И сегодня она спешила приветствовать своих гостей, пока надежные слуги, умеющие держать язык за зубами, уводили в конюшню Асти и ее брата Матикса. Над входом на тонкой металлической проволоке покачивались красные и золотые лампы; проститутки были не чужды патриотизма.
Алис с улыбкой пригласила принца и его «кузена» в вестибюль.
– Монсеньер! – При виде Конора она буквально засияла от счастья. – Мой господин. – Она поклонилась Келу. – Какая приятная неожиданность! Если я не ошибаюсь, ваши друзья уже здесь.
Фальконет и «избранные», которых он с собой притащил, подумал Кел и тихонько вздохнул.
– Мы долго ждали этого момента, донна, – ответил Конор. – Где же отдохнешь после трудного дня, как не под вашей крышей? – Он вытащил из кармана красное картонное сердце и протянул его Алис.
Хозяйка борделя улыбнулась и сунула его за лиф платья.
Донна Алис была из тех женщин, чей возраст не поддается определению. Ее кожа выглядела гладкой, на щеках играл слабый румянец, большие голубые глаза были искусно накрашены. Черные волосы были тщательно завиты и уложены в высокую прическу; юбка, спадавшая изящными складками, открывала парчовые туфельки. Кел подумал, что она чуточку слишком модно одета для того, чтобы ее можно было принять за жену купца, но для знатной дамы ее платье и украшения недостаточно роскошны. Ей было известно практически обо всем, что происходило в городе, на Горе и в Лабиринте, но она держала эти знания при себе. Владелица борделя, которая сплетничает о своих клиентах, недолго задерживается в этом бизнесе.
Алис провела их в главный салон, где уже зажгли масляные лампы с часовым механизмом и расставили свежие цветы в высоких стеклянных вазах. Черная лаковая мебель была украшена вставками из шэньчжоуского нефрита, а на резных ширмах из Гымчосона были изображены драконы, мантикоры и другие вымершие существа. В комнате стоял сильный аромат жасмина и благовоний – Кел знал, что скоро его одежда и волосы пропитаются этим запахом.
Джосс Фальконет, развалившийся на зеленом бархатном диване, вяло помахал им. Джосс был самым младшим членом Совета – он получил хартию на торговлю пряностями два года назад, после смерти отца. Это был привлекательный молодой человек с острыми скулами и прямыми черными волосами, доставшимися ему от матери, уроженки Шэньчжоу. Судя по всему, он не скучал: темнокожий юноша играл кружевными манжетами, которые высовывались из рукавов его алого бархатного фрака, а молодая блондинка, сидевшая с другой стороны, прижималась к его плечу. На шее у него поблескивало ожерелье из необработанных рубинов, оправленных в серебро. Если он был доволен услугами куртизанки, то выдергивал камень из оправы и дарил ей (или ему). Эта привычка сделала его очень популярным в Храмовом квартале.
– Превосходно, – протянул Фальконет. – Наконец-то появился хоть кто-то, с кем можно поиграть.
Кел опустился на резной нефритовый стул. Это был не самый удобный предмет мебели в салоне, но Ловец Мечей пока и не собирался расслабляться.
– Мне кажется, у тебя и без того предостаточно развлечений, Джосс.
Фальконет улыбнулся и жестом указал на столик из розового дерева. На нем уже была приготовлена доска с фигурами для игры в «замки», рядом лежала колода карт. Фальконет был заядлым игроком, и ему почти всегда удавалось уговорить Конора на партию-другую. Если игры поблизости не оказывалось, они заключали пари насчет того, кто из придворных первым уснет на банкете, или на то, когда в следующий раз пойдет дождь.
– Я не эти игры имел в виду, Кел Анджуман. Мне нужен вызов, нужен серьезный соперник, а куртизанки вряд ли могут быть серьезными соперниками – при всем уважении, дорогие мои, – поскольку они склонны поддаваться. Партию в «замки», принц?
Конор упал в черное кресло.
– Разумеется.
Его глаза были полузакрыты, как будто он устал или был недоволен чем-то. Фреска на стене у него за спиной изображала сцены оргии: толпа молодых идолопоклонников предавалась разврату на мраморных ступенях какого-то храма. Женщина с распущенными золотыми волосами, приоткрыв рот в экстазе, стиснула коленями бедра партнера; мужчина прижал юношу к колонне и ласкал его; женщина с волосами, перевитыми лентами, опустилась на колени, чтобы доставить удовольствие спутнице.
Алис перевела взгляд с росписи на Конора и улыбнулась своей кошачьей улыбкой.
– Закуски, монсеньер?
Конор кивнул; его внимание уже поглотила доска для игры в «замки».
Хозяйка позвонила в серебряный колокольчик; через несколько минут двери салона распахнулись, и в комнате появилась группа куртизанок. Они расставили на низких столиках из розового дерева серебряные блюда. Блестящие устрицы, похожие на перламутровые серьги, покоились среди колотого льда; половинки гранатов с полупрозрачными рубиновыми зернышками были обложены крупными вишнями. Густой шоколад в чашечках был посыпан шафраном и золотой пылью.
Кел перехватил многозначительный взгляд Конора: разумеется, все блюда и напитки были афродизиаками – предназначались для того, чтобы разжигать желание. Это казалось вполне естественным; Алис зарабатывала деньги не на карточных играх, в которые играли ее посетители.
Прежде чем покинуть салон, хозяйка положила руку на плечо Келу, и он почувствовал аромат мирры. Женщина негромко спросила:
– Насчет той встречи, которую вы попросили меня устроить, – сейчас подходящее время?
Кел кивнул.
Алис прикоснулась к его щеке.
– Когда я дам знак, идите в библиотеку, – произнесла она и вышла, шурша юбками.
Кел оглянулся и обвел взглядом комнату, но никто как будто бы не обратил внимания на его разговор с Алис; все смотрели только на Конора. Куртизанки окружили принца и уже присаживались на подлокотники его кресла, как птицы на ветви дерева во время бури. Другие расхаживали по комнате, болтали между собой. С тех пор как «Каравелла» попала под покровительство Дома Аврелианов, она превратилась в один из самых дорогих домов терпимости в Храмовом квартале, и куртизанки здесь были все как на подбор – прекрасны, искусны в своем ремесле. И еще они обладали неистощимым терпением. Мужчины и женщины были одеты просто, в белые одежды; в древние времена так одевали несчастных, предназначавшихся в жертву жестоким богам. Белые платья и костюмы составляли контраст с черной мебелью, и Келу это напомнило часы на Ветряной башне – белый циферблат, черные цифры и стрелки.
Девушка с рыжими волосами принесла Келу чашку шоколада; он поднял голову и взглянул ей в лицо, думая увидеть Силлу, но это была незнакомка. Силла до сих пор ему нравилась. Во время их последней встречи в «Каравелле» она сказала, что накопила достаточно денег и собирается открыть собственное заведение дальше по улице. Может быть, она уже ушла от Алис?
Конор «съел» фигуру Фальконета и самодовольно хмыкнул. Кел машинально наблюдал за ним; это стало его второй натурой. Наверное, это похоже на связь матери и ребенка, подумал он; мать всегда знает, где ее дети, как они себя чувствуют, довольны они или расстроены. Наверное. На самом деле он этого не знал. Он не помнил матери.
Фальконет, ничуть не огорченный потерей, откинулся назад и поцеловал блондинку, уцепившуюся за его левое плечо. Она наклонилась к нему, и волосы, как золотая вуаль, упали на его бархатный фрак.
Появились другие богатые посетители. Кел узнал только одного – сьера Люпена Монфокона, владельца монополии на торговлю тканями. Всем на Горе было известно о любви этого бонвивана и эстета к еде, вину, деньгам и сексу. Это был элегантный мужчина со смуглой кожей; один дуэльный шрам пересекал его скулу, второй находился на горле. В молодости он считался законодателем мод при дворе, и сыновья аристократов подхватывали любые его выдумки, от штанов из меха рыси до бумажных шляп. Сейчас ему было немного за тридцать, и Кел подозревал, что его сильно раздосадовала необходимость уступить Конору звание главного светского щеголя.
Монфокон сверкнул зубами, увидев доску с незаконченной партией в «замки».
– Каковы ставки? Мне кажется, золото для тебя – это слишком скучно, Фальконет.
– Деньги никогда не бывают скучными, – возразил Конор, не отрывая взгляда от доски. – И потом, деньги – это не обязательно золото. Сейчас мы играем на акции предприятия, которое импортирует красители.
– Если Роверж узнает, будет не очень доволен, – злорадным тоном ответил Монфокон.
Семья Ровержей владела хартией на торговлю красками для различных нужд. Большинство членов Семей Хартий, хотя и вынуждены были работать вместе в Совете, терпеть не могли друг друга; они походили на диких котов, ревностно охранявших свою территорию.
– Я буду играть с победителем, – добавил Монфокон и бросил на спинку стула свой фрак из золотой парчи. – Хотя я предпочел бы карты.
– Можешь сыграть с Келлианом, – произнес Конор, не оборачиваясь.
Монфокон равнодушно взглянул на Кела. Джосс относился к «кузену» принца неплохо, но вот Монфокон с самого начала дал понять, что Кел ему не нравится. Возможно, так проявлялась зависть к Конору – в неприязни к его «тени». В конце концов, неприязнь к члену королевской семьи была равносильна государственной измене. А вот Кел, хотя и изображал дальнего родственника принца по матери, не принадлежал к царствующему дому Кастеллана.
Кел вежливо улыбнулся.
– Не думаю, что меня можно считать достойным противником для сьера Монфокона.
Еще в самом начале своей жизни при дворе Кел постарался запомнить формы обращения к аристократам. Принца называли «монсеньер», короля и королеву – «ваше величество», мужчину – «сьер», замужнюю женщину из благородной семьи – «мадам», а незамужнюю – «демуазель». Большинство аристократов, считавших, что «кузен» недавно приехал из Мараканда, прощали ему ошибки. Только Монфокон однажды ударил его по лицу за то, что он забыл обращение «сьер», и Кел даже после того, как стал взрослым, продолжал обращаться к Монфокону подчеркнуто любезно. Он знал, что это раздражает аристократа, но тот ничего не мог поделать.