Завидев впереди темный шпиль, я прибавил шаг, но вскоре замер, открыл от удивления рот и едва не перекрестился. Темная громада памятника возвышалась надо мной, над городом, над всем миром. Острый готический шпиль пронзал небо. Мое горло сжал болезненный спазм, я готов был разрыдаться, сраженный мрачным великолепием памятника. Монумент Вальтер Скотта. Неподвластный времени, потрясающий воображение. Никогда не думал, что мне доведется увидеть его своими глазами.
– «Он нахмурясь глядел, он как мертвый бледнел, – прошептал я, прикладывая ладонь к холодному камню, – он ужасен стоял при огне. “Пусть о том, кто убит, он поминки творит: то, быть может, поминки по мне…”»[10]
Времени почти не осталось – волшебство ночи рассеивалось, свинцовый сумрак стелился у ног, предвещая скорый рассвет. Мне не хотелось уходить. Умереть у ног Вальтер Скотта, принять немилосердный гнев солнца, раскаяться в содеянном – вот чего я жаждал в эту минуту. Но я ушел. Бросил прощальный взгляд на монумент, кивнул ему, как старому приятелю, и помчался вперед, высматривая в окнах неспящих, тех, кто впустит меня в свой дом и позволит остаться.
Распрощавшись с пожилой четой, приютившей меня, я выпорхнул на улицу. Меня окрыляли вчерашние романтические переживания, нахлынувшие у монумента Вальтер Скотта, и предвкушение новой ночи в Эдинбурге – городе замков, городе, который свел меня с ума. Сбросив личину Арчи, я испытал ни с чем не сравнимое облегчение, будто груз ошибок тоже исчез, остался лежать на полу в пустом лондонском доме. Мистер Аддамс не знал, что делать с обретенной силой, боялся ее и всячески подавлял, тогда как я, новый я, прекрасно понимал, какие перспективы открывает способность внушать людям свои мысли и перемещаться в пространстве быстрее экипажа и автомобиля.
Я не спеша шел по Джордж-стрит, когда мимо пробежала она – женщина, оставившая за собой шлейф непередаваемых ароматов. Едва уловив их, я понял, что должен делать. Развернувшись на каблуках, я нагнал ее и окликнул:
– Мисс!
Она замедлила шаг, оглянулась, и мне почудилось, что ее зрачки едва уловимо расширились. Человеческое тело всегда знает, что нужно делать. Оно оценивает обстановку куда быстрее, чем наше истощенное сознание, озабоченное мелкими неурядицами. Мы больше не думаем о том, что за углом нас может поджидать опасность; но тело, несущее в себе память предков, реагирует на хищника мгновенно. Глаза вампира похожи на глаза дикой кошки или лисицы – стоит мне сосредоточиться, как мои зрачки вытягиваются вертикально. Я могу прятаться в тени очень долго – до тех пор, пока не придет время напасть. Люди больше не чувствуют себя легкой добычей, они уверены, что их защитит полиция, закон, кулаки на худой конец. Но они ошибаются.
Я подошел ближе.
– Да? – Она продолжала медленно идти спиной вперед. – Извините, я тороплюсь и…
– Прошу меня простить. Я только вчера приехал и, кажется, заблудился. – Я поднял руки, показывая, что у меня нет оружия. – Мне просто нужно понять, где я нахожусь.
Она смерила меня оценивающим взглядом, едва заметно нахмурилась, но все же продолжила разговор:
– Это Джордж-стрит. Куда вам нужно попасть?
Я попытался вспомнить досконально изученную карту города и сказал:
– Вроде бы где-то здесь находится галерея.
– Здесь много галерей, – неопределенно ответила женщина. – Одна из них там, впереди, на Дандас-стрит.
– Вам, случайно, не в ту же сторону? – Я изобразил отчаяние и всплеснул руками. – Мне так неловко отвлекать вас от дел, но я совершенно отчаялся.
Морщинка меж ее бровей исчезла, она еще раз окинула меня взглядом и сказала:
– Пойдемте. Как вас зовут?
Я подстроился под ее шаг и ответил:
– Александр Мюллер.
– Так вы немец?
– Частично. – Я пожал плечами.
– Что привело вас в Эдинбург?
– Рассказы о том, что это лучший город земли.
Она потеряла бдительность, ее губы растянулись в улыбке, взгляд стал заинтересованнее.
– Могу я тоже узнать ваше имя? – как будто бы невзначай спросил я.
– Иннис. – Она смахнула со лба темную челку. – Вам действительно нужна помощь или вы решили со мной познакомиться?
– Это так очевидно? – Я кокетливо убрал кудри за уши. – Но помощь мне тоже нужна.
Она смутилась и прибавила шагу. Местные женщины отличались куда большей чопорностью, чем англичанки. Мне всего лишь хотелось провести несколько минут в приятной компании, но Иннис явно чувствовала неловкость. Стоило поскорее закончить это представление и расстаться с ней.
Мы шли мимо городского сада, когда я, убедившись, что вокруг никого нет, схватил ее за талию и перемахнул через ограду. Пришлось зажать ей рот, однако Иннис не пожелала сдаваться без боя – ее зубы вонзились в мою ладонь, и я вскрикнул от неожиданности.
Прижавшись спиной к дереву, я развернул ее к себе и, глядя в глаза, прошептал:
– Успокойся. Ты не будешь кричать. Стой смирно.
Иннис обмякла, я отпустил ее и выдохнул. Надо же, не думал, что похищать человека прямо с улицы так волнительно. Оставалось надеяться, что нас никто не заметил.
Я откинул волосы Иннис за спину и принялся расстегивать ворот ее платья, чувствуя себя последним мерзавцем. Даже биение голубой жилки под нежной кожей не смогло отвлечь меня от кружевного края ее бюстгальтера, показавшегося из-под платья. Мне стало дурно. Прижавшись лбом к стволу дерева, я закрыл глаза и простоял так несколько минут. Затем, собравшись с силами, быстро снял с себя пиджак и накинул на девушку, прикрыв все, чего я не должен видеть. Так-то лучше. Только после этого, немного успокоившись, я притянул ее к себе, посмотрел в глаза и сказал:
– Тебе не будет больно. Я сделаю все быстро.
Дрожащим языком я лизнул кожу у изгиба ее плеча и вонзил зубы в трепещущую жилку. Горячая кровь хлынула в рот, я подавился, закашлялся, лицо Иннис окропила алая роса. Испугавшись и смутившись, я принялся кашлять еще сильнее, кровь попала в глотку и пошла носом. Если мне когда-то придет в голову написать мемуары о своей вечной жизни, эту главу я точно пропущу.
Я снова приник к шее Иннис, чтобы успеть поесть хотя бы немного, прежде чем она потеряет сознание от потери крови. Сделав два больших глотка, я почувствовал, как слабеет ее сердце, и тут же отстранился. Голод утолить не вышло, но продолжать я не мог. Лежа в безымянной могиле на Хайгейтском кладбище, я дал себе обещание, что не буду убивать людей, только питаться от них. Так что сегодня Иннис вернется домой.
Я зализал раны на ее шее – и они мгновенно затянулись. Смущаясь, словно юный муж в первую брачную ночь, я застегнул ее платье, старательно отводя глаза от пышной груди, платком вытер кровавые капли с милого лица, поправил ей волосы и, удовлетворенный результатом, сказал:
– Забудь меня и все, что здесь произошло. Ты задержалась, потому что встретила старую подругу. Вы немного прогулялись и разошлись по домам. Ступай.
Иннис встряхнулась, развернулась на каблуках и уверенно пошла в сторону пешеходных дорожек. Прячась в тени деревьев, я проводил ее взглядом и успокоился, лишь когда светлое платье растворилось в темноте.
Я собирался покинуть парк, как вдруг услышал странную навязчивую мелодию. Словно ребенок, завороженный игрой Гаммельнского крысолова, я выбрался на пешеходную дорожку и пошел вперед. Музыка стала громче, в воздухе появился сладкий запах жженого сахара. Я сам не заметил, как оказался в толпе возбужденных людей всех возрастов – старики медленно брели за молодыми, а те тащили за собой детей. Замыкал странную процессию я – вампир, только что завершивший трапезу.
В небе вспыхнул огненный цветок. Толпа восхищенно застыла, раздались крики, десятки рук взметнулись в воздух, указывая на причудливо опадающие горящие лепестки. Пользуясь замешательством людей, я расчистил себе путь локтями и пробрался вперед. Не успел я и шагу ступить, как мимо промчался мальчишка на одноколесном велосипеде, жонглирующий горящими факелами. Он выпустил струю дыма мне в лицо и, заливисто хохоча, умчался.
Еще один взрыв фейерверков заставил людей кричать – над толпой появился огромный китайский дракон, вытянулся и выдохнул целый сноп искр.
В Эдинбург прибыл бродячий цирк, понял я.
Всего четыре шатра: очень большой, два совсем маленьких и средний. Неподалеку труппа припарковала вагончики, возле которых лошади самозабвенно щипали траву. Продавцы с переносными прилавками появлялись то тут, то там и предлагали сладкую вату. Мальчишки-жонглеры катались туда-сюда, грозясь поджечь волосы зазевавшихся леди. И над всем этим то и дело вспыхивали фейерверки, столбы были увиты гирляндами разноцветных лампочек, на крыше большого шатра светилась надпись: «ЦИРК».
Мои глаза заслезились, захотелось уйти, сбежать в мрачный прохладный склеп – подальше от резких звуков трубы и взрывов над головой. Но я продолжал стоять перед шатрами, зараженный всеобщим любопытством. Толпа ринулась вперед, меня едва не сбили с ног. Пришлось присоединиться к людям и встать в очередь перед крошечной будкой билетера.
– Добрый вечер!
Из шатра вышел высокий человек в алом фраке. Лицо скрывала тень от цилиндра, но я готов был поспорить, что он довольно молод – судя по подтянутому телу и манере держаться.
– Прекрасная погода сегодня, не так ли? – Человек прошелся вдоль очереди, оценивающе разглядывая посетителей. – Вы готовы увидеть наше представление?
Дети завопили, взрослые проявили заинтересованность куда более сдержанно, но на их лицах застыло ожидание. Они ждали чудес.
В руках незнакомца появилась колода карт. Я не успел увидеть, откуда он достал их, и попался, как обыкновенный простак. Похоже, развлекать публику вышел кардист – мастер в обращении с картами. Будто услышав мои мысли, юноша повернулся ко мне, поклонился и запустил карты в воздух. Плавной волной они поднялись над его головой и аккуратно вернулись во вторую ладонь. Все это время взгляд кардиста был устремлен на меня. Я кивнул и выдавил из себя улыбку, всем своим видом показывая, что впечатлен ловкостью его рук. Но ему этого показалось мало. Он подошел ко мне и развернул карты перед моим лицом.