Конор поспешил поднять его, а Дельфина, которая собиралась менять постельное белье, взвизгнула и выбежала из комнаты. К неудовольствию Кела, она вернулась в обществе легата Джоливета и Лилибет. Королева осмотрела спальню с каменным лицом. Нападение на Кела привело ее в ярость: неужели преступники Кастеллана настолько обнаглели, что нападают на аристократов с Горы? Куда катится мир? И кстати, скоро ли Ловец Мечей сможет вернуться на службу? Следует ли Конору отменить публичные выступления на предстоящие две недели? Когда выздоровеет Ловец Мечей и выздоровеет ли он вообще когда-нибудь?
Благодарение Богам, ее сопровождал Джоливет. Он объяснил, что Ловец Мечей находится в превосходной физической форме (хорошая новость для Кела, который не ощущал ничего подобного) и что нет никаких причин опасаться затяжной болезни. Келу, говорил Джоливет, не следует лежать в постели целыми днями; напротив, нужно начинать понемногу упражнять мышцы и постепенно увеличивать нагрузку до тех пор, пока он не почувствует, что может вернуться к обычным тренировкам. Также следует придерживаться здоровой диеты: мясо, хлеб, не слишком много овощей и фруктов, никакого алкоголя.
Кел, который к этому моменту немного пришел в себя и смог, прихрамывая, сходить в тепидарий и вернуться, думал, что Конор будет протестовать – особенно против запрета на спиртное. Однако принц с задумчивым видом кивнул и сказал, что Джоливету, конечно, виднее. Кел был абсолютно уверен в том, что Конор никогда в жизни не говорил таких слов старому солдату. Джоливет бросил на принца озабоченный взгляд.
Но, наверное, не стоит так удивляться, думал Кел позднее, медленно одеваясь и дрожащими руками пытаясь застегнуть пуговицы. Конор выглядел каким-то рассеянным с того дня, когда Кел рассказал ему об истинной причине засады в порту. Чем он был занят? Пытался уломать главу Казначейства, чтобы ему выделили деньги? Обхаживал Фальконета? Или – это было более вероятно – брал в долг понемногу у всех, чтобы избежать разговора с Казалетом? Так или иначе, принц отсутствовал с утра до вечера, и Кел впервые за много лет оказался предоставлен сам себе.
«Необходимы физические нагрузки», – сказал Джоливет, и Кел начал с прогулок. Ему было немного стыдно за свою слабость; медленно, как старик, он ковылял по мозаичным дорожкам дворцовых садов, среди цветущих кустов жимолости, под ветвями смоковниц и лимонных деревьев, отяжелевшими от плодов. Боль в груди давала о себе знать, когда Кел дышал слишком часто или двигался слишком быстро.
Он перестал принимать морфею. Хуже всего было в первую ночь: он беспокойно ворочался на кровати, не мог заснуть. Но постепенно его тело перестало жаждать этого средства, с каждым днем его движения становились энергичнее, он проводил в саду все больше времени.
Кел бродил по Ночному саду, где были высажены цветы, распускавшиеся только после заката. Он обошел вокруг Карсела, хорошо укрепленного каменного здания без окон, где королевская семья должна была спрятаться в случае нападения на дворец. Насколько знал Кел, убежище не использовалось уже по крайней мере сто лет, так что железная дверь заросла плющом.
Поскольку заключенных в Ловушке не было, солдаты Дворцовой гвардии, охранявшие тюрьму, позволили Келу подняться по винтовой лестнице на верхний этаж. Двери камер, выходившие в узкий коридор, были сделаны из Огненного стекла. Сейчас все они были открыты. Преодолевая боль, Кел поднимался на башню один, два, пять раз и останавливался только после того, как на прикушенной губе выступала кровь.
Он гулял по тропинкам среди прибрежных скал и смотрел на огромные серые волны, похожие на спины китов. Вдоль тропинок были разбросаны «капризы» – белые оштукатуренные беседки в виде храмов, замков, крестьянских домов и крепостных башен. Внутри для изнеженных аристократов, которым прогулка по скалам могла показаться утомительной, расставили скамейки с мягкими подушками.
Попадавшиеся по пути слуги и стражники не обращали на Кела внимания, и иногда во время своих «странствий» он улавливал обрывки дворцовых сплетен. Большинство их касалось романтических отношений между слугами, работавшими в домах знатных обитателей Горы; но в некоторых фигурировали обитатели дворца и даже Конор. Однако Кел не слышал никаких упоминаний о долгах, «пауках» или недавно раненных кузенах принца. Он решил, что его прогулки никого не заинтересовали.
Кел ни разу за все это время не видел короля, хотя порой замечал дым, валивший из верхних окон Звездной башни. Иногда он натыкался на королеву, которая раздавала приказания своим прислужницам или садовникам. Однажды, спускаясь по лестнице в башне, он нечаянно подслушал ее разговор с Бенсимоном и Джоливетом.
«Старик Гремонт долго не протянет, – говорила Лилибет, – а его жена не интересуется торговлей и хартиями. Надо вернуть из Тапробаны этого его сына, иначе в семье начнется междоусобица из-за места в Совете». – «Артал Гремонт – чудовище», – прорычал Бенсимон, после чего вмешался Джоливет, и разговор принял иное направление.
Кел продолжал спускаться, сделав себе мысленную заметку обсудить услышанное с Конором. Он не знал, что натворил Артал Гремонт, но, если Бенсимон не желал его возвращения даже спустя десять лет, это явно было какое-то неслыханное, из ряда вон выходящее преступление.
На следующее утро, когда Кел направлялся в конюшни проведать Асти, ему внезапно пришла в голову мысль срезать путь через Сад Королевы. Проходя мимо зеркального пруда, он услышал приглушенные голоса, доносившиеся из-за живой изгороди. Один голос принадлежал женщине, второй – Конору. Принц говорил на сартском языке. «Sti acordi dovarìan ’ndar ben», – разобрал Кел. «Это соглашение должно быть приемлемо».
Собеседники удалились. Кел некоторое время размышлял о том, что за соглашение мог иметь в виду принц, но потом решил, что это не его дело.
Он ходил по садам уже несколько часов. Жизнь во дворце похожа на колесо, думал Кел, направляясь к башне принца. Изо дня в день люди выполняют одни и те же действия, ведут одни и те же разговоры. Тот факт, что Кел едва не умер, не нарушил ее однообразного течения. То, что с ним произошло, никого не интересовало, кроме него самого; это событие никого не затронуло, кроме него. И при этой мысли он почувствовал себя бесконечно одиноким.
Лин снился сон.
При этом она осознавала, что видит сон, и смотрела на себя как бы со стороны. Она стояла на каменной крыше какой-то высокой башни. Башню окружали грозные темные горы; по багровому небу бежали черные тучи. Пейзаж цвета крови, пепла и пожарищ.
Через несколько минут должен был наступить конец света.
На краю крыши появилась фигура мужчины. Лин знала, что он не мог вскарабкаться по отвесной стене башни. Он перенесся сюда с помощью магии. Перед ней был не кто иной, как король-чародей Сулеман, который до сегодняшнего дня считался самым могущественным человеком в мире.
Когда он шел к ней, ступая беззвучно, словно кот, язычки пламени вспыхивали в складках его плаща. Ветер, который дул с пылающих гор, развевал его черные волосы. Разумеется, Лин знала, кто такой Сулеман. Возлюбленный Адассы. Мужчина, который ее предал. Она никогда не понимала, за что Богиня полюбила этого человека; ее саму пугало могущество короля, и, слыша его имя, она представляла, как он страшен в гневе. И все же он оказался прекрасен – прекрасен, как лесной пожар, как грозовая туча, смерч или извержение вулкана. Это была жестокая красота, но она пробудила в душе Лин непреодолимое влечение. Она шагнула навстречу магу, протягивая к нему руки…
Лин открыла глаза. Сердце выпрыгивало из груди, волосы взмокли от пота. Она села, обхватила себя руками, пытаясь успокоиться. Она не сразу сообразила, что случилось. Может быть, она усилием воли заставила себя проснуться? Наверное, именно это и произошло, ведь она знала, что должно было произойти дальше в том сне. Ей снились последние минуты перед Расколом. Последние минуты жизни Адассы.
Через несколько минут должен был наступить конец света.
Лин убрала прилипшие ко лбу волосы, встала с постели и, выйдя в кухню, нашла брошенный на спинку стула плащ. Она пошарила в его складках и нащупала камешек. Отцепила брошь, провела кончиками пальцев по нему. В тусклом свете луны камешек казался молочно-белым. Как обычно, прикосновение к его гладкой прохладной поверхности придало ей сил.
«Из-за тебя мне снятся странные сны, – подумала Лин, глядя на камешек. – Сны о прошлом. О ее прошлом».
Адасса владела магией, как все короли-чародеи. Наверняка у нее тоже имелся камень-источник.
А что, если?..
Негромкий стук в дверь оторвал Лин от размышлений. Постучали дважды, потом, после паузы, еще один раз.
Мариам.
Лин бросилась к двери. Мариам в такой поздний час обычно спала – она сильно уставала и ложилась в постель еще до начала Первой Стражи. Неужели ей стало плохо среди ночи? Но нет, тогда к Лин прибежала бы Хана и попросила бы ее прийти в Дом Женщин.
Открыв дверь, Лин увидела на ступенях Мариам. В белом свете луны девушка выглядела бледной и больной, тени под глазами и провалившиеся щеки обозначились резче. Но она улыбалась, и ее глаза блестели.
– О, дорогая моя, я тебя разбудила! – без малейших признаков раскаяния воскликнула она. – Я хотела прийти раньше, но мне пришлось ждать, пока Хана уснет, иначе она сжила бы меня со свету своими упреками. «Тебе необходим отдых, Мариам», – добавила она, вполне правдоподобно имитируя властный голос Ханы.
– Вообще-то, она права, – ответила Лин, но не смогла скрыть улыбку. – Ну хорошо, так что случилось? Новые пикантные сплетни? Галена сбежала с кем-то из мальбушим?
– Нет, это намного важнее подобной чепухи, – с видом оскорбленного достоинства возразила Мариам. – Ты все еще хочешь навестить своего пациента, кузена принца, верно?
Лин стиснула в кулаке брошь.
– Да, конечно, но…
– А что, если у меня имеется решение проблемы? – продолжала Мариам. – Что, если у меня есть знакомый, который поможет тебе пробраться во дворец? И который может выяснить, когда принца не будет в покоях?