– Дорогой, наверное, – заметил Кел и тут же понял, что этого говорить не следовало.
Конор опустил руки и взглянул на Кела без улыбки. Потом холодно произнес:
– Если ты беспокоишься насчет этого дела с Проспером Беком, забудь. Я все улажу.
– Я ничуть не беспокоюсь, – сказал Кел.
Это была ложь, и он подозревал, что Конор знает об этом.
На этот раз, когда поздно ночью постучали в дверь, Лин сразу поняла, что это не Мариам. Подруга воспользовалась бы их секретным кодом: два коротких удара, пауза, потом еще один. Сейчас по двери колотили кулаком, и она в панике вскочила на ноги.
Остаток вечера после обхода пациентов Лин провела, рассматривая страницы из книги Касмуны и браня себя за то, что в свое время не выучила каллатский язык. Со студенческих времен у нее остался словарь, и она рылась в нем, отыскивая перевод нужных слов. Кроме того, страницы были не пронумерованы, и составить из этих отрывков какое-то связное повествование оказалось очень трудным.
Пока что Лин узнала немного, но сведения не обнадеживали. Камни-источники действительно существовали, их изобрел Сулеман Великий, властитель страны, которая теперь называлась Маракандом. По-видимому, существовало три способа наполнить их энергией. Маг мог перенести в камень свою собственную силу, как делает человек, наполняющий сосуд водой. Можно было взять силу у магического существа – дракона, феникса или гиппогрифа, созданного при помощи Слова. А можно было убить другого мага и забрать его энергию в виде крови.
Увы, чудесные существа исчезли навсегда. Лин не знала, каким образом можно «перенести» в камень собственный магический потенциал, а клятва врача запрещала ей убивать, даже если бы у нее нашелся знакомый маг.
В досаде она отбросила бумаги, вытащила свой камешек – она начинала считать его своим и больше не называла мысленно «камнем Петрова» – и осмотрела его. «Как же мне использовать тебя? – думала Лин. – Как заставить тебя помочь мне исцелить Мариам?»
Ей показалось, что загадочные тени внутри камня зашевелились и образовали нечто вроде букв и цифр, используемых в гематри. Она успела прочесть слово, которое на древнем языке ашкаров означало «исцеление». Оно было скрыто там, в глубине, подобно угольку, тлеющему под кучей золы…
В этот момент и раздался стук в дверь. Лин неловко вскочила со скамьи, стоявшей в оконной нише, сунула страницы из книги Касмуны и свои заметки под подушки. Потом пошла открывать дверь.
И очень удивилась, увидев топтавшегося на пороге Майеша. Очевидно, он приехал прямо из дворца: на нем были одежды советника, на груди висел серебряный медальон, знак его статуса.
– Barazpe kebu-qekha? – произнес он. («Могу я войти в твой дом?»)
Это была формальная фраза, которую обычно употребляли в разговоре с посторонними.
Лин молча отступила, и он вошел в главную комнату. Сел у кухонного стола, стараясь не задеть книги и бумаги.
Лин заперла дверь на засов и села напротив деда. Она понимала, что должна предложить ему хотя бы чаю, но ей показалось: ему не до того. Майеш внимательно изучал комнату, сувениры, привезенные Джозитом из странствий, подушки, вышитые матерью. Лин знала, что он не бывал в этом доме после смерти ее родителей, и невольно подумала: может быть, вид этой комнаты вызвал у него горестные воспоминания о Соре? Ведь он испытывал боль, когда думал об умершей дочери? Когда Майеш ушел из ее жизни, исчез последний человек – если не считать ее самой и Джозита, – который помнил и любил ее мать. И это причиняло ей страдания.
– Я узнал, что тебе удалось проникнуть во дворец, – заговорил Майеш, нарушив течение ее мыслей. – Несмотря на запрет Конора.
Лин пожала плечами.
– Тебе повезло, потому что это был всего лишь устный запрет, – продолжал Майеш, – а не официальный приказ принца.
– А в чем разница?
У Майеша были красные глаза. Он выглядел усталым – впрочем, так было всегда. Лин не помнила, когда видела его веселым. У него вечно был такой вид, будто он несет на себе непосильное бремя чужих забот.
– Приказ – это официальное требование члена королевской семьи. Его нарушение карается смертью.
Лин постаралась сохранить невозмутимый вид, хотя у нее участилось сердцебиение.
– Ни один человек, – произнесла она, – не должен обладать безграничной властью над другими человеческими существами.
Майеш смотрел ей в лицо.
– Власть – это иллюзия, – ответил он.
Лин удивилась: она всегда считала, что дед одержим властью, ее дилеммами и возможностями.
– Власть существует потому, что мы в нее верим. Короли и королевы – да и принцы – обладают властью потому, что мы даем ее им.
– Допустим. Но смерть – это не иллюзия.
– А тебе известно, почему при короле всегда состоит советник-ашкар? – неожиданно спросил Майеш. – Во времена императора Макрина Империя находилась на пороге войны. И только благодаря советнику императора, человеку по имени Люций, войну удалось предотвратить. Когда Люций серьезно заболел, император расстроился, не зная, где найти другого такого мудрого советника. Перед смертью Люций рассказал ему, что все ценные советы, которые он давал императору, он в свою очередь получал от своего друга из народа ашкаров по имени Самуэль Нагид. Несмотря на сопротивление двора, император призвал к себе Нагида и нарек его своим новым советником. В течение следующих тридцати лет Нагид помогал управлять Империей; он служил сначала Макрину, потом его сыну. Все это время царил мир, Империя сохранила свои территории. После этого императоры считали приглашение ашкарского советника мудрым решением, которое к тому же приносит удачу, и короли Кастеллана продолжили эту традицию.
– Понятно, – сказала Лин. – И какой урок ты извлек из этой истории? Потому что лично мне ясно вот что: мудрости ашкаров доверяют только в том случае, если их слова исходят из уст мальбеша.
– Я извлек из истории Самуэля другой урок. Мальбеш открыл дверь, но Нагид показал, на что он способен, и именно поэтому короли сейчас считают, что не могут обойтись без советов ашкара. Он мудр и беспристрастен, поскольку его не касаются склоки и соперничество аристократов Кастеллана. Он обладает властью чужака.
– Властью, которая используется для того, чтобы прислуживать королю? – тихо произнесла Лин.
Она полагала, что Майеш вспылит, но тот спокойно ответил:
– Поскольку рядом с троном всегда стоит ашкар, король вынужден обращать на нас внимание и помнить, что мы тоже человеческие существа. Работа, которую я выполняю, помогает защитить нас всех. Я не только представляю интересы Солта, я служу своего рода зеркалом. В этом зеркале правители Кастеллана видят наш народ, видят, что мы такие же люди, как они.
Лин вздернула подбородок.
– Ты говоришь мне это потому, что хочешь оправдаться? После того, как выбрал дворец и отказался от меня и Джозита?
Майеш едва заметно вздрогнул.
– Я не выбирал дворец. Я выбрал людей Солта.
У Лин возникло неприятное ощущение в области переносицы – предвестник головной боли. Она потерла лоб и спросила:
– Зачем ты говоришь мне все это?
– Я восхищен способом, который ты применила, чтобы попасть во дворец, – сказал он. – На мой взгляд, он указывает на понимание сути власти. Ты не могла проникнуть туда самостоятельно, поэтому нашла человека, который имеет доступ, и вынудила его выполнить твою волю.
«Это была идея Мариам», – чуть не сказала Лин. Но это не помогло бы Мариам, напротив, навлекло бы на нее неприятности.
– Принц был в ярости, – вместо этого произнесла она.
– И вместе с тем он был восхищен тобой, – сказал Майеш. – Я хорошо его знаю. Он сказал мне, что ты слишком уж умна. В устах Конора это комплимент. Он разозлился…
– Это плохо.
– Поверь мне, для него это к лучшему, – возразил Майеш и поднялся на ноги. – Мне также понравилось то, что ты не обратилась ко мне, – добавил он. – Конор дал понять, что ты хотела защитить меня. Когда ты сказала, что будешь молчать о Ловце Мечей, он, по-моему, тебе поверил.
Лин выдохнула. Она все это время гадала, известно ли Майешу о том, что она упомянула об истинной роли Кела в разговорах с принцем и самим Ловцом Мечей. Итак, он знал. Но если это его и рассердило, дед ничем этого не показывал.
– Я твоя внучка, – сказала Лин. – Разве уже одно это не делает меня достойной доверия в твоих глазах?
Майеш пожал плечами.
– Посмотрим, – сказал он и вышел.
После его ухода Лин вернулась в оконную нишу и вытащила из-под подушек бумаги. Как странно, думала она, принимать в своем доме деда – она столько раз представляла себе этот момент. Представляла, как осыпает его упреками, а он стоит, опустив голову, не зная, куда деваться от стыда. Конечно, ничего подобного не произошло. Но Лин обнаружила, что это ее вполне устраивает.
Складывая бумаги, она почувствовала сильную головную боль, вздрогнула, и листы рассыпались по полу. Она присела, чтобы собрать их, размышляя о том, что надо заварить чаю с куркумой, иначе боль усилится.
И замерла. Страницы лежали так, что она увидела то, чего не видела раньше. Две страницы явно были соседними. То, что казалось отдельными незаконченными рисунками, на самом деле было одним рисунком: такой же рисунок – изображение солнца с десятью лучами – она видела на обложках книг в квартире Петрова.
Не шевелясь, Лин смотрела на страницы. Петров был одержим камнем, который много лет назад случайно попал к нему в руки. А что, если у него имелась еще и книга Касмуны или какое-то другое сочинение наподобие этого?
«Ты пришла за его книгами – за этими мерзкими магическими книжонками с заклинаниями, которые запрещены законом, – так сказала хозяйка квартиры. – Я продала их скупщику в Лабиринте».
Лабиринт. Он находился совсем рядом, за стенами Солта, но ашкарская женщина без сопровождения не могла войти туда. Там ее не защитили бы ни Бдительные, ни сам Король Старьевщиков.
И тогда она услышала голос Майеша: «Ты не могла проникнуть туда самостоятельно, поэтому нашла человека, который имеет доступ, и вынудила его выполнить твою волю».