– Твоя кровь, – хрипло произнес он. – Это твоя кровь, дитя?
Кел перехватил взгляд Майеша. «Странная манера спрашивать человека, не ранен ли он». Но если советник и счел это странным, то не подал виду. Он наблюдал за этой сценой бесстрастно, скрестив руки на груди.
– Нет, – холодно ответил Конор. Было ясно, что ему хочется отойти подальше от отца, но Маркус, казалось, не замечал этого. – Я не ранен.
– Хорошо. – Маркус отпустил сына и повернулся к Джоливету. – Королева. Моя супруга. Где она?
Джоливет ничем не выдал своего удивления, лишь моргнул несколько раз.
– В Карселе, ваше величество. Вам следует присоединиться к ней, – добавил он. – Монсеньер Конор…
Конор жестом остановил его.
– Они все мертвы? Те, кто на нас напал?
– Да, – ответил Майеш, не трогаясь с места. – Госпожа из Черной гвардии позаботилась об этом. В живых не осталось никого.
Конор был бледен, и кровь, размазанная по лицу, придавала ему жутковатый вид.
– А послы Сарта?
– Убиты.
– Это означает войну?
– Да, – произнес Майеш. – Скорее всего.
Конор втянул воздух сквозь зубы.
– Сейчас не время рассуждать об этом, советник! – рявкнул Джоливет. – Возможна вторая атака. Мы должны отвести королевскую семью в Карсел.
Майеш молча кивнул, но солдаты Дворцовой гвардии не ждали его разрешения: они повиновались Джоливету. Несколько человек окружили короля, два воина сопровождали Конора. Кел старался не отставать.
Когда они вышли на улицу, Кел вздохнул с облегчением. Только сейчас он осознал, какой тяжелый запах крови и смерти стоял в Сияющей галерее. Он жадно вдыхал чистый и прохладный ночной воздух.
На небе мерцали созвездия. Кел оттолкнул недовольного гвардейца и пошел рядом с Конором.
Они проходили через сад, соединявший два внутренних двора. На ветвях деревьев еще горели разноцветные фонарики, но свечи, расставленные вдоль мощеной тропы, затоптали нападавшие и спасавшиеся бегством гости. Раздавленные куски воска валялись в траве.
Неожиданно Конор остановился и скорчился у стены. В лунном свете Кел разглядел, что принц содрогается всем телом. Его тошнило. Кел, конечно, не в первый раз видел, как Конора рвет, но раньше ему было плохо после попоек. А сегодня его впервые тошнило от потрясения, от горя, от отвращения…
Пошатываясь, Конор поднялся на ноги и вытер губы рукавом камзола из золотой парчи. Кел заметил синяки у него на лице, порез на щеке, на который, как ему показалось, требовалось наложить швы.
Принц положил руку на локоть Кела, и Кел вспомнил, как совсем недавно тот шел по Галерее, держась за стену, чтобы не упасть.
– Я был к ней… я плохо обращался с ней, – едва слышно произнес Конор. – С девочкой.
«Он до сих пор не может заставить себя произнести ее имя».
– Послы Сарта превратили Луизу в свою пешку, – тихо ответил Кел и огляделся.
Король удалялся в сопровождении Джоливета и гвардейца; его широкие плечи были расправлены.
– Ты ни в чем не виноват.
– Нет, я виноват, – возразил Конор. – Я думал, что я умнее всех, что нашел идеальное решение. Хотел произвести на них впечатление – на Джоливета, на мать, на отца. На Бенсимона. Я скрыл от них правду, потому что так подсказали мне тщеславие и гордыня, и теперь за мою гордыню другие люди поплатились жизнью. Это… – он махнул рукой в сторону дверей Сияющей галереи, – это произошло из-за меня. И я должен разбираться с последствиями.
– Ты пытался решить свою проблему в одиночку, – вздохнул Кел. – Но мы не должны решать проблемы в одиночку. – Он взял Конора за лацкан. – Иди в Карсел. Я не могу пойти туда с тобой, ты это знаешь. Но ты должен оставаться там вместе с родителями до тех пор, пока солдаты не осмотрят территорию и не сообщат, что все в порядке. Это лучшее, что ты сейчас можешь сделать.
«Потому что у меня есть свои дела. Я должен сделать то, что нужно было сделать раньше. Я должен был совершить неизбежный выбор, пойти другим путем, чтобы защитить тебя. Но я не могу говорить об этом. Тебе нельзя об этом знать».
В глазах Конора отражалась луна.
– Она сказала, что я испорченный, – пробормотал он. – Ты думаешь, я безнадежен?
– Не бывает безнадежно испорченных людей, – ответил Кел, и в этот момент к ним подошел Джоливет – Конор ушел с ним.
Они направились прямо по траве в Карсел под охраной Дворцовой гвардии. Майеш задержался рядом с Келом, глядя на небо, – как будто, подобно королю, желал найти среди звезд ответы на свои вопросы.
– А как другие Семьи Хартий? – осторожно спросил Кел. – Они в безопасности? Госпожа Аллейн…
– Антонетта вернулась в свое поместье, – холодно произнес Майеш. – Она не пострадала. Никто из аристократов не пострадал. Сегодня их будут охранять тщательнее обычного, – добавил советник. – Охрана королевской семьи тоже, разумеется, будет усилена. А где ты собираешься провести ночь?
– Укроюсь где-нибудь и постараюсь никому не попадаться на глаза, – ответил Кел, отступая. – Обо мне не беспокойтесь.
– А кто тебе сказал, что я беспокоюсь? – бросил Майеш, но Кел уже шагал по газону по направлению к Северным воротам.
Он старался держаться в тени, подальше от стражников, которые патрулировали сады и дворы. Пахло жимолостью и кровью. Часто попадались вещи, в спешке брошенные аристократами, танцорами и слугами, бежавшими из Сияющей галереи: светлая перчатка, напоминавшая отрубленную кисть, цепочка, «яблоко», вырезанное из граната, флакон магических капель, смятый золотой кубок. Украшения сверкали в траве, словно капли росы.
Келу стало нехорошо, когда он пересекал пустой двор, где совсем недавно играли Вьен и Луиза. Он прошел под аркой, растолкал солдат Дворцовой гвардии, охранявших резиденцию наследника. Некоторые в недоумении оглядывали его, но никто не расспрашивал. Кел не знал бы, что отвечать, если бы кто-нибудь стал задавать ему вопросы.
Северные ворота были уже близко. Кел вышел из тени здания, и над ним раскинулось звездное небо. Он видел город, золотые ленты улиц, мерцающие отражения фонарей в воде каналов. Стены Солта.
Кел знал, что быстро доберется до места назначения. Он думал, что уже давно миновала полночь, но часы на башне показывали только без нескольких минут двенадцать.
Внезапно у него за спиной раздался голос.
– Кел Сарен, – произнес Джоливет. – Куда это ты собрался?
«Да. Да, это я».
На площади воцарилась полная тишина. Лин не смотрела ни вправо, ни влево – она смотрела прямо перед собой, на махарама. Его морщинистая рука сжала посох из миндального дерева, костяшки побелели, и казалось, что он сейчас сломает толстую резную палку.
– Что ты сказала, девчонка?
– Я сказала «да», – ответила Лин.
Она ощущала странную легкость. Она все-таки сделала шаг в пропасть, и цепляться было больше не за что. Лин падала, но это падение принесло ей неожиданное облегчение.
– Богиня вернулась во мне.
Люди наконец начали переговариваться, сначала вполголоса, затем громче. Лин услышала среди прочих голос Ханы, испуганное восклицание Мариам. Горло сжал спазм. «Не бойся, Мари. Это ради тебя. Я делаю это ради тебя».
Махарам наклонился вперед. В полумраке его неподвижное лицо было похоже на деревянную маску.
– Ты должна понимать, что тебя ждет, если выяснится, что ты солгала, – произнес он сухо.
Лин сомневалась в том, что понимает это до конца; насколько ей было известно, никто до сих пор не лгал во время ритуала Богини. Никому это даже в голову не приходило.
– Я не лгу. – Она твердо встретила его взгляд. – Именем Адассы, именем Арама я клянусь вам: я Возрожденная Богиня. Ее дух обитает во мне.
Махарам поднялся на ноги. Ей показалось, что он лишился дара речи. Толпа шумела; голоса людей сливались в неопределенный гул, похожий на жужжание роя пчел.
– Если она утверждает, что она Богиня, к ней следует относиться соответственно; так говорит закон, – произнесла Хана неожиданно твердым голосом.
Снова шум, споры. Лин не сводила взгляда с часов на башне. Минутная стрелка приближалась к двенадцати.
Три минуты.
«Все должно произойти ровно в полночь. Все благородные соберутся на этом их пиру. Роверж и его проклятый сын будут там. Я хочу, чтобы они увидели это своими глазами. Огненные письмена моего мщения загорятся на небосклоне».
– Ее следует испытать. – Это говорил Орен Кандель. Его голос дрожал от ярости. – Следует обратиться к Санхедрину, махарам.
Но махарам продолжал смотреть на Лин. У его рта обозначились резкие складки.
– Почему в этом году, в твой последний Теват? У тебя было пять (семь?) лет. Пять (семь?) раз ты могла объявить себя Богиней. Почему ты… почему она молчала?
– Богиня объявляет о своем появлении тогда, когда считает нужным. – Голос принадлежал Мариам. Она стояла, высоко подняв голову, не обращая внимания на любопытные взгляды окружающих. – Она ждала, пока мы будем готовы. Лин была готова уже давно.
Махарам хрипло произнес:
– Богиня не может прийти в облике женщины, которая презирает законы нашего народа…
Минутная стрелка дрогнула. Осталось шестьдесят секунд.
– Я могу доказать, что говорю правду. – Лин развела руки в стороны. Шуршал подол ее платья, позвякивали бусины. У нее шумело в ушах. – Богиня возвращается в столпе огненном, на острие молнии. Одним мановением руки она озарит весь мир.
Тишина встретила ее слова. Лин слышала свое дыхание. Чувствовала на себе взгляды десятков людей. У нее в глазах потемнело от ужаса – от ужаса, который она усилием воли гнала от себя до этой минуты. Было безумием делать ставку на планы неизвестного человека – ведь с того момента, как она услышала разговор преступников в Черном особняке, могло произойти все что угодно.
Ее изгонят, как сына махарама. Она потеряет все: семью, близких и друзей, дом, способность исцелять…
Сначала вспыхнул свет. Золотая вспышка озарила небо, за ней вторая, третья – как гирлянды из огненных цветов. Мгновение спустя Лин услышала грохот, приглушенный расстоянием. Гул взрыва, скрежет металла и треск дерева.