борешься. За что-то новое, за что-то лучшее.
– Разве это плохо?
– Не обязательно, – ответил Майеш. – Солт – мирное место, но он тесен. Вот почему я стал советником короля.
– Солт был для тебя слишком тесен? – Лин хотела произнести это с презрительным выражением, но невольно выдала свое любопытство.
– Ты сама знаешь, что нас очень мало, – говорил Майеш, – и я давно понял: по этой причине мы уязвимы. Мы играем свою роль, роль ашкаров: живем в пределах Солта, продаем магические амулеты людям Кастеллана, но не смешиваемся с ними. Довольствуемся тем, что даем советы чужакам относительно законов, которые не имеют к нам отношения, прав, которых мы сами лишены. Существует только один голос, который говорит от имени ашкаров за этими стенами, который способен высказаться в защиту ашкаров перед сильными мира сего.
– Твой голос, – сказала Лин.
– Голос королевского советника, – поправил ее Майеш. – Это не обязательно я. До меня эту роль играл другой. Мне недолго осталось занимать пост советника, Лин. Настанет время, когда мне придется обучать преемника. Возможно, мне понадобится человек, который достаточно умен для того, чтобы проникнуть в Маривент против воли принца. Человек, который, подобно мне, находит Солт тесным.
Лин поморгала. Нет, не может быть, она не так поняла его слова. Но дед смотрел ей в глаза, и она видела в его зрачках две крошечные белые точки – отражения луны.
– Ты имеешь в виду…
Майеш поднялся с кресла и негромко закряхтел, держась за поясницу.
– Уже поздно, и мне, старику, пора в постель. Доброй ночи, Лин.
Это означало, что разговор окончен.
– Доброй ночи, – сказала она, и дед ушел в дом.
Когда Лин на обратном пути пересекала площадь Катот, она заметила серую мышку, которая грызла крошки медового пирога. Животное замерло, уставившись на Лин маленькими блестящими глазками.
«Не бойся, мышка, – подумала она. – Мы с тобой похожи друг на друга – меня тоже не рады видеть здесь».
Кел собирался на обратном пути оставить сообщение для Короля Старьевщиков. Но, покинув Лабиринт, он направился не к Садку, а в сторону Горы, сказав себе, что с Андрейеном можно будет связаться позднее. Сначала ему нужно было разгадать загадку, которую задал ему Бек, однако прежде всего требовалось понять, каким образом Антонетта Аллейн оказалась замешанной в эту историю.
Во дворце было темно; свет горел лишь на верхних этажах нескольких зданий. Единственное окно Звездной башни сияло; Кел подумал, что оно похоже на глаз, внимательно наблюдающий за Кастелланом. Кел представил себе короля в его кабинете, представил, как тот глядит в телескоп под присмотром Фаустена. Он подумал, что недооценил маленького человечка, и вспомнил слышанную когда-то фразу Джоливета о том, что самые маленькие змеи – всегда самые ядовитые.
Кел шел через огромную лужайку, мокрую от росы. Он ужасно устал и не знал, как быть дальше. Проспер Бек удивил его. Ему не давало покоя ощущение, что этот человек играет роль. И еще он размышлял о том, встревожило ли Конора его исчезновение или он был слишком пьян и ничего не заметил. Кел надеялся, что Фальконет выполнил его просьбу и отвлек принца.
Задумавшись и глядя себе под ноги, он едва не наткнулся на блестящую черную карету, оставленную во дворе кастеля Митата. Карета была массивной, роскошной, и ее дверцы напоминали огромные темные крылья. Она походила на какого-то ночного хищника, подстерегающего добычу. На дверях поблескивала серебристая эмблема – волк с оскаленными клыками.
«Малгасийская карета», – понял Кел. Значит, госпожа посол прибыла. Он вспомнил слова Шарлона: «Она приехала, чтобы уговорить Конора жениться на принцессе Эльсабет». И он был прав, хотя следовало бы выразиться более изящно. Скоро все нагрянут сюда, будут обхаживать принца: сейчас это посол Малгаси, потом приедут дипломаты из Кутани, Сарта, Ганзы и прочие. И никто из них, думал Кел с усталой улыбкой, не понимает, каким упрямым может быть Конор.
Кел вошел в башню и поднялся в комнаты, которые делил с принцем. У дверей, как обычно, дежурили солдаты Дворцовой гвардии; Кел кивнул им и, проскользнув внутрь, беззвучно прикрыл за собой дверь.
Конор спал. Полоса лунного света падала ему на спину. Он был в сорочке и брюках и почему-то в одной туфле. Келу хотелось тряхнуть принца, разбудить его, потребовать ответа, узнать, каким образом он ухитрился найти деньги. Но спящий Конор показался ему таким юным, безмятежным и беззащитным. Он лежал на боку, подложив руку под голову. Запястья, глаза, горло – Келу стало страшно и больно, как всякий раз, когда он обращал внимание на уязвимые места Конора.
Когда они были моложе, каждый синяк принца заставлял его ощущать тяжкое бремя вины, свою никчемность, неспособность защитить Конора, стать его надежными доспехами. В те времена он считал, что у принца нет от него тайн. Теперь понял, что ошибался.
Конор вздохнул, перевернулся на спину, но не проснулся. Кел сел на свою кровать и уставился в темноту. Он узнал тайну Конора – долг, непонятные отношения с Проспером Беком; но что это дало ему? Что хорошего из этого вышло? Принц заплатил долг без его помощи, а Кел от Бека ничего не узнал.
Пока, по крайней мере. Для того чтобы получить информацию, он должен обмануть, предать Антонетту. Но этот путь вел во тьму. Неужели его долг состоит в том, чтобы украсть или отнять у нее медальон? Неужели ради того, чтобы защитить Конора и Дом Аврелианов, он обязан совершить преступление или, во всяком случае, гнусный поступок?
Кел долго лежал без сна и размышлял, но так и не выбрался из заколдованного круга. В одном он был твердо уверен: впервые его понятие о долге противоречило представлениям о том, что правильно и неправильно. Любопытно; он не знал, что у Кела Сарена сохранились собственные понятия о добре и зле после стольких лет, проведенных в Маривенте.
Короли-чародеи смотрели на фигурку Адассы, стоявшей на верхушке башни, и смеялись. Она одна, говорили они друг другу, а у нас армия; она молода, а мы опытные военачальники. На то, чтобы ее уничтожить, не потребуется много времени.
Но пламя камня-источника, который Адасса держала в руке, горело ярче, чем прежде, потому что он питался добровольно отданной силой. Когда армии чародеев хлынули на стены Арама, сама земля обратилась против них: у ног их разверзались огненные ямы, живые изгороди из колючих растений вырастали у них на пути. Песчаные смерчи и огненные столбы приходили из пустыни и рассеивали войско захватчиков.
Битва продолжалась без передышки два дня и две ночи; все это время Адасса оставалась на башне Балал, и казалось, что сила ее не иссякнет никогда. Чародеи пришли к Сулеману и сказали: «Эту войну не выиграть с помощью одной лишь магии. Она женщина, и она влюблена в тебя. Отправляйся в город, поднимись на башню и заруби ее мечом. Тогда мы завоюем Арам».
Глава 16
Весь следующий день Келу казалось, что он медленно сходит с ума.
Почему-то он решил, что Конор при первой же возможности поспешит сообщить ему о благополучном окончании истории с Проспером Беком. Но ничего подобного не произошло. Конечно, Кел понимал, что как раз возможности завести такой разговор у Конора практически не возникало. Когда Кел проснулся – что произошло ближе к полудню, – Конор уже сидел за порфировым туалетным столиком, вытянув перед собой руки, а прислужница наносила на его ногти серебристый и алый лак. Одновременно принц спорил с Майешем, который расхаживал по спальне из угла в угол.
– С одной стороны, необходимо снизить напряженность в отношениях с Малгаси, – говорил советник. – С другой стороны, слишком тесные связи с этим государством нежелательны. Их обычаи и порядки абсолютно чужды Кастеллану.
– Я думал, нам просто нужно заручиться разрешением на пользование торговыми путями, которые проходят через их территорию, – произнес Конор и тряхнул руками, чтобы лак быстрее высох.
Служанка убирала свои баночки и кисточки.
– Все, что выходит за рамки…
Заметив, что Кел проснулся и сел, принц подмигнул ему.
– Доброе утро. День только начинается, а ты уже передо мной в долгу – я уговорил Майеша дать тебе поспать лишний час.
Да, он выглядит спокойным и довольным собой, подумал Кел, как человек, который только что успешно решил серьезную проблему. Однако Кел отлично знал, что принц превосходно умеет изображать спокойствие и благодушие в любой ситуации. Совсем недавно Ловец считал, что только он может видеть Конора насквозь и угадывать его настроение, но события последних недель поколебали его уверенность.
Майеш строго посмотрел на принца.
– Некоторым свойственно упускать из виду, – произнес он, – тот факт, что подготовка к правительственным обедам занимает немало времени. Кел, вставай; портные придут с минуты на минуту, вам с Конором нужно примерить вечерние костюмы.
Кел зевнул и слез с кровати.
– Вообще-то, соглашаясь туда идти, я надеялся на то, что обо мне забудут.
– И напрасно, – буркнул Майеш. – Напомню, что на приеме будет присутствовать сена Анесса, посол Сарта. И поскольку она неравнодушна к Келу Анджуману, тебе поручено отвлекать ее, чтобы принц и королева могли без помех заняться делом, ради которого и был устроен этот обед, – нормализацией отношений между Кастелланом и Малгаси.
«Она неравнодушна к Келу Анджуману». Майеш не сказал: «Она неравнодушна к тебе». Но старик прав, подумал Кел, когда появились портные и Конор лениво поднялся на ноги. Кел Анджуман – это не он, Келлиан Сарен. Сена Анесса не знает его, она знакома с небогатым молодым аристократом из Мараканда и испытывает интерес именно к этому вымышленному кузену принца.
– Я же сказал тебе, что увильнуть не удастся, – заметил Конор. И улыбнулся.
Так он улыбался в детстве, когда повар, дон Валон, ловил их за кражей сладких пирожков. Как будто все происходящее казалось ему игрой.