– Правительство Малгаси, конечно, поступило неэтично, подослав к тебе Фаустена и попытавшись манипулировать тобой, дорогой мой, – продолжала королева. – Но то, что произошло, нельзя назвать катастрофой. Принцесса из королевского дома Сарта – вполне разумный выбор для Конора…
Король, казалось, не слышал ее. Он неожиданно шагнул к сыну, протянул к нему руку и приподнял его голову. Их взгляды встретились.
– Возможно, ты считаешь, что принадлежишь самому себе, – произнес он, – но ты ошибаешься. Я думал, ты понимаешь, что твоя жизнь принадлежит государству. Но еще не поздно. Ты узнаешь это сейчас.
Он убрал руку. Кел вскочил на ноги. На подбородке и щеках Конора, там, где отец схватил его, остались красные пятна. Конор едва заметно покачал головой. «Нет. Оставайся на месте».
– Джоливет, – процедил король, – забирайте моего сына. Вы знаете, что делать.
– Представляю, в какой восторг пришла Хана, когда узнала, что ты все-таки согласилась помочь мне с праздником, – сказала Мариам.
Они находились в ее комнате. Сама портниха, сидя среди подушек, нашивала речной жемчуг на корсаж платья цвета морской волны. Юбка была разложена вокруг нее на постели, и казалось, что она сидит посреди небольшого пруда.
Лин работала за столом Мариам – выполняла обещание, данное Хане Дорин: аккуратно перевязывала ленточками мешочки с травами. Такие саше, якобы приносившие удачу, надевали на шею девицы на выданье на Праздник Богини.
– Что значит «все-таки согласилась»? – возмутилась Лин. – Я с самого начала собиралась ей помогать. Это мой последний Теват.
– Ты с самого начала собиралась прятаться в кустах в лекарственном саду до тех пор, пока Хана не сдастся и не бросит поиски, – возразила Мариам. – Ты согласилась только потому, что она сыграла на твоем чувстве вины. Я все вижу. Ты корчишь ужасные гримасы каждый раз, когда заканчиваешь очередное саше.
– Просто это у меня так плохо получается, – уныло ответила Лин. – А я не привыкла к неудачам.
«Потому что ты берешься за дело только в том случае, если заранее уверена в успехе», – прошептал какой-то голосок у нее в голове.
– Я уже заранее боюсь танца Богини. Ты знаешь, что я танцую отвратительно.
Танец Богини был одним из ритуалов, которые проводили во время Праздника. Его исполняли в полном молчании. Все «девушки на выданье» – то есть незамужние от шестнадцати до двадцати трех лет – обязаны были в нем участвовать. Танец выглядел красиво, Лин этого не отрицала. Когда они обе жили в Доме Женщин, то практиковались каждую неделю, и Лин была уверена в том, что сможет исполнить его с повязкой на глазах, по памяти. Но это не означало, что она сможет исполнить его идеально.
– Не говори глупостей, ты танцуешь отлично, – отрезала Мариам. – В любом случае твой дед будет доволен, я тебя уверяю. Теперь вы больше общаетесь, неплохо ладите, и он будет гордиться…
– Он не увидит, как я танцую, – перебила ее Лин. – В этом году Теват выпадает на тот же самый день, что и праздник Вознесения. Во дворце состоится большой банкет, и Майеш, естественно, обязан присутствовать на нем. Его даже не будет в Солте.
– О, – сочувственно вздохнула Мариам. – Лин…
Но ее прервал стук в дверь. Подойдя, чтобы открыть, Лин увидела на пороге хмурую Хану Дорин.
– Тебя ждут у ворот, Лин, – сказала женщина.
– Пациент? – спросила Лин.
Конечно, за ней приехали от пациента; кто еще это мог быть? Она лихорадочно соображала. Все ее подопечные более или менее хорошо себя чувствовали, родов в ближайшие несколько дней тоже не предвиделось. Нужно взять с собой сумку с инструментами, переодеться, если будет возможность. Она была одета в обычное дневное платье, ярко-зеленое, но старое и весьма поношенное.
Хана переводила взгляд с Мариам на Лин.
– Да, пациент, – произнесла она, но Лин была озадачена: что означал этот взгляд?
Еще сильнее она изумилась, когда Хана вытолкала ее из комнаты, сунула ей в руки сумку и закутала ее в шаль.
– Тебе надо поторопиться, – сказала она. – Здесь должно быть все, что нужно.
– Хана, – прошипела Лин, надевая сумку на плечо, – что происходит? Что за секретность?
Та мрачно взглянула на нее.
– Во всем твой дед виноват. А теперь иди. Быстрее.
Лин без возражений побежала к воротам, но тон Ханы ей не понравился. «Во всем твой дед виноват»? Значит, это имеет какое-то отношение к дворцу. Неужели Кел заболел? Или его снова ранили? Все это было очень странно.
Она нашла у ворот Меза в компании Леви Ансела, добродушного молодого человека, который вырос вместе с Джозитом в Доме Мужчин.
– У тебя интересная жизнь, – заметил Мез, когда она проходила мимо.
Он смеялся, но Лин встревожилась. Ее первый визит во дворец привлек внимание махарама. Но если он узнает, что ее вызывали туда дважды…
Но в следующий миг она увидела Кела, и эти тревоги отступили на второй план. Он стоял в тени стены Солта, у старого каменного резервуара для воды. Она испытала облегчение, увидев, что он жив и здоров, хотя выглядел усталым, удрученным. Взгляд погас. Лин снова разволновалась.
– Кел.
Она подошла к нему достаточно близко для того, чтобы никто не услышал их слов – подозревала, что Мез и Леви жадно следят за ними из-за полуоткрытых ворот, – но не настолько близко, чтобы дать повод для сплетен. Кел был нарядно одет в шелк и лен разных оттенков серого: пепельный, серебристый, антрацитовый. Как требовала мода, в рукавах его фрака из расшитого серебром льна были сделаны разрезы, чтобы виднелась сорочка из шелка-сырца. Талисмана на нем сегодня не было.
– Как вы себя чувствуете?
Когда Кел взглянул на нее, Лин заметила, что у него расширены зрачки. Губы были плотно сжаты.
– Дело не во мне. Это он.
Лин непонимающе смотрела на него. Ночь была жаркой, душной, воздух – влажным, как в оранжерее. Вдалеке мерцали огни Барахолки. Луна походила на старую медную монету.
– Вы хотите сказать…
– Конор, – вполголоса произнес Кел.
Она отступила на шаг.
– Кел, он же запретил мне появляться во дворце. Если вам нужен врач-ашкар, мы найдем кого-нибудь другого…
– Нет. – Он смотрел ей прямо в лицо каким-то безумным взглядом. – Я не могу позвать никого, кроме вас, Лин. Я прошу вас. Если вы не придете, ему никто не поможет.
«Во имя Богини».
Лин знала, чтó ответит, еще до того, как слова сформировались у нее в мозгу. «Врачу безразличны общественное положение, богатство, возраст пациента; он обязан одинаково лечить врагов и союзников, соотечественников и иностранцев, людей разных религий».
– Хорошо, – сказала она. – Я еду с вами.
Кел вздохнул с облегчением.
– Мы должны торопиться. – Он кивнул на черную карету, стоявшую посреди дороги. – Я все объясню по пути.
Оказавшись в карете, Лин немного успокоилась. По крайней мере, Мез и Леви больше не могли их видеть. Время от времени колеса попадали в ямы или натыкались на выступавшие из мостовой булыжники, но сиденья, обитые дорогой тканью, смягчали толчки. Яркий желтый свет нефтяных ламп, которые горели над прилавками рыночных торговцев, освещал фасады зданий, выходивших на Барахолку. Призрачные очертания крыш, галерей, балконов растворялись в сером полумраке.
Лин заговорила:
– Вы уверены, что поступаете правильно, Кел? Вы не видели принца Конора, когда он приказывал мне убираться из Маривента. Он был в ярости.
– Уверен как никогда. – На его щеке подергивался мускул. – Вы искусный врач. Очень искусный, и кому об этом знать, как не мне. Но дело не только в этом. Вас пригласила сама Лилибет, поскольку вы – внучка Майеша. Она считает, что вам можно доверять, что вы сохраните нашу тайну.
– Лилибет… королева? – пробормотала изумленная Лин. – Кел, вы меня пугаете. Если принц из-за своего легкомыслия получил какую-то травму, поранился, ведь не может быть, чтобы…
– Он не поранился. Его избили плетью.
Это было невероятно. Лин ахнула и откинулась на спинку сиденья.
– Но кто осмелился поднять руку на наследного принца Кастеллана? Этот человек сидит в тюрьме?
Кел без выражения произнес:
– Это было сделано по королевскому приказу. Такова необходимость.
– Я ничего не понимаю.
Кел поднял голову, и она увидела в его взгляде страдание. Карета слегка накренилась. Лин поняла, что они начали подниматься на Гору. Ей вдруг ужасно захотелось узнать, что же произошло. Она была уверена в том, что никто не осмелится по-настоящему избивать плетью отпрыска Дома Аврелианов. Тело наследного принца было почти священным. Оно считалось драгоценностью. Принц был незаменим.
– Конор, – начал объяснять Кел, – совершил поступок, вызвавший неудовольствие его отца. Король решил, что Конору следует напомнить о его долге. Он приказал легату Джоливету избивать принца до тех пор, пока тот не потеряет сознание.
Лин стиснула руки в кулаки, чтобы не было заметно, как они дрожат. История казалась неправдоподобной. Майеш описывал короля Маркуса как человека мечтательного, далекого от реальной жизни, занятого исключительно научными изысканиями. Безобидный астроном не мог отдать такой жестокий приказ.
– И легат… он согласился на это?
– У него не оставалось выбора, – неохотно ответил Кел. – Вообще-то Джоливет не одобряет поведения Конора, его образа жизни – и меня заодно; он считает нас обоих легкомысленными, беспутными юнцами. Но Конор ему небезразличен, легат знает его с детства. Он не хотел этого делать.
– А такое прежде случалось? – прошептала Лин.
– Нет, – ответил Кел и провел дрожащими руками по волосам. – Это произошло во время парадного обеда в Сияющей галерее. Конор разозлил всех – клянусь серым адом, мне кажется, не было ни одного человека, которого не возмутил бы его поступок, но все-таки… Король приказал Джоливету отвести его на Сеновал – это зал, где мы тренируемся. Я тоже пошел; никто не останавливал меня. Лилибет бежала за нами, кричала Джоливету, чтобы он отпустил ее сына, но приказ короля никто не может отменить. Просто уже слишком много времени прошло с тех пор, как он отдавал какие бы то ни было приказы. – Кел перевел дыхание. – Я думал, это будет символическое наказание. Один-два удара, поверх фрака, чтобы показать Конору, что он все-таки поступил неправильно. Короля там даже