– Кел знал об этом?
– Нет. Бек передал свой приказ в то время, когда Кел выздоравливал, и я не хотел его тревожить. Сначала я отказался выполнять требования Бека, но в конце концов сдался. Первая просьба показалась мне довольно безобидной. Я должен был подсыпать рвотное в бутылку вина и напоить этим вином Монфокона и Ровержа. Обоих всю ночь тошнило, но они решили, что просто перебрали. С ними такое, конечно, бывало уже не раз.
– И Бек узнал об этом? – Лин взяла очередной талисман.
– Узнал. И прислал сообщение с очередным заданием. Приказал убить Асти, мою лошадь. Но это было… я не смог сделать этого.
Конор говорил таким тоном, как будто в чем-то оправдывался перед Лин. Как будто боялся, что она станет осуждать его за глупую сентиментальность. Но она в этот момент даже почувствовала нечто вроде расположения к принцу.
– И я понял, что это никогда не кончится. Что он так и будет издеваться надо мной, требуя, чтобы я совершал всякие нелепые, жестокие, бессмысленные поступки. Я понял, что надо выплатить эти деньги, причем сразу. Покончить с этим делом. И я отправился к послу Сарта. Мы заключили тайный договор: я согласился жениться на принцессе из Сарта с условием, что приданое будет выплачено золотом заранее.
Лин не верила своим ушам. Она не думала, что «неверное решение» принца окажется таким серьезным. Тайный союз между Кастелланом и Сартом? Большинство горожан одобрили бы приказ короля Маркуса насчет плетей. Сарт ненавидели от души.
– На принцессе… – начала она.
– Ее зовут Аймада. Мы уже встречались; это довольно приятная, разумная девушка. Мне кажется, она не ждет от меня многого…
Его голос звучал устало. Лин знала, что боль изнуряет человека, лишает его не только физических, но и душевных сил. Но в голосе принца было что-то еще. Безнадежность. Он собирался вступить в брак потому, что его шантажировал бандит. Его семейная жизнь с самого начала была обречена.
– Десять тысяч крон, – сонно произнес он. – Оказывается, вот сколько стоит принц. Я понимаю, что совершил ужасную глупость; можете не говорить мне об этом. Я должен был пойти к Бенсимону. Сказать ему правду. Попросить у него совета.
Лин положила на рану серебряный талисман.
– Я не намерена уверять вас в том, что вы приняли верное решение, – сказала она, отодвигаясь. – Ясно, что это не так.
– Проклятье, – пробормотал он, уткнувшись лицом в подушку.
– Но, если бы вы пошли к Майешу, он просто рассказал бы вашему отцу. И с вами произошло бы то же самое или нечто в таком же духе.
Между черными ресницами, густо намазанными тушью, блеснул серебристый глаз. Конор ответил:
– Но мне не пришлось бы делать то, чего я не хочу делать. По крайней мере, в ближайшее время. Жениться.
– Вы ведь в любом случае вступили бы в брак с женщиной, которую вам навязали бы отец и советники, верно? Принцы не женятся по любви.
– Вы слишком много слушаете сказочников, – пробормотал Конор.
– Я ошибаюсь?
Он прищурился.
– Нет.
«Ее зовут Аймада. Мы уже встречались», – так он сказал. Аймада. Красивое имя. Лин, естественно понятия не имела, как выглядит эта женщина; в мозгу возникала лишь картинка из детской книжки – прекрасная принцесса в золотой короне, с лентами в волосах.
Лин поднялась и подошла к столику, на котором стояла чаша с водой. Прикоснулась к поверхности окровавленными руками, и красные струйки потекли в воду, как нити из пальцев пряхи.
– Подождите, – произнес принц.
Лин обернулась. Он наблюдал за ней, положив подбородок на скрещенные руки; ряды талисманов поблескивали у него на спине, словно чешуя дракона.
– Я приму морфею, – продолжал он, – но вам придется положить ее мне в рот. Я не могу пошевелиться.
Лин не стала спрашивать, что заставило его передумать. Она просто взяла ампулу с лекарством из сумки и подошла к изголовью. Чтобы присесть рядом с принцем, ей пришлось отодвинуть в сторону гору разноцветных подушек, но они упрямо соскальзывали и обступали ее, подобно кучке любопытных котят.
Она вытряхнула на ладонь несколько гранул и помедлила. Обычно она помещала морфею под язык пациенту. Лин без всяких раздумий дала лекарство Келу, но сейчас не могла заставить себя сделать это – когда речь шла о принце, эта операция казалась слишком фамильярной, слишком интимной…
Конор смотрел на нее сквозь черные ресницы, пушистые, как у девушки. На его скулах засохли брызги крови, на подбородке багровел синяк. Он ждал ее действий. Ждал избавления от боли в виде крошечных белых крупинок. Она собралась с силами, склонилась над принцем и, поддерживая одной рукой его подбородок, быстро просунула зернышки морфеи между полными алыми губами.
– Теперь вы должны это проглотить, – прошептала Лин.
Принц быстро облизнул нижнюю губу. Сглотнул. Потом снова поднял на нее глаза. Взгляд был печальным.
– Знаете, не нужно меня жалеть. Пожалейте лучше женщину, которой придется выйти за меня замуж.
Лин знала, что обезболивающее действует не сразу. Надо было его отвлечь. И она ответила:
– Почему вы считаете, что я вас жалею? Вряд ли я сама выйду замуж по любви. И вообще выйду замуж. – Она сунула ампулу в карман. – Я женщина-врач. Ни один респектабельный, уважающий себя мужчина-ашкар не возьмет меня в жены. Я не такая, как все. Я слишком… странная. Эксцентричная.
– Эксцентричная? – Уголок его рта приподнялся. – Впервые слышу, чтобы женщина называла себя «эксцентричной».
– Ну а я такая, – сказала она. – Я сирота; это уже само по себе необычно. Я попросила у старейшины разрешения изучать медицину – вторая странность. У меня только одна подруга. Я практически никогда не хожу ни на танцы, ни на праздники. О, и еще: в детстве я терроризировала окружающих. Однажды спихнула с дерева Орена Канделя, и он сломал ногу.
Лин знала, что эти имена ничего не говорят принцу, что он незнаком с обычаями ее народа, но это было неважно. Она рассказывала все это просто для того, чтобы не молчать, чтобы успокоить его, заставить забыть о боли. Его взгляд затуманился, дыхание стало ровным. Когда он закрыл глаза, она принялась рассказывать ему о своей последней встрече с махарамом, о надежде отыскать в шуламате книгу Касмуны, о том, как старик отказал ей, и как, выходя на улицу, она разбросала кучу мусора, тщательно заметенную Ореном в угол.
– Да, это так похоже на тебя, – сонным голосом пробормотал Конор. – Я сразу понял, что ты очень вспыльчивая и не умеешь себя контролировать.
– Вы думаете, это разумно – оскорблять меня, когда у меня под рукой целая сумка скальпелей и иголок? – проворковала Лин и тут же пожалела об этом.
А если он разгневается? Трудно было сказать, что у него на уме, как он отнесется к малейшим проявлениям фамильярности, к самому невинному юмору. Король Теван, дед нынешнего монарха, однажды велел казнить актера, который играл его в сатирической пьесе.
Но принц Конор лишь устало улыбнулся и произнес:
– И что теперь? Я думал, что сразу усну.
– Да, вам нужно отдохнуть. – Она помолчала и неохотно продолжала: – По правде говоря, мне следовало бы остаться здесь до утра. Убедиться в том, что талисманы подействовали и что кровотечение не возобновилось.
Принц несколько мгновений лежал очень тихо.
– Женщина никогда не проводила ночь в этой комнате, – произнес он. – Никто никогда здесь не ночевал, кроме нас с Келом.
– Если вы предпочитаете, чтобы я ушла, я могу попросить Кела или королеву…
– Нет, – поспешно перебил ее принц. – Ты не должна меня бросать, это безответственно. Я могу истечь кровью.
– Я буду молиться Богине о том, чтобы этого не произошло, – официальным тоном ответила Лин и встала с кровати, оставив Конора среди подушек.
В дверях она остановилась и бросила взгляд на фигуру, наполовину скрытую занавесками. Спина принца походила на карту, раскрашенную алой и серебряной красками.
«Исцелись», – произнесла она про себя и прикоснулась к груди в том месте, где была спрятана брошь; потом уронила руку и вышла в коридор.
И чуть не столкнулась с королевой – та стояла под дверью, скрестив руки на груди. Изумруды мерцали в свете факелов. Лин показалось, что она так и стояла все это время неподвижно, словно статуя, не ходила взад-вперед, вообще не шевелилась. Это было неестественно. И куда подевался Кел?
– Я отослала Келлиана. Хотела, чтобы он отдохнул, – произнесла королева, как будто прочитав мысли Лин. – Он был слишком возбужден. Я предпочитаю, чтобы в критических ситуациях меня окружали спокойные люди.
«Где отдохнул?» – удивилась Лин. Но, разумеется, в башне принца имелись дюжины роскошных спален. Она посочувствовала Келу, который наверняка не мог сомкнуть глаз, лежал один в темноте и тревожился за своего принца.
– Врач, – резко произнесла королева, – расскажи мне о моем сыне.
«А если я скажу, что он умер? Меня сбросят со скалы в море, на корм крокодилам, как когда-то Асафа? И что будет, если я спрошу у тебя, почему ты позволила избить его плетью, почему не остановила это? Правда ли, что ты ничего не могла поделать?»
Лин приказала себе забыть об этом. Эти мысли были бесполезны, как паника при виде раны. Она спокойно ответила:
– Ни мышцы, ни внутренние органы не повреждены, кровотечение остановилось. Это самое важное. Я поместила на раны лечебные талисманы, чтобы ускорить заживление.
– А рубцы? – спросила королева. – Насколько сильно он будет обезображен?
– Я смогу сказать что-то определенное только утром, когда уберу талисманы. – Прежде чем продолжать, Лин призвала на помощь все свое самообладание. – Скорее всего, останутся… дефекты.
Королева сжала губы. У Лин учащенно забилось сердце, но Лилибет неожиданно задала вопрос:
– А ты, девочка? У тебя есть дети?
– Богиня не даровала мне этого счастья, – сказала Лин.
Она произносила эту фразу всякий раз, когда ее спрашивали о детях. Она могла бы продолжить: «У меня нет мужа, и я не знаю, хочу ли детей». Но молчала. Обычно собеседники не настолько сильно интересовались ее жизнью, чтобы расспрашивать о подробностях.