напоминала улей: мысли жужжали, как сотни пчел, из-за них я не слышал ничего вокруг и едва не угодил под машину. Холл только ухудшил мое и без того скверное самочувствие: музыка и громкие голоса впились в мозг иглами. Со вчерашнего вечера не отпускала тошнота, утром пришлось отказаться от завтрака, чтобы без риска добраться до главного здания, принадлежащего Ордену.
Проскользнув мимо знакомых, я вошел в лифт, кивнул оператору, и тот незамедлительно нажал на кнопку верхнего этажа, жестом остановив женщину, которая хотела присоединиться к нашей поездке.