Джеррод, конечно, хотел поддеть его, но Кел, напротив, даже обрадовался, услышав эти слова. Джеррод напомнил ему о цели его существования, и эта цель заключалась в том, чтобы защищать Конора. Его место было рядом с принцем, а Король Старьевщиков и Проспер Бек со своими непонятными махинациями отнимали время и мешали выполнять долг. Из-за близкой дружбы с наследником престола он привлекает внимание разных интриганов и темных личностей, и так будет всегда, размышлял Кел. Его тренировали защищаться от мечей и кинжалов, но, к сожалению, не научили оберегать себя от подобных поползновений.
Лишь несколько недель назад Кел понял, что в его доспехах имеется брешь. Но это оказалось вовсе не стремление участвовать в политической жизни Горы, а желание общаться с людьми, которые знают настоящего Кела Сарена. Не фальшивого кузена принца, не безмозглого двойника, который иногда занимает место Конора, а сироту Кела – наблюдательного, умного молодого человека, Ловца Мечей. Он и не подозревал о том, что ему это необходимо. Опасное желание…
Тропа огибала холм, и Кастеллан скрылся из виду. Кела никогда не оставляла равнодушным красота этих мест. Поросший травой склон спускался к самой воде. Море сегодня было темно-синим, стоял штиль, и по заливу сновали лодки, оставляя за собой белые пенные следы. Башни Тиндариса, торчавшие из воды у выхода из гавани, напоминали пальцы гигантской руки. Запах морской воды, соли и водорослей пробуждал в душе мечты о дальних плаваниях и неизведанных странах.
Кел вдруг вспомнил Вьен и ее фразу насчет того, что он охраняет Конора точно так же, как она охраняет Луизу. Выходит, женщина-воин сумела разглядеть в нем нечто такое, что выдавало в нем Ловца Мечей, – черты, которые не замечали ни Фальконет, ни прочие аристократы, знавшие его больше десяти лет.
Тропа круто уходила вверх, до Маривента оставалась четверть мили; Кел видел вдалеке острые утесы, а где-то в вышине угадывались очертания крепостных стен. Случайно взглянув вниз, на море, он обнаружил очень странную вещь. Из склона прямо под Морской тропой торчала деревянная платформа с перилами. В этом месте спуск был неровным, и Кел, поднимаясь, заметил там нечто вроде выемки или небольшой пещеры. Видимо, платформа «выехала» из туннеля, вырубленного в склоне горы. Кел не помнил, чтобы раньше видел нечто подобное. Однако не могло же это сооружение взяться из ниоткуда только сейчас?
В следующую минуту на фоне синей воды возникли две фигуры в красном. Солдаты Дворцовой гвардии. Они волокли сопротивлявшегося человека со связанными за спиной руками. Его грязные волосы висели космами, спутанная борода была залита кровью. Подбитые глаза на лице, покрытом синяками, едва открывались. Но Кел узнал бархатную мантию, расшитую крошечными бусинками, которые весело сверкали на солнце. Бусинки когда-то образовывали созвездия: Льва, Арфы, Близнецов.
Это был Фаустен.
Наверное, его притащили сюда прямо из Ловушки. Наверное, он упирался, когда тюремщики хотели выволочь его из камеры. А может быть, он безропотно подчинился, но они все равно его избили.
Солдаты, наклонившись друг к другу, вполголоса переговаривались. Но предосторожность была излишней: ветер и шум волн заглушали их слова. Кел слышал свое хриплое, прерывистое дыхание, и больше ничего.
Он спрятался за низким кустом тимьяна. Можно было бы уйти обратно или подняться вверх по тропе, но он боялся, что, если выйдет на открытое место, его увидят снизу. Куст служил каким-никаким укрытием, а зеленая одежда Кела сливалась с травой.
Однако он хорошо видел, что происходит внизу. Ему хотелось закрыть глаза, отвернуться.
Фаустен вырывался из рук стражей, но не издавал ни звука. Он прижался к ограждению и замер, в панике озираясь, а в это время на помост вышел еще один человек.
Король Маркус. Он показался Келу настоящим великаном по сравнению с воинами. На светлых волосах блестела золотая корона. Плащ был сколот на плече тяжелой серебряной фибулой, на руках, как всегда, красовались черные перчатки. За ним следовал Джоливет, прямой и бесстрастный, как изваяние.
К удивлению Кела, гвардейцы сразу же отпустили Фаустена, и старик упал на колени. Солдаты скрылись в туннеле. Джоливет остался стоять в стороне, словно не желая иметь ничего общего с происходящим.
Маркус наклонился, протянул руку и, схватив своего бывшего советника за ворот, поставил его на ноги. Подтащил к себе. Кел расслышал сквозь рев прибоя и крики чаек вопль короля:
– Púnan fiémesis di? Sidis pu veresziv, sidis pu trennaszig…
В переводе с малгасийского это означало: «Почему ты предал меня? Ты же знал, что случится. Ты знал, в кого я превращусь».
Фаустен тряс головой.
– Ваше лекарство! – воскликнул он на языке Кастеллана. – Только я умею готовить его. Если вы меня казните, вам станет хуже. Вы знаете, что будет, мой повелитель, вы знаете, что будет…
Разгневанный король взревел и с силой тряхнул Фаустена. Астроном издавал душераздирающие вопли. Кел увидел, что на нем нет сапог; босые ноги молотили о доски, оставляя кровавые следы.
Келу показалось, что это тянется целую вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд. Фаустен отчаянно сопротивлялся, но король был сильнее. Схватив извивавшегося старика своими могучими руками, он с легкостью поднял его над перилами и швырнул вниз.
Фаустен упал в море, как подстреленная птица.
Кел не слышал плеска. Несчастный скрылся под водой, потом появилась его голова – черная точка на фоне синих волн. Наверное, он вопил, но шум моря заглушал его голос. Рядом возникла черная тень, и Кел едва сдержал вскрик. Из-под воды выступила темно-зеленая спина, покрытая безобразными бугорками; открылась огромная пасть, усаженная белыми острыми зубами. Келу почудилось, будто он видит даже выпученные желтые глаза твари. А потом челюсти сомкнулись, раздался последний вопль, несчастная жертва задергалась, и на поверхности расплылось багровое пятно.
Вода забурлила, и крокодил исчез. Голова Фаустена покачивалась на волнах. Кел даже с такого расстояния мог различить жуткий кровавый обрубок шеи. Потом черная тень возникла снова, и голову тоже утащили под воду.
Келу казалось, что все это происходит во сне. Он скорчился, вцепился в какой-то каменный выступ. Наступила тишина, которую нарушало лишь шуршание кустов и его собственное дыхание.
Король Маркус отряхнул руки и ушел в туннель.
Джоливет, который наблюдал за казнью с невозмутимым лицом, последовал за ним. В какой-то момент он поднял голову, словно услышав шорох на холме, и увидел Кела. Их взгляды встретились. Глаза воина напоминали кусочки льда, холодные и мертвые.
«Вы займете место легата Джоливета, – сказал Король Старьевщиков. – И вам придется, как когда-то пришлось ему, отправиться в приют и выбрать из кучки перепуганных детей следующего Ловца Мечей. Следующего себя. И когда вы это сделаете, умрет частица вашей души».
Секунду спустя Джоливет скрылся. Снизу раздался скрежет механизма, и платформа поехала обратно, в гору; через минуту она тоже исчезла, и теперь ничто не напоминало о страшном событии. Поднявшись на ноги, Кел увидел, что поверхность моря снова стала гладкой, как сине-зеленый шелк.
Кел побрел вверх по тропе к Маривенту. Его ощущения притупились, как будто он наглотался морфеи. На полпути к крепости он вынужден был остановиться и броситься в кусты розмарина. Он даже не почувствовал заранее, что его мутит.
Но стражи у ворот, видимо, не заметили в его внешности ничего необычного. Его впустили с дружелюбным приветствием. Во дворе кастеля Митата Кел подошел к фонтану и плеснул водой в лицо.
Когда он поднимался на этаж, где находилась спальня Конора, его сердце снова затрепыхалось, как птица в клетке.
Конор сидел в оконной нише. Услышав шаги, он повернул голову, и Кел сразу заметил, что принц стал каким-то другим: он улыбался, как будто только что избавился от невыносимого бремени. В последний раз Кел видел у него такую улыбку до истории в «Каравелле», до того, как он узнал о долге и шантаже Проспера Бека.
Келу очень не хотелось, чтобы это выражение исчезло с лица Конора. Но принц должен был знать; утаивать такое было нельзя.
– Кон, – заговорил он не своим голосом, – мне нужно кое-что тебе сказать. Это касается твоего отца.
Началась вторая Стража. Лунного света не хватало для чтения, и Лин со вздохом поднялась из-за стола, чтобы зажечь лампы. Она весь день провела дома, занимаясь переводом книги Касмуны и делая подробные заметки.
Не в книге, естественно. Она не осмелилась бы писать в ней, к тому же переплет был очень старым, книга разваливалась, страницы казались хрупкими, и обращаться с ними следовало очень осторожно.
Лин зажгла свет, вернулась к столу и взяла чашку с остывшим караком. Разумеется, часть текста была ей непонятна, поэтому она решила в ближайшее время взять книгу с собой в Черный особняк; она не сомневалась в том, что среди воров и изготовителей поддельных документов, состоявших на службе у Андрейена, найдется человек, знающий язык Империи. Возможно, в случае необходимости даже Кел сумел бы перевести несколько предложений.
В книге много было написано о том, как использовать магию в медицине. Лин уже знала кое-что о камнях-источниках. Например, что в далеком прошлом маги использовали для исцеления собственную силу, но их возможности были ограничены. Те, кто умел «накапливать» энергию в камнях, были способны на большее. Потом Сулеман (тот самый предатель и обманщик) создал камни, в которых можно было хранить безграничное количество энергии, и возможности целителей тоже стали безграничными. «Когда воин падал, сраженный мечом или стрелой на поле битвы, – писала Касмуна, – чародей-целитель мог заставить его подняться и идти в бой; даже если раны были смертельными, мертвец оживал и сражался дальше».
Эта жутковатая картина заставила Лин оторваться от книги. Ей пришлось даже встать и пройтись по комнате, чтобы успокоиться и отвлечься. Могущество может быть использовано для того, чтобы творить зло, напомнила она себе. Но Лин не собиралась подчинять себе людей или копить богатства. Ей нужно было только одно: спасти Мариам. Ее камень «умер», «погас», его хватило лишь на то, чтобы помочь Конору. Теперь Лин знала, что существует некий способ «перенести» свою силу в камень, «активировать» его, но она не представляла, как это сделать.