– Я пытаюсь найти лекарство от ее болезни, – сказала она. – А это важнее платьев.
– Не уверена, что Мариам с тобой согласится, – заметила Хана. – Она считает, что ты пойдешь. Она даже спрашивала меня, думаю ли я, что Джозит успеет вернуться.
Джозит. Мариам пришла проводить его несколько месяцев назад, когда он уезжал в Хинд с раданитами[14]. Лин вспомнила, как он высунулся из повозки и заправил за ухо прядь волос Мариам. Как Мариам улыбалась ему. Как попросила его привезти ей лучших хлопчатобумажных тканей всех оттенков серого. Как погасла ее улыбка, когда караван исчез за воротами. Лин знала, о чем думала Мариам в ту минуту: неужели я больше никогда его не увижу?
– Не пытайся пробудить во мне угрызения совести, Хана, – печально произнесла Лин. – Я день и ночь работаю, пытаясь найти лекарство. Платье – это такая мелочь.
Хана уперла руки в бока.
– Вот в чем твоя проблема, Лин. Ты перестала видеть в Мариам подругу, сестру. Для тебя она только пациентка. Потеряв Ирит, я поняла кое-что. Нашим близким от нас нужен не только уход и лекарства. Им нужно нечто большее. Есть и другие врачи. Мариам нужна ее подруга.
Слова уязвили Лин, и не в последнюю очередь потому, что Хана очень редко говорила об Ирит. Лин часто задавалась вопросом, не будет ли Хана искать новую любовь, но женщину это, по-видимому, не интересовало.
– Это она тебе сказала?
– Я знаю, что Праздник важен для нее. Я знаю, что она без устали трудилась над нарядами для дюжины девушек и особенным платьем для тебя. На это уходит вся ее энергия, она только и думает об этом. Я знаю… она боится, что это будет ее последний Праздник.
– Но разве ты не понимаешь? – воскликнула Лин. – Разве это не значит, что я должна удвоить усилия, не отвлекаться, ежедневно пытаться найти лекарство, способ вылечить ее?
– Я не говорю, что ты должна оставить эти попытки, – немного мягче ответила Хана. – Но в заботе нуждается не только тело человека, но и его дух, разум. Мариам необходимо предвкушение праздника, ожидание радостного события. А если ты не пойдешь… – Хана покачала головой. – Хотя бы на один вечер ты можешь перестать быть ее врачом и снова стать ее подругой? Она будет счастлива, если ты придешь на Праздник.
После этого Хана развернулась и пошла к дому, держась величественно, как королева.
У Лин испортилось настроение, и она присела на скамью в тени шелковицы. Она знала, что ей следует сделать: надо спросить у Мариам, чего она хочет. Но Лин не могла заставить себя заговорить об этом, потому что боялась услышать ответ. А что, если Мариам хочет, чтобы она перестала искать пресловутое лекарство? Хочет, чтобы ее оставили в покое, когда настанет ее час? Лин знала, что не вынесет этого. Она невольно стиснула руку в кулак, поморщилась от боли и вдруг поняла, что сжимает камешек Петрова. Она не помнила, как вытащила его из кармана, но он лежал у нее на ладони. Его вид, прикосновение к нему почему-то успокаивали.
Она повертела камень в руке. Тот по-прежнему завораживал: ее влекли темные клубы дыма, которые возникали где-то внутри и поднимались к поверхности. Каждый раз, когда она смотрела на камешек, клубы дыма принимали иную форму; казалось, камень хотел, чтобы она разгадала его секрет.
Хватит. Она резким движением сунула камешек в карман. Довольно, сказала она себе. Камень принадлежит Петрову; она должна вернуть его владельцу как можно скорее. Пока у нее не появилась привычка обращаться к нему за утешением. Пока она еще в состоянии с ним расстаться.
Кел нашел Конора в Саду Королевы, недалеко от башни. Сад преподнес Маркус в дар Лилибет вскоре после ее прибытия в Маривент, четверть века назад. Длинная дорожка, усыпанная колотыми белыми ракушками, вела к обнесенному стеной участку, где королева посадила деревья и цветы из Мараканда вперемежку с местными растениями; здесь росли астры и лаванда, гиацинты и стрелиция. Стены были увиты розами, бледно-желтые тюльпаны тянулись навстречу солнцу.
В центре сада располагался небольшой пруд, выложенный изумрудно-зеленой плиткой. Он походил на широко раскрытый глаз, который разглядывал небо.
Конор стоял у края пруда и бессмысленно смотрел на воду. Когда Кел приблизился, он произнес, не оборачиваясь:
– Мне не следовало этого делать.
– Делать чего? Бросать стакан? – спросил Кел, останавливаясь рядом с Конором и глядя на свое отражение.
Ветер гнал по поверхности воды легкую рябь, и их фигуры превратились в два смутных силуэта. Два одинаковых темноволосых юноши.
– Ты разбудил Гремонта, а это уже неплохо.
– Боюсь, – сказал Конор, – это нельзя будет интерпретировать как демонстрацию обязательного для принца самообладания и способности контролировать Совет. Я прав?
– Я не могу предугадать, что подумает королева. Осмелюсь предположить, что судить об этом не может никто.
– Может, обратиться за помощью к звездам, – мрачно произнес Конор. – Нам сказали, что они знают все и безразличны ко всему.
После паузы Конор, по-прежнему глядя в пруд, продолжал:
– Он сумасшедший. Мой отец сумасшедший, и если то, что врачи говорят о безумии, правда, то в один прекрасный день я тоже сойду с ума.
Кел не пошевелился. Он уже слышал от Конора такие слова; в первый раз принц заговорил о своих страхах после Пожара на море. Праздник, во время которого король отплыл в море на украшенной цветами лодке, чтобы совершить церемониальное бракосочетание между Кастелланом и океаном, источником благосостояния государства, закончился трагедией. Лодка загорелась, черный дым скрыл фигуру короля.
Только те, кто стоял на Королевском причале, на достаточно близком расстоянии, видели, что король Маркус не пытался спастись. Джоливет и его воины бросились в воду, вытащили своего повелителя из горящей лодки. Было объявлено, что произошел несчастный случай – некоторые в Кастеллане считали это покушением на жизнь монарха, – но Кел слышал, как король кричал на своих телохранителей. «Вы должны были оставить меня, чтобы я сгорел!» – вопил он, стоя на коленях в луже воды. Гаскет поспешил к нему, чтобы перевязать обожженные руки, но король не чувствовал боли. «Вы должны были позволить огню забрать меня!» Конор так и стоял на причале в своем венке и гирляндах из цветов. Он молчал, его лицо посерело. С того дня он почти не говорил об этом происшествии, только по ночам, когда просыпался от кошмаров, которые не желал пересказывать. «Я потерял его, он безумен, однажды я тоже сойду с ума и стану таким, как он».
Остальные вели себя точно так же: никто на Горе не говорил о пожаре, хотя факелы в Звездной башне заменили химическими светильниками, и король всегда ходил в черных перчатках, чтобы скрыть ожоги.
– Врачи часто ошибаются, – возразил Кел. – Я бы не слишком доверял их прогнозам.
Конор ничего не ответил. Ему не нужно было произносить вслух то, что Кел и без того прекрасно понимал. «Дело не в том, что говорят врачи, а в том, во что верят люди. Безумие передается по наследству. Дитя безумных родителей тоже сойдет с ума, и эта болезнь будет передаваться потомкам. Если все узнают, что мой отец – сумасшедший, а не просто рассеянный ученый-мечтатель, Дом Аврелианов не удержится на троне».
– И потом, – добавил Кел, – мне бы очень не хотелось, чтобы ты сходил с ума, потому что тогда мне придется повторять всякие безумные вещи, которые ты будешь проделывать.
Услышав это, Конор рассмеялся – настоящим смехом, не таким, который Кел слышал от него при Монфоконе и остальных. Принц немного расслабился и успокоился – и как раз вовремя, подумал Кел, потому что в воротах сада появился Майеш, похожий на встревоженную серую ворону. Ну конечно. После каждого совещания в Палате Солнечных Часов Лилибет встречалась с Джоливетом и Бенсимоном в Сияющей галерее, чтобы обсудить результаты.
Конор в досаде закатил глаза.
– Он будет пилить меня всю дорогу до галереи, – проворчал он. – Тебе не нужно идти со мной, ты там умрешь от скуки. По-моему, сегодня у Фальконета пирушка, – добавил он, направляясь к выходу. – Иди, напейся как следует. Кто-то из нас должен хорошо провести вечер.
Короли-чародеи научились пользоваться камнями архе, и их могущество продолжало расти. С помощью камней они могли укрощать магических существ, рожденных из Слова. Мантикоры, драконы, фениксы – все они вынуждены были подчиняться магам. Люди прятались в укрытиях, пока короли и королевы сражались, пока реки превращались в потоки пламени и рушились горы. Но ничто не могло удовлетворить королей-чародеев, и тогда они начали отнимать могущество у собственных магов – вместе с жизнью – и скармливать их силу ненасытным камням. Страдания людей были велики. Только в одном государстве простые люди вели мирную жизнь – в королевстве Арам.
Глава 7
Лин шагала по пыльным улицам Квартала фонтанов, накинув на голову капюшон, чтобы не обгореть на солнце. Это был один из дней, когда с Аррадинских гор дул раскаленный южный ветер; город неподвижно лежал под пластом тяжелого горячего воздуха, словно бабочка под стеклом. Прохожие двигались медленно, опустив головы; женщины собирались в кучки под зонтиками. Даже корабли в гавани, казалось, качались на волнах неохотно, как будто море превратилось в огромный котел с густым медом.
Нырнув в прохладу дома Петрова, Лин вздохнула с облегчением и взбежала по лестнице, перескакивая через две ступени. Она громко постучала и прислушалась. Сегодня она не обещала навестить старика, но, зная, что он редко выходит в город, надеялась застать его дома.
– Дон Петров?
Тишина.
Она пригнулась и заглянула в замочную скважину, но ничего не увидела – в квартире было темно.
– Дон Петров, это Лин. Лин Кастер. Мне нужно с вами поговорить.
Она сделала неловкое движение, и дверь приоткрылась. Лин вздрогнула от неожиданности и выпрямилась. Петров никогда не оставлял дверь незапертой.