– Аврелианы и так хорошо относятся ко мне.
– Я вас плохо знаю, точнее, совсем не знаю, но могу сказать, что вы заслуживаете лучшего, – возразил Меррен. – Возможно, сейчас вы чувствуете себя в безопасности, но рано или поздно благородные и королевская семья обратятся против вас.
– То, что аристократам с Горы нельзя доверять, – для меня не новость.
– Но вы доверяете принцу…
– Разумеется, я ему доверяю.
Кел произнес это угрожающим тоном, но Меррен, видимо, ничего не заметил и упрямо продолжал:
– Мой отец был цеховым мастером. Он всю жизнь был предан короне. Семьям Хартий. Но когда ему понадобилась помощь Аврелианов, они его предали.
– Вашего отца? – Разговор принял неожиданный оборот, и Кел не сразу сообразил, о чем речь. – Кем он был, вы сказали?
– Это неважно, – сухо ответил Меррен. – Его уже нет в живых.
Он отошел от Кела, повернулся к нему спиной и тяжело оперся руками о стол. Кел подумал, что ему, наверное, следует просто уйти; в конце концов, он закончил здесь свои дела. Получил противоядие и ответы на вопросы.
Но Кел почему-то не мог заставить себя сделать это. Что-то удерживало его в комнате студента, хотя ему не хотелось разговаривать с Мерреном. Он снова огляделся. Да, тесная квартирка была заставлена всяким хламом, но здесь было вполне уютно. Сквозь открытую балконную дверь проникал прохладный ночной воздух. Кел представил, как читает книгу, свернувшись на тюфяке в углу, под самой крышей. Должно быть, во время грозы, когда капли стучат по кровле, кажется, что ты спишь среди дождевых облаков.
«У меня никогда в жизни не было собственной комнаты», – подумал в этот момент Кел. В приюте он спал в общей спальне. Во дворце – в спальне Конора. Поэтому убогое студенческое жилье показалось ему чем-то вроде рая на земле.
Как во сне, он прошел по скрипучему полу и положил руку на плечо Меррену. Юноша резко обернулся, пораженный дружеским жестом. Судя по всему, он ожидал от Кела чего угодно, но только не этого.
– Я не буду утверждать, что Король Старьевщиков никогда не лжет, – тихо произнес Меррен. – Но если он что-то обещает, то всегда выполняет свои обещания. У него имеются понятия о чести, в отличие от тех, кто живет на Горе.
«Я не такой, как они», – хотелось возразить Келу, но потом он подумал: а правда ли это? Он держал слово, данное Конору, но без малейших раздумий солгал бы другому человеку ради него.
Меррен смотрел ему в лицо. Свет пламени, горевшего в печи, позолотил его волосы. Взгляд Кела скользнул по красивым губам, по выступающей ключице. В этот миг он понял, что может поцеловать Меррена, и тот позволит ему. Он уже целовался прежде – хотя только с теми, кто делал это за деньги. Кел подумал, что здесь сможет найти забвение, настоящее забвение. Впервые в жизни он будет заниматься любовью с кем-то без ведома Конора, в месте, о существовании которого принц даже не подозревает.
Нет.
– Мне нужно идти, – резко произнес Кел, отскочил от Меррена и выбежал на лестницу.
Он слышал, как Меррен зовет его, но не оглянулся. Торопливо спустился на первый этаж и выбежал на неосвещенную улицу. Заворачивая за угол, он обернулся, но увидел лишь светлый прямоугольник окна.
«Какого черта, о чем я думал?» – упрекал себя Кел. Встреча с Мерреном прошла совсем не так, как он планировал. Он собирался в праведном гневе обрушиться на обманщика, испугать его, раздавить, но вместо этого ощутил болезненную тоску – желание жить жизнью Меррена, находиться в такой же квартире, перестать лгать, притворяться.
Наверное, это произошло потому, что он провел несколько часов в Палате, в обществе людей, для которых смысл жизни заключался в интригах и лжи, которые купались в деньгах и имели больше, чем могли потратить за всю свою жизнь, для которых не было на свете ничего важнее престижа и положения в обществе. Которые считали брак Конора всего лишь сделкой, которая должна была принести им прибыли или убытки.
Никто из них – возможно, за исключением Фальконета – не смотрел на него, Кела, как на живого человека со своими мыслями и чувствами. Никому из них не могло прийти в голову, что он «заслуживает лучшего». Впервые в жизни он услышал эти слова от нищего студента.
Кел брел, сам не зная куда, и вдруг обнаружил, что вышел к гавани. Сильно пахло дымом, морской водой и отсыревшим деревом. Он стоял на прибрежной улице, глядя на темно-синее море, мерцавшее в лунном свете. Как часто он смотрел на это море в детстве, из окна приюта! Шум прибоя был его колыбельной, он утешал, как голос близкого человека. Чей это был голос, Кел не знал. Прошло слишком много времени.
Был час отлива, и из воды появился остров Тиндарис, расположенный у выхода из гавани. Когда-то это был небольшой полуостров. Там вырос город: Тиндарис, младший брат Кастеллана. Затем началась Война Раскола, магические молнии испепеляли землю и небо. Одна такая молния угодила в Кастелланское море, которое взревело, словно чудовище, и превратилось в гигантскую волну. Те, кто мог, укрылись в холмах, но на Тиндарисе не было ни холмов, ни гор. Он находился на уровне моря, и море забрало его себе. Произошло землетрясение, потом на город обрушилась чудовищная волна, и брат Кастеллана ушел под воду. Теперь во время отлива можно было увидеть только зазубренные верхушки самых высоких башен и холм, на котором стоял храм Айгона – Церковь Тысячи Дверей.
Храм оставался местом паломничества, и ежедневно из гавани отплывали лодки, перевозившие верующих. По ночам, когда крокодилы охотились под блестящими черными волнами, покинутый Тиндарис светился – это башни из Огненного стекла отражали свет луны.
«Город-призрак», – подумал Кел. Он знал, что города, как и люди, рано или поздно умирают. Что даже Кастеллан не будет жить вечно…
«Хватит на сегодня мрачных мыслей», – сказал он себе. Он покончил с этим. Сейчас он вернется в Маривент, к привычной жизни. Забудет о Короле Старьевщиков и обо всем, что с ним связано.
Кел пошел обратно по улице, которая называлась Ключ, мимо ярко освещенных таверн с распахнутыми дверями. Пьяные моряки, пошатываясь, распевали песни. Когда он проходил мимо запертого склада с закрашенными окнами, его охватило непонятное тревожное чувство.
Кел огляделся. Эта часть улицы была пустынной; здесь находились складские помещения и здания таможни. В узком переулке между парусной и канатной фабриками он заметил какое-то движение. Попятился, но было поздно. Его схватили, зажали рот рукой и потащили в переулок.
Ему даже не потребовалось вспоминать уроки Джоливета – тело знало, что нужно делать. Кел согнулся пополам, извернулся и поддал противника ногой. Неизвестный охнул и выругался. Хватка ослабла. Кел вырвался и побежал к выходу из переулка, но откуда-то сверху спрыгнул человек и преградил ему путь – а за ним второй, третий, четвертый. Они сыпались, как яблоки с дерева.
Кел поднял голову. Еще по меньшей мере дюжина темных фигур – во всем черном, если не считать странных белых перчаток, – висели на кирпичной стене склада. «Пауки».
– Вот именно.
Кто-то схватил его за шиворот, развернул и швырнул на стену. Кел смотрел на «паука»: это был мужчина среднего роста, одетый в порыжевший от времени черный военный китель. Наверное, уже лет сто прошло с тех пор, как в кастелланской армии отказались от черной формы. У кителя были медные пуговицы и капюшон, с помощью которого можно было закрыть лицо. Человек заговорил, и Кел узнал выговор обитателя Лабиринта:
– Бежать некуда.
Кел быстро оценил ситуацию. Он был со всех сторон окружен «пауками» – насчитал их не меньше дюжины. Они были одеты в поношенные черные костюмы, руки были измазаны каким-то белым веществом наподобие мела – несомненно, для того чтобы легче было карабкаться на стены. Щеки, носы и подбородки были покрыты черной краской, чтобы не сильно выделяться в лунном свете. От этого их лица походили на изображения черепов, сделанные детьми.
– Что вам нужно? – сердито спросил Кел.
– О, перестаньте. – «Паук», толкнувший Кела, покачал головой. Под капюшоном блеснуло что-то серебряное – верхняя левая часть его лица была закрыта металлической маской. У него была белая кожа и коротко остриженные каштановые волосы. – Вы думали, мы вас не узнаем, монсеньер? Вы надеваете этот плащ всякий раз, когда выходите в город, и думаете, что никто не догадывается, кто вы такой. Не слишком умно с вашей стороны. – Он поддел пальцем край плаща Конора. – Мы знаем, кто вы.
Монсеньер.
Они приняли его за принца.
– Если я иду без охраны, – своим самым надменным тоном произнес Кел, – это не означает, что вы можете безнаказанно хватать меня своими лапами. Хотите сгнить в Ловушке?
Послышался быстрый тревожный шепот, который заглушил резкий смех «паука» в серебряной маске.
– Нас послал Проспер Бек, монсеньер. И я думаю, вы знаете зачем.
Проспер Бек? Кел застыл, стараясь скрыть изумление. Он лихорадочно соображал. Какие дела могут быть у мелкого преступника вроде Бека с наследным принцем Кастеллана?
– Теперь вы принадлежите Беку с потрохами, Аврелиан, – продолжал «паук». – Прошлой ночью в «Каравелле» вы получили его послание и возможность расплатиться с долгами. Но спрятались в этом вашем дворце на Горе, как будто то, что происходит здесь, внизу, не имеет к вам никакого отношения…
Прошлой ночью. Кел вспомнил лужу крови в коридоре, представил себе, как Конор разбивает кулаком стекло. Но этого было недостаточно для разгадки; ведь он только начинал понимать, что загадка существует.
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – сухо произнес он.
Ему даже не нужно было притворяться.
– Он издевается над нами, Джеррод, – сказала какая-то воровка, светловолосая девушка в черной тряпичной маске. – Делает вид, будто ничего не понимает.
Кел не мог видеть выражение лица этого Джеррода. В переулке было темно, а кроме того, на нем была эта металлическая маска. Но его голос звучал злобно, насмешливо.
– Он все прекрасно понимает, Лола.