– Тсс, – перебила его Лин. – Вам нельзя разговаривать. А вы, монсеньер, можете задать свои вопросы потом. Сейчас вы должны оставить меня наедине с пациентом.
Принц, судя по выражению его лица, испытывал одновременно шок и ярость. Он стоял неподвижно, стиснув зубы. Лин краем глаза видела Майеша, который наблюдал за этой сценой совершенно бесстрастно. Это раздражало. Но намного больше ее волновало то, что уходило драгоценное время. Промедление могло стоить раненому жизни.
Принц скрестил руки на груди. Зашуршала жесткая парчовая ткань.
– Я уйду, если вы пообещаете мне, что спасете ему жизнь. Что он не умрет. Ни сегодня, ни через несколько дней.
У Лин возникло такое ощущение, словно она проглотила кусочек льда.
– Я не могу этого обещать. Я сделаю все, что смогу, чтобы предотвратить заражение…
Принц покачал головой, и темные кудри упали ему на глаза.
– Я требую, чтобы вы пообещали.
– Вы требуете слишком многого, – возразила Лин. – Вы пытаетесь отдавать приказания Жизни и Смерти, а они никому не подчиняются, даже Аврелианам.
Наследный принц молча смотрел на Лин, и она видела человека, не привыкшего к отказам. И подумала: как может ее дед каждый день проводить с людьми, которые никогда не слышали слова «нет», а если слышали, то знают, что могут не обращать на него внимания?
– Конор, – произнес Майеш, мягко, без упрека в голосе, – позвольте ей выполнить свою работу. Так будет лучше для Кела.
Принц Конор оторвал взгляд от лица Лин и бессмысленно уставился на своего кузена.
– Если он умрет…
Не договорив, он развернулся на каблуках и вышел из комнаты. Майеш коротко кивнул Лин и последовал за ним. Дверь захлопнулась, и в спальне воцарилась жуткая тишина.
Лин казалось, что сердце бьется где-то в горле. Что она сейчас сделала? Она только что оскорбила наследного принца. Она выгнала королевского сына из его собственной комнаты. Ее мутило от страха. Как она могла, о чем она думала? Но нет, сейчас нельзя было волноваться о таких вещах. Необходимо было сосредоточиться на пациенте. Он беспокойно пошевелился.
– Не двигайтесь, сьер Анджуман, – сказала Лин, склонившись над ним.
Как и у принца Конора, у него были серые глаза с пушистыми черными ресницами.
– Называйте меня Кел. Не надо никакого «сьера». Просто Кел. И если вы попробуете приставить ко мне пиявку, я буду кусаться, – произнес он с энергией, удивившей ее.
– Никаких пиявок. – Она встряхнула ампулу и, двумя пальцами взяв Кела за подбородок, запрокинула ему голову. Он был небрит. – Откройте рот и держите это под языком.
Он повиновался. Когда зернышки морфеи растворились, он сглотнул. Почти сразу она заметила, как пациент расслабился.
Морфея в больших дозах подавляла дыхание, но Лин дала ему совсем немного, чтобы облегчить боль. От шока тоже можно было умереть. Человек, испытывающий боль, переставал цепляться за жизнь; иногда люди отказывались от борьбы, не желая больше терпеть мучения.
– Удивительно, – произнес Кел.
– Что? То, что я согласилась дать вам морфею? – спросила Лин, убирая пустую ампулу.
– Не морфея. То, что вы заставили Конора уйти, – объяснил он.
И, несмотря ни на что, улыбнулся. В этот момент он выглядел как озорной мальчишка. Такое лицо бывало у Джозита, когда он возвращался из сада махарама с полными карманами ворованных яблок.
– Немногие люди способны на такое.
– Не вижу в этом ничего смешного. – Лин отошла к столу. – Я уверена, теперь он ненавидит меня.
– Он ненавидит только одно: когда ему указывают, что делать, – сказал Кел, наблюдая за ней.
Лин взяла небольшой металлический пинцет, ампулу с ляписом, сосуд с настоем ароматических трав, стальную иглу и шелковую нить.
– Иголки. Все-таки без них не обойтись, – мрачно произнес Анджуман.
– Если будет больно, скажите. Я могу дать еще морфеи.
– Нет, – покачал головой Кел. – Не надо. Я не возражаю против боли, по крайней мере такой, которую я в состоянии вынести.
«Такой, которую я в состоянии вынести». Интересно, подумала Лин, сначала чудовищные шрамы, теперь это. Что могли молодые аристократы знать о боли, о том, какую боль они могут вынести, а какую – нет?
– Вы сказали, что вас ранили в порту. – Она говорила спокойно, чтобы отвлечь его.
Удалив пинцетом остаток тростниковой трубки, Лин начала дезинфицировать раны настоем трав. Она знала, что процедура является весьма болезненной.
– Но вас нашли у ворот дворца. Кто-то привез вас туда и оставил…
Кел зажмурился, его спина изогнулась, и он неразборчиво забормотал что-то. Ей показалось, что она расслышала слово «стрелы» и еще имя, вроде бы «Жанна». Значит, он навещал какую-то девушку в городе? А на обратном пути на него напали грабители?
– Да, – выдохнул он. – Я знаю, кто оставил меня у ворот Маривента. И это был не тот человек, который пырнул меня ножом.
Лин отложила в сторону полотенце и потянулась за ляписом. Он должен был остановить кровотечение. Но Лин знала, что пациенту придется потерпеть. Кел смотрел на нее спокойно. Как странно он себя ведет, подумала она. Обычно чем богаче был пациент, тем больше с ним было хлопот; они жаловались на любые, самые ничтожные неудобства. Он действительно оказался совсем не таким, каким Лин его представляла себе, этот кузен принца.
– Итак. Это были «пауки», – произнесла она, нанося едкое вещество на рану. – Я удивлена, что вам известно об их существовании.
Ей казалось, что благородным нет дела до обитателей Лабиринта.
Анджуман криво усмехнулся.
– Мы же все живем в одном городе, верно?
Кровотечение остановилось; на коже, там, куда попал ляпис, которым она прижигала раны, появились черные пятна.
– В одном? – улыбнулась Лин. – Я родилась в Кастеллане и провела здесь всю жизнь; но сегодня я впервые попала на Гору. Большинство людей сюда не попадут никогда. Аристократы и простые люди Кастеллана, возможно, живут поблизости друг от друга, примерно на одной территории, но не в одном и том же городе.
Кел молчал. Он обливался потом, волосы прилипли ко лбу. Лин знала, что ляпис жжет, как огонь; ей нужно было сделать что-то, чтобы облегчить боль.
«Используй меня».
Лин вздрогнула. Сначала она подумала, что Кел произнес это вслух, но потом поняла, что это шепчет голос в ее голове. Тот голос, который, как ей казалось, помогает всем врачам в ответственные моменты.
Она быстро нашла бальзам, изготовленный из пиретрума, вербы, стручкового перца и дюжины других ингредиентов, собранных в разных уголках Данмора. Его было непросто изготовить, особенно на кухне Дома Женщин, но он должен был подействовать как обезболивающее перед наложением швов.
Лин начала осторожно наносить бальзам и услышала слабый вздох больного; он лежал, прикрыв глаза. Она заткнула сосуд пробкой и взялась за иглу и нитки. Кел наблюдал за ней настороженно, но, когда игла проткнула кожу, он расслабился.
– Ничего не чувствую, – удивленно произнес он. – Поистине, это магия.
– Это медицина. – Лин заправила за ухо прядь волос. «Когда-то это было одно и то же. Больше нет».
– Естественно, обычные люди Кастеллана не заглядывают в Маривент, – сказал Кел, – но здешние аристократы не смогли бы выжить без города. Он не только обогащает, но и развлекает их. Они бы умерли от скуки, если бы им пришлось сидеть взаперти на Горе.
– Вы говорите так, словно чем-то отличаетесь от них, – заметила Лин.
Она взяла щепотку сушеных трав и посыпала ими колотую рану, затем сделала еще один стежок.
– Может быть, таково мое тайное желание – отличаться от них. – Кел посмотрел на свою грудь, и его лицо слегка позеленело. – Я вижу, вы меня посыпаете приправами, как курицу.
– Травы предотвратят заражение. И лучше не смотрите.
Он зевнул. После довольно большой дозы морфеи и потери крови силы покидали его. Лин сосредоточилась на деле. Но через несколько мгновений Кел снова заговорил:
– Когда я был ребенком, я считал, что ашкары, должно быть, очень опасный народ, раз мы вынуждены держать их за стенами.
– Когда я была ребенком, – ответила Лин, разматывая бинт, – я считала, что мальбушим, должно быть, очень опасны, раз мы вынуждены отгораживаться от них стенами.
– Ах, – сказал он и снова зевнул. – Главное – это с какой стороны посмотреть на вещи, верно?
Лин убрала медицинские принадлежности, взяла из сумки несколько серебряных талисманов и поместила их между слоями бинта.
– Это поможет вам уснуть, а также ускорит исцеление, – объяснила она. – Сейчас вам нужен отдых, чтобы раны зажили. Я вернусь через три дня и посмотрю, как у вас дела.
– Погодите, – пробормотал Анджуман, когда она собралась уходить. У него заплетался язык. – Как вас зовут, доктор?
– Лин, – ответила она, когда его глаза уже закрывались. – Лин Кастер.
Ответа она не услышала – больной уже уснул. Лин бросила на него последний взгляд и заметила среди простыней что-то блестящее. Тот самый талисман, который он держал в руке. Она взяла вещь и хотела убрать ее на ночной столик, но в этот момент ее внимание привлекло кое-что необычное.
Лин долго стояла, глядя на подвеску, потом осторожно положила ее в ладонь Кела. «Майеш, – думала она. – Майеш, что ты наделал?»
Лин полагала, что дед ждет ее за дверью спальни, но его не было. Как это ни странно, не оказалось тут и солдат Дворцовой гвардии. Коридор был пуст, если не считать принца Конора, который сидел в оконной нише и пристально смотрел на огни Кастеллана, лежавшего далеко внизу.
Лин мысленно выругала деда. Меньше всего ей хотелось сейчас оставаться наедине с принцем. Но деваться было некуда. Она почему-то вдруг вспомнила, что ее туника залита кровью. Приблизившись к Конору, она произнесла:
– Все кончено, монсеньер.
Принц взглянул на нее со странным выражением, как будто она была давно забытой знакомой, внезапно увиденной во сне. От усталости его лицо утратило надменное и жесткое выражение; он даже казался добрым, приятным молодым человеком, но Лин знала, что он не таков.