Кел подумал: интересно, Вьен волнуется так же, как он? При ней, одетой в обычное платье, не было оружия, да и опасность едва ли угрожала им в сердце Маривента, но, несмотря на все это, она оставалась телохранителем принцессы. Ему хотелось сказать ей, что он ее прекрасно понимает, но вместо этого Кел хмыкнул:
– Попойки и флирт с девицами, значит?
– Да, – ответила Вьен, накалывая на вилку изюм. – Именно этим вы и занимались…
– Я разговаривал с Матье Гремонтом. Ему девяносто пять лет, – перебил ее Кел, – и, хотя он занимается торговлей чаем и кофе, я редко вижу его бодрствующим. Насчет флирта вы преувеличиваете. В его возрасте подобные занятия опасны для жизни.
Вьен изумленно смотрела на него – она явно не ожидала от Конора такой длинной речи.
– Я имела в виду прием, который состоялся позавчера…
– Но это было позавчера, – сказал Кел. – А сегодня уже другой день.
Слуги ходили вдоль стола с большими блюдами и предлагали еду гостям. Кел напомнил себе, что надо взять зайца с засахаренным имбирем и каплунов с корицей, – Конор их обожал.
– Вы хотите сказать, что сегодня все будет иначе? – спросила Вьен.
Она указывала Луизе на разные яства, но девочка отказывалась.
Кел ответил:
– В древней Империи была такая пословица: «Кто ищет недостатки, тот их обязательно найдет».
– Я помню другую древнюю пословицу, – парировала Вьен. – «О человеке можно судить по тому, как он пользуется своей властью».
– Не знал, – сказал Кел, – что в обязанности Черной гвардии входит оценка деятельности королевских особ. И еще замечу: если вы хотели, чтобы Луиза ела за ужином, не следовало ставить перед ней блюдо с пирожками.
Луиза, услышав свое имя, потянула Вьен за рукав.
– Что такое? – спросила она на сартском. – О чем вы говорите? Вьен, я тоже хочу знать.
– Послушайте, видите вон тот гобелен? – обратился к ней Кел на сартском и указал на большое полотнище, свисавшее с хоров. Гобелен закрывал нишу, располагавшуюся под балконом. – Он называется «Обручение с морем». Этот ритуал проводит королевская семья Кастеллана, чтобы поблагодарить море, которое так много дает нам. Король и королева выходят на середину гавани на лодке, украшенной цветами, и бросают в воду золотые кольца. Так мы скрепляем наши отношения с морем и обеспечиваем его благосклонность.
– А мне жалко было бы выбрасывать украшения, – сказала Луиза, и Кел рассмеялся. – Я бы оставила кольцо себе.
– Но этим вы оскорбили бы море, – улыбнулась Вьен. – Представляете, что произойдет, если море разгневается?
Луиза не ответила.
Лилибет поднялась, держа в руке небольшой серебряный колокольчик. По залу разнесся резкий звон.
Музыка смолкла. Королева, как всегда величественная, элегантная, улыбалась гостям. Изумруды сверкали у нее в ушах, на груди, на пальцах.
Возможно, отсутствие ее супруга кого-то и удивило, но люди знали, что следует помалкивать. Король редко посещал пиры, и даже нервные послы Сарта не воспринимали это как оскорбление.
– От имени Кастеллана, – заговорила Лилибет, – хочу поприветствовать делегатов Сарта и принцессу Луизу из Дома д’Эон.
Луиза просияла, услышав свое имя. «Бедный ребенок, – подумал Кел, – уехать так далеко от дома, в чужую страну, по прихоти коварных политиков». Это было все равно что посадить голубку в клетку к ястребам. Конечно, она невеста принца, но это ее не спасет. Да, многие будут добиваться ее благосклонности, но еще больше людей будут строить козни против нее.
– Она приветствует вас, – перевел Кел, и Луиза снова улыбнулась.
Лилибет продолжала говорить: об орле Сарта и льве Кастеллана, о союзе ярости и пламени, о великой империи, которую они построят вместе, о господстве на суше и на море.
Вьен потянулась к графину розового вина, но Кел опередил ее и наполнил ее бокал. Она прищурилась, глядя на него.
– Вы не такой, как… – начала она.
– Не такой, как другие принцы? – переспросил Кел, любуясь своими кольцами. – Я приветлив и очарователен, в отличие от них? Ах, все ясно. Я прекрасен.
Она закатила глаза.
– Не такой, как пару дней назад, – фыркнула она. – Вы не замечали ее. – Она кивнула на Луизу. – А сегодня вы сама доброта и любезность. Может быть, ваше сердце смягчилось, – добавила Вьен, – хотя я в этом сомневаюсь. Никогда не видела принца, у которого имелось бы сердце, которое могло бы смягчиться.
Луиза, которой надоело слушать, как ее соседи говорят на незнакомом языке, грустно вздохнула.
Лилибет закончила свою маленькую речь.
– Вы должны аплодировать королеве, – шепотом подсказал ей Кел и подал ей пример, хотя по этикету наследному принцу не полагалось аплодировать.
Луиза захлопала в ладоши, музыканты снова взялись за инструменты, и когда Лилибет опустилась в кресло, раздались звуки лиора.
Двери для слуг, находившиеся под галереей, открылись, и в зал вошли женщины и мужчины в ярких шелковых костюмах, отделанных золотой тесьмой. Гости одобрительно зашумели: это были бандари. Бандари – танцовщики и танцовщицы – странствовали по Золотым Дорогам, зарабатывая на жизнь своим искусством; они не имели родины, не имели своего языка. Бандари были одеты в короткие облегающие куртки, которые заканчивались чуть выше талии, и низко сидевшие штаны из полупрозрачного шелка. Наряд дополняли золотые атласные туфли.
Они танцевали с распущенными волосами, и на поясах у них звенели золотые монеты. Говорили, что каждый раз, получая плату за представление, бандари оставляет одну монету и надевает ее на цепочку; по длине пояса и количеству монет можно было судить о продолжительности «карьеры» танцора или танцовщицы.
При дворе Джахана существовала своя труппа бандари, и Лилибет восхищалась их искусством. Когда они вошли в зал, королева зааплодировала.
– Мне тоже хлопать? – прошептала Луиза.
Кел покачал головой. Декоративные деревья и кусты убрали, чтобы освободить место для представления; ему было хорошо видно «сцену», потому что кресла напротив него пустовали.
– Пока не нужно, – сказал он. – Делайте, как я, и не беспокойтесь.
Кел испугался, что появление танцоров расстроит Луизу, напомнит ей о том, что произошло на вечере у Ровержей. Но вид бандари заворожил девочку. Они были прекрасны; казалось, эти тонкие, гибкие, грациозные люди появились на свет лишь для танца. Распущенные волосы – светлые, рыжие, черные, каштановые – спадали на плечи.
Вьен не обращала внимания на танцоров; она с подозрением рассматривала Кела. «Мне надо прекратить разговаривать с ребенком», – подумал он. Он знал, в чем дело, почему не может бросить Луизу, отвернуться от нее. Кел сам когда-то был растерянным, одиноким ребенком в этом дворце. Тогда Конор помогал ему: показывал, какой вилкой пользоваться, подсказывал, когда нужно говорить и что именно сказать.
У него зашевелились волосы на затылке – как будто его коснулась призрачная рука. Обернувшись, он увидел, что позолоченная створка приоткрылась. Какой-то человек в плаще вошел в зал и остановился, глядя в сторону стола. Капюшон закрывал его лицо, но Кел узнал эту походку, манеру держаться. Он знал этого человека так же хорошо, как себя самого.
Конор.
Будучи не в силах пошевелиться, Кел смотрел, как принц идет к столу. Бандари занимали свои места, появились слуги с бронзовыми чашами, наполненными розовой водой – видимо, она была необходима для представления. Музыканты настраивали инструменты. Никто, кроме Кела, не замечал Конора, даже Джоливет и Майеш не обратили внимания на вошедшего.
Полжизни Кел учился вести себя, как Конор, предугадывать его поступки, реакцию на те или иные события. Принц шел в тени деревьев, но Кел догадался, что с ним такое. Он видел, что Конор пьян, – он держался за стену, чтобы не упасть.
Но принц был не настолько пьян, чтобы не понимать, где находится и что делает. Он вполне целенаправленно шел к столу, как будто собирался занять свое место рядом с принцессой.
Келу не хотелось даже думать о том, что тогда произойдет. Может быть, извиниться и уйти, соображал он; можно незаметно выскользнуть в Зал Победы, но даже после этого…
Конор дошел до гобелена и двинулся дальше, скользя ладонью по вышивке, изображавшей Обручение с морем. Зазвучал лиор – это означало, что сейчас должен был начаться танец. Лампы стали гаснуть одна за другой, и Луиза ахнула. С потолка падали шарфы из серебристой и черной газовой ткани. Зал превратился в ночное небо, усыпанное звездами. Бандари в сверкающих костюмах начали исполнять свой танец. Это был танец созвездий, понял Кел: они изображали кометы, метеоры, астероиды. Они были пламенем, которое вспыхивало в пространстве между планетами, яркими огнями, мелькавшими на небе.
Они должны были отвлечь внимание.
Пробормотав неразборчивые извинения, Кел поднялся, бесшумно спрыгнул с возвышения, пригнулся и прошел позади стола. Двинулся вдоль стены, по галерее, стараясь, чтобы его не заметили. Музыка заглушала все звуки; в воздухе кружились прозрачные шарфы, мелькали распущенные волосы бандари. Конор остановился около гобелена и уставился на танцоров. Кел подбежал к нему, схватил за полу сюртука, который обнаружился под плащом, и затащил принца под хоры.
Нишу с голыми каменными стенами освещала единственная масляная лампа; гобелен скрывал их от посторонних глаз.
– Кон, – прошептал Кел на ухо вырывавшемуся Конору, – это я. Это я.
Конор обмяк, привалился спиной к стене. Капюшон упал. Короны на нем не было. Он смотрел на Кела налитыми кровью глазами.
– Прости, – произнес он.
Он говорил вполне связно – видимо, все-таки был не сильно пьян, – но очень тихо. Кел почти ничего не слышал из-за музыки, которая играла прямо у них над головой.
– Я бросил тебя. Я думал, что бросаю их, но я предал тебя.
Кел выпустил сюртук принца и сказал:
– И что, по-твоему, должно было произойти? Что они должны были предпринять, получив твое письмо? О чем ты думал? Хотя нет, ты ни о чем не думал, я понимаю. Конор…