Антонетта протянула руку и легко коснулась его рубашки. Кел вздрогнул от неожиданности. Несмотря на искусственные манеры, это прикосновение было реальным, слишком реальным. Сквозь ткань он чувствовал тепло ее руки.
Антонетта подняла голову и заглянула ему в лицо. Ее голубые глаза были широко распахнуты, щеки порозовели, рот был приоткрыт. Но это все притворство, напомнил себе Кел. «Она тренируется в изображении встревоженного любящего взгляда – надеется, что пригодится. Для Конора». Этот взгляд, эта комедия раздражали его, а он не хотел испытывать раздражение по отношению к Антонетте. И все же ему стало жарко, кровь прилила к лицу.
– Демуазель Аллейн, – заговорила Лин и взяла лежавшую на диване сумку, которая до этого была прикрыта пышными юбками Антонетты, – я вынуждена попросить вас выйти, мне нужно осмотреть пациента.
– О, я согласна остаться, – жизнерадостно прощебетала Антонетта.
– Видите ли, он должен будет раздеться, – объяснила Лин.
– Мне приходилось рисовать с натуры, знаете ли, – ответила Антонетта, – а знание анатомии никогда не помешает… – Перехватив уничтожающий взгляд Кела, она смолкла. – О, ну хорошо. Но в коридоре ужасно скучно.
Кел немного смягчился.
– Будешь у нас часовым. Дай знать, если кто-нибудь появится.
Их взгляды встретились, и в этот краткий миг он понял, что Антонетта, подобно ему, вспомнила детские игры. Тогда она тоже была часовым. Кел не мог бы сказать, откуда он это знает, – просто знает, и все; а в следующий миг она выскользнула из спальни, и дверь закрылась за ней.
Когда Антонетта ушла, Лин велела Келу сесть на кровать и раздеться до пояса. Значит, она говорила правду, а не просто хотела избавиться от Антонетты, подумал он, усмехаясь про себя.
Кел сбросил куртку и расстегнул шелковую рубашку. Когда он разделся, Лин не смогла скрыть изумления.
– Сьер Анджуман, – сказала она, – вы выглядите намного лучше, чем в ту ночь, когда меня вызвали к вам.
– Надеюсь, – улыбнулся Кел. – Если мне не изменяет память, у меня изо рта текла кровь, я стонал и бредил.
– Все было не так уж плохо, – не согласилась Лин. – Вы не возражаете, если я осмотрю раны? Мне хотелось бы убедиться в том, что они заживают нормально.
– Конечно, не возражаю.
Она подошла к нему и осторожно сняла легкие повязки, которые он еще носил. Сначала Кел почувствовал себя неловко, но через несколько секунд ему стало ясно, что вид обнаженного мужского торса ничуть не смущает Лин. Ее взгляд был бесстрастным, оценивающим, и ему пришло в голову, что такое лицо, наверное, бывает у Лилибет, когда она рассматривает новые портьеры.
– Все заживает хорошо, – объявила Лин, проведя кончиками пальцев по шраму на боку. Потом коснулась сморщенной кожи вокруг раны под сердцем. – Очень хорошо. Большинство людей на вашем месте сейчас еще лежали бы в постели. Боли были сильные?
Кел сказал, что прекратил принимать морфею всего несколько дней назад. Она пришла в ужас, узнав, что Гаскет так долго давал ему болеутоляющее: «Я не разрешаю своим пациентам принимать его больше трех дней!» Потом извлекла из сумки баночку с какой-то мазью, отвинтила крышку, и по комнате распространился слабый древесный аромат, напоминавший запах ветивера.
Прикусив губу, Лин начала обильно наносить мазь на свежие раны и старые шрамы.
– Столько шрамов, – пробормотала она вполголоса.
– Я очень неуклюж, – ответил Кел.
Он ощущал легкое покалывание в тех местах, куда попала мазь, по коже побежали мурашки.
– Нет, – сказала Лин. – Вы Ловец Мечей.
Кел машинально выбросил вперед руку и схватил ее за запястье. Она не выронила баночку с мазью, но взглянула на него с удивлением.
– Что вы сказали? – прошипел он.
Лин резко втянула воздух сквозь зубы.
– Извините. Я думала, что Майеш рассказал вам. О том, что мне все известно.
Кел медленно выдохнул.
– Нет.
– Я узнала ваш талисман анокхам. – Она говорила удивительно спокойным, рассудительным тоном. – Это очень древняя вещь, таких больше не делают. Я никому не расскажу, – добавила Лин. – Можете считать, что я дала клятву молчать, как мой дед. Я знаю, что если проболтаюсь, то подвергну его опасности.
Кел разжал пальцы. Сейчас он должен прийти в ярость, думал он, или испугаться. Но он оставался спокоен. Вероятно, потому, что о его истинной роли во дворце уже знали посторонние: Король Старьевщиков, Меррен, Джиан. Теперь об этом знала и Лин – и что с того? В глубине души он доверял ей. Она спасла ему жизнь, поэтому Кел инстинктивно считал ее своим другом.
– Скажите мне вот что, – произнесла Лин, завинчивая крышку. – Вы помните, как получили все эти шрамы?
Кел, который в это время потянулся за рубашкой, выпрямился. Прикоснулся к светлому треугольнику на левом плече.
– Это след стрелы, которую выпустил убийца при дворе Вальдерана. А этот, вот здесь, – он указал на шрам под ребрами, – это был наемник с хлыстом; он вломился в дом Антонетты во время праздника в честь ее восемнадцатилетия. Искал Конора. Это, – Кел завел руку за спину, – противник монархии с топором, которому удалось проникнуть на ежегодную инспекцию кавалерии.
– А это? – Лин прикоснулась к безобразному рубцу над его правым бедром.
Он ощутил слабый аромат лимона.
– Горячий суп, – мрачно ответил Кел. – Не все шрамы связаны с героическими поступками.
– Кто знает, – так же серьезно сказала Лин. Она закончила менять повязку и слегка похлопала его по плечу. – Суп мог быть отравленным.
– Об этом я не подумал, – рассмеялся Кел, надевая сорочку.
Он смеялся впервые за несколько дней, и у него словно камень упал с души.
– А теперь вот что, – сказала Лин, глядя ему в лицо, пока он застегивал пуговицы.
Кел решил, что сейчас она даст ему какой-то медицинский совет, может быть, велит накладывать мазь ежедневно.
– Я пришла сюда не только затем, чтобы посмотреть, как у вас идут дела. – Она поправила волосы. – В ту ночь, когда я увидела вас здесь в крови, почти без сознания, вы говорили что-то о стрелах, потом произнесли имя. Жанна.
Кел молча смотрел на нее.
– Но вы ведь не это имя хотели назвать, верно? Вы пытались сказать: «Джиан». Это она спасла вам жизнь. Она привезла вас к воротам дворца…
– Она стреляла из лука в «пауков», – произнес он, надевая куртку. – Убила нескольких. Думаю, их главарю это не слишком понравилось. Лин, откуда вы все это знаете?
– Мы оба знакомы с ним, – спокойно ответила девушка. – С Королем Старьевщиков. Мы знакомы с ним, вы и я, хотя нам обоим следует держаться от него подальше. Поэтому я надеюсь на то, что вы сохраните наш разговор в тайне. – Она протянула ему сложенный в несколько раз лист бумаги. – Я пришла сюда не потому, что он попросил меня, – твердо произнесла Лин. – Я не знаю, как он пронюхал о том, что я собираюсь во дворец. Но когда я вышла за ворота Солта, ко мне подбежал какой-то мальчишка и сунул в руки эту записку со словами: «С наилучшими пожеланиями от Короля Старьевщиков».
Кел взял бумажку осторожно, словно та была покрыта черным порохом.
– И о чем в ней говорится?
– Не знаю, – пожала Лин плечами. – Записка адресована вам…
Внезапно из коридора донеслись голоса. Кел узнал голос Антонетты, высокий, взволнованный: «О нет, не надо туда входить, Конор, прошу тебя, не надо…» И знакомый недовольный голос Конора: «Это моя комната, Ана».
Лин вскочила на ноги, а в следующую секунду дверь распахнулась, и в спальню вошли Конор и Антонетта.
Принц, видимо, приехал из поместья Аллейнов на Асти; он был в одежде для верховой езды, включавшей темно-зеленую куртку из тисненой кожи с блестящими латунными пуговицами. Короны на нем не было, ветер растрепал и спутал его кудри.
Кел быстро сжал кулак и сунул записку в рукав. Это было проделано не слишком искусно, но Конор не смотрел на него. Он смотрел на Лин, и на его лице отражалось выражение искреннего изумления и гнева, которое встревожило Кела. Конор редко показывал свои истинные чувства, не считая тех случаев, когда его что-то забавляло.
Но принц мгновенно овладел собой, снял перчатку и бесстрастно произнес:
– Мне казалось, что во время нашей предыдущей встречи я ясно выразился насчет визитов во дворец, донна Кастер.
Антонетта топнула по полу ножкой в шелковой туфле.
– Конор, не сердись на нее. Это я привела ее сюда. Я подумала, что для Кела важно…
– Я буду решать, что важно, а что нет.
Конор бросил перчатку на кровать, на которой сидел Кел. Кел заглянул ему в лицо, приподняв бровь, но принц избегал его взгляда. Он не смотрел и на Лин, которая стояла прямо, сложив руки перед собой. На щеках у нее выступил румянец – Кел не мог понять, от гнева или от смущения, – но, если не считать краски на лице, она никак не отреагировала на появление Конора.
– Конор, – Антонетта потянула принца за рукав, – я слышала, будто ты запретил ей навещать Кела, но решила, что ты пошутил. Ты же все время шутишь. – Она смотрела на него, надув губы. – Неужели тебя волнует присутствие какой-то девчонки из Солта? Не верю.
Конор очень медленно снял вторую перчатку; у него был такой вид, словно это занятие поглощало все его внимание. И тогда Кел вспомнил, что Антонетта умеет не только надувать губы; она была очень умна и хорошо знала слабости принца. Она ловко обезоружила Конора и достигла того, чего ни за что не добилась бы возражениями. Меньше всего ему хотелось выглядеть смешным. Даже если принц подозревал, что Антонетта играет роль, он вынужден был обуздать свой гнев. Присутствие Лин во дворце не могло ни задеть, ни взволновать его.
Конор швырнул вторую перчатку в угол.
– Ты права, Антонетта, – бесстрастно произнес он. – Ты так добра и великодушна. Ты воплощенное терпение. Ты всегда прощаешь ближних, как бы они себя ни вели. – Он повернулся к Лин. – Вы закончили осматривать Кела? За ним здесь хорошо ухаживали? Или он скоро умрет в результате небрежно