– Вы можете сказать, что Конор болен, – предложил Кел. – Они вынуждены будут смириться…
– Никто не поверит в болезнь, – перебил его Майеш. – Они уже на пределе. Инцидент в доме Ровержей не улучшил им настроения.
– Мне очень хотелось бы, чтобы они забрали свою глупую девчонку и уехали домой, но это будет означать разрыв с Сартом, – добавила Лилибет. – Они начнут устраивать засады на Узком Перевале, мешать торговле, убивать наших граждан…
– Мы не можем этого допустить, – заявил Майеш. – Прием пройдет по плану, и принц Конор будет представлять на нем королевскую семью вместе с вашим величеством.
Его взгляд остановился на лице Кела, который понял, в чем дело, в ту секунду, когда Майеш сказал, что прием отменять нельзя. Он знал, что может возразить; и знал также, что никто не будет слушать его возражений.
– Ваше величество, сейчас я позову слуг. Кел, надевай талисман; у нас мало времени.
Прошло немало времени с того дня, когда Келу в последний раз приходилось играть роль Конора на официальном мероприятии – наверное, несколько лет. Но процедура была ему хорошо знакома, и ему даже не требовалось напрягать память. Он механически совершал действия, которых от него ждали, хотя в мыслях царил хаос.
Сначала он отправился в тепидарий, где тщательно вымыл тело лавандовым мылом и побрился. (Конор никогда не появлялся на публике даже с намеком на щетину.)
Когда он вышел из тепидария полностью обнаженный, если не считать талисмана, благодаря которому казался посторонним точной копией Конора, за дело принялись слуги принца. Они хлопотали вокруг него, словно рой трудолюбивых пчел. Его волосы высушили, завили и надушили; на руки нанесли ароматизированный лосьон. Помогли облачиться в парадную одежду: белоснежную батистовую сорочку с золотым шитьем на манжетах и манишке, дублет длиной до колена из черного бархата с нашитыми на него полосами золотой парчи, штаны из того же материала, сапоги из тисненой кожи, верхний камзол из золотой парчи, отделанный мехом белой рыси. Подали кольца с камнями размером чуть ли не с грецкий орех; перстень с изумрудом Кел надел на левую руку, с рубином – на правую. И, наконец, на голову ему надели корону принца – простой золотой ободок, который всегда оставлял красную полосу на лбу.
Талисман, надежно спрятанный под сорочкой, был невидим даже для тех, кто знал о его существовании.
Закончив работу, слуги исчезли бесшумно, как тени, и вошел хмурый Майеш. Кел устало смотрел на советника. Майеш, как и полагалось ашкарам, был одет в серое, но его шелковая туника была перехвачена серебряным поясом, на шее висел тяжелый серебряный медальон – знак его положения.
Он внимательно оглядел Кела.
– Готов?
Кел кивнул. Часы на башне внизу, в Кастеллане, пробили семь, но это не имело значения; Конор часто опаздывал. Кел и советник вышли в коридор, спустились на первый этаж, потом Майеш открыл дверь, ведущую в подземный переход, который соединял жилище принца с другими дворцами.
Только сейчас Кел позволил себе вспомнить о принце. Где же он? Кел сказал королеве, что в последние несколько дней ее сын пребывал в дурном настроении, и это было правдой, однако он не мог представить себе, что стало причиной кризиса и заставило принца покинуть дворец в такой ответственный момент. У Конора имелись уязвимые места, но Кел не понимал, кто мог нанести ему настолько болезненный удар. Он ведь знал, что королева придет в ярость, но, должно быть, решил, что все так или иначе обойдется, его отсутствие будет замято, а приличия будут соблюдены. Он не мог не понимать, что свадьба неизбежна, что ее невозможно предотвратить, как стихийное бедствие.
Они довольно долго шли по коридорам, поднимались по лестницам и наконец вошли в ту самую комнату, заставленную книжными шкафами, которая когда-то так поразила десятилетнего Кела. Сейчас она была хорошо знакома ему и, конечно, не производила большого впечатления после богатой библиотеки Западной башни.
Из Сияющей галереи доносился глухой гул голосов.
Кел шагнул к позолоченным дверям, но Майеш положил руку ему на локоть.
– Дай мне взглянуть на твой талисман, – велел он и, поддев пальцем цепочку, вытащил подвеску из-за воротника Кела.
Он провел пальцем по цифрам и буквам, выгравированным на серебряной пластинке, вполголоса бормоча на своем языке. Кел, естественно, не знал языка ашкаров, но некоторые фразы показались ему знакомыми. Лин говорила нечто похожее, когда обрабатывала его раны. Что это было – молитва? Загово́р? Заклинание, которое должно принести удачу?
Майеш сунул талисман обратно под одежду Кела и произнес:
– Я знаю, что ты беспокоишься о нем.
Как всегда, «он» был только один.
– Забудь об этом на несколько часов. Только так ты сможешь помочь ему.
Кел кивнул. Сердце ухало в груди; он чувствовал покалывание в кончиках пальцев. Он до сих пор испытывал невольный трепет каждый раз, когда приходилось представать перед людьми в качестве Конора. В последний раз он надевал талисман перед тем, как выйти на ступени Дворца Собраний, навстречу гудящей толпе. И он подумал: может быть, так чувствуют себя воины перед началом битвы? Может быть, их тоже охватывает эта головокружительная смесь страха и возбуждения?
Его полем боя была Сияющая галерея, а его врагами – те, кто мог усомниться в том, что перед ними Конор. Его оружием были не мечи и кулеврины, а умение играть роль и чары, заключенные в талисмане.
Конора рядом не было, но, когда стражи объявили о появлении наследника престола, Кел остановился в дверях, опираясь о косяк, и произнес про себя слова ритуала. «Я щит принца. Я его броня. Я истекаю кровью для того, чтобы он не получил ран. Я испытываю мучения для того, чтобы он никогда не страдал. Я умру ради того, чтобы он жил вечно».
Конора не было, и никто не мог ответить ему: «Но ты не умрешь».
Возможно, поэтому странное ощущение нереальности, неправильности происходящего, какое-то дурное предчувствие не отпускало его, преследовало его, как паутина, зацепившаяся за одежду. Краем глаза Кел видел Майеша, который пробирался через толпу к королеве, слышал шум, голоса, смех, стук каблуков по мраморному полу, звон хрустальных бокалов.
Кел знал, что это чувство «неправильности» совершенно безосновательно, – по крайней мере, он не видел никаких причин для беспокойства. Он машинально улыбнулся, когда его приветствовали звуки скрипок и арфы. Музыканты сидели на хорах – широком балконе с резными деревянными перилами, на который вела мраморная лестница.
Стало понятно, для чего предназначались живые деревья, которые Кел видел утром в повозках. По приказу Лилибет центральную часть пиршественного зала превратили в тенистую лесную поляну, затерянную в глухой чаще. Какая ирония, подумал Кел: ни в Кастеллане, ни в Мараканде, стране гор и пустынь, не росли такие леса. И тем не менее все видели похожие картинки в книжках со сказками о принцессах и охотниках: зеленая лужайка, густая листва, чудесные цветы, птицы, чьи голоса напоминают музыку арфы.
Вдоль стен тоже были расставлены живые деревья, покрытые лаком. Среди листвы блестели темно-красные яблоки, которые на самом деле оказались вырезанными из огромных гранатов; кусты были усыпаны «ягодами» из лазурита и оникса. По полу были разбросаны искусственные листья из зеленого шелка. Кондитеры изготовили животных из сахарной пасты и покрыли их королевской глазурью: под кустами притаились белые горностаи, на ветвях сидели сахарные птички, а леопард, обитатель островного государства Кутани, наблюдал за гостями из тени яшмовыми глазами.
В дальнем конце зала, за лесом, стоял длинный резной стол. Его снова поставили на возвышение. За столом никого не было, кроме старика Гремонта, который почти сполз со своего кресла, и принцессы Луизы. Рядом с ней сидела Вьен д’Эсте.
По-видимому, сартские послы решили больше не рисковать и не позволили Луизе общаться с гостями. Девочка, одетая в белое кружевное платье, с лентами в волосах, перешептывалась о чем-то с Вьен. Женщина-телохранитель на этот раз была не в форме Черной гвардии, а в простом платье из серого шелка. Сквозь прорези в рукавах виднелась сорочка из льна с серебряной нитью. Волнистые каштановые волосы были распущены. Видимо, она почувствовала, что Кел смотрит на нее, подняла голову и бросила на него уничтожающий взгляд; он пришел в замешательство и лишь через пару секунд сообразил, в чем дело. Естественно, она приняла его за Конора.
Он легкомысленно улыбнулся в ответ, зная, что так поступил бы Конор. Луиза обернулась, успела заметить его улыбку и засмеялась. Гремонт всхрапнул и пошевелился, удобнее устраиваясь в кресле. Келу показалось, что Андрейен Мореттус шепчет ему на ухо: «Но члены Совета не так уж преданы королевской семье, верно? Они думают только о собственной выгоде. Меррен старается не упускать из виду Гремонта; в последнее время старик зачастил в Лабиринт, встречается с какими-то подозрительными типами».
Однако Кел с трудом представлял себе владельца чайной хартии в Лабиринте или на встрече с бандитами. В первую очередь потому, что для этого требовалось бодрствовать хотя бы два часа подряд. Меррен был одержим Гремонтом, и это легко объяснялось, но, может быть, на этот раз студент ошибся, а Король Старьевщиков не проверил информацию? Старик казался относительно безобидным, особенно по сравнению с другими членами Совета – Сарду, Ровержами… Аллейнами.
Кел поискал взглядом Антонетту. Он не знал, когда это началось, когда она стала той, которую он искал прежде всего, входя в комнату. Знал только, что не может иначе. Он без труда нашел ее в Галерее; он как будто специально учился замечать ее в толпе, точно так же, как учился замечать блеск оружия и подозрительное поведение.
Антонетта стояла в тени дерева, увешанного золотыми «ягодами». Ее платье тоже было золотым, как и туфли на высоких каблуках. Но медальона на шее Кел не увидел.
Его сердце под парчовым камзолом забилось чаще. Она