Кел приложил руку к дверце кареты, собираясь толкнуть ее, но не мог заставить себя сделать это. Солнце светило так ярко, что у него болели глаза.
Король Старьевщиков у него за спиной произнес:
– Поверьте, вы не сможете уберечь своего драгоценного Конора без моей помощи.
«Бек сказал то же самое, или почти то же самое».
– Все эти годы я не нуждался в вашей помощи, – ответил Кел. – Не нуждаюсь в ней и сейчас.
– Тогда я бы посоветовал вам поговорить с Фаустеном, – сказал Андрейен.
– Фаустен сидит в Ловушке. Когда в тюрьме находится заключенный, входить туда запрещено.
– Запрещено, но не всем, – возразил Король Старьевщиков. – И я думаю, вам об этом известно.
Кел обернулся. Несмотря на полумрак, он хорошо видел лицо Андрейена, его глаза, чувствовал на себе этот холодный, жесткий взгляд. В нем не было ни сочувствия, ни снисхождения, ни дружелюбия. Свою маску Король Старьевщиков сбросил.
– Вы требуете слишком многого, – произнес Кел. – Есть вещи, на которые я пойти не могу.
– По моей просьбе, допустим, не можете. А ради Дома Аврелианов?
– Служить Дому Аврелианов – это мой долг, – сказал Кел. – Какое-то время мне казалось, что у нас с вами общие цели. Но теперь я понял, что ошибался. Вы были правы, говоря, что аристократы всегда готовы предать, но в этом нет ничего нового. Я намерен охранять принца, как всегда охранял; если вас интересуют какие-то закулисные интриги и взаимоотношения людей, живущих на Горе, то у вас есть собственные шпионы. Во мне вы не нуждаетесь.
– Понимаю, – снова произнес Король Старьевщиков. – Значит, на этом наше с вами общение заканчивается?
– Я бы предпочел, – осторожно сказал Кел, – чтобы мы расстались друзьями. Наши дела закончены, и наши дороги расходятся, вот и все.
– Возможно, – негромко ответил Король Старьевщиков, и Келу не понравился его тон, но отвечать на это было нечего; кроме того, в этот момент в дверь кареты постучала Джиан.
Когда Король Старьевщиков открыл ей, она кивнула в сторону площади.
– Там заваруха, – сказала она. – Противники Сарта с кем-то сцепились. Бдительные могут появиться в любую минуту.
– Ничего страшного, мы закончили, – беззаботно произнес Андрейен, хотя Кел видел, что на самом деле настроение у него далеко не беззаботное. – Кел уже уходит.
Кел спрыгнул на мостовую. Да, Джиан говорила правду: со стороны площади Валериана доносился какой-то глухой рев, напомнивший Келу шум прибоя.
Джиан протянула ему поводья Асти, и лошадь растерянно потыкалась мордой в плечо Кела.
– Ну, мы тебя еще увидим? – спросила девушка.
– Если я узнаю что-нибудь интересное. В чем я не уверен.
Кел погладил холку Асти, а Джиан закрыла дверь кареты и собралась залезть на место кучера. Он не смог сдержаться.
– Кан Джиан.
Она замерла, но не обернулась.
– Что ты сказал?
– Что это за слухи о массовом убийстве в поместье знатной семьи в Гымчосоне? О девушке, которая перелезла через стену сада, перерезала всю семью и уехала в черной карете?
Джиан не шевелилась. Кел подумал, что она похожа на обсидиановую статую: черные волосы, черный плащ. Не оборачиваясь, она совершенно серьезно произнесла:
– Если ты еще раз заговоришь со мной об этом, я тебя убью.
И молча забралась на козлы. Кел смотрел вслед черной карете, пока она не повернула за угол.
Когда Великое Слово ушло в небытие, все то, что было создано при помощи магии, перестало существовать. Сулеман издал последний отчаянный вопль, а потом его тело обратилось в прах, потому что чародей в течение долгих лет продлевал себе жизнь и уже давно должен был умереть. То же самое произошло и с другими королями-чародеями, и их творения также были уничтожены. Могущественные магические существа, которых они создали, – драконы, мантикоры и крылатые кони, – растворились в воздухе, словно дым. Оружие превратилось в пепел, дворцы рассыпались, волшебные реки высохли. Острова ушли под воду. Маги пытались произнести Великое Имя Силы, но не могли. Во всех книгах на страницах, где оно прежде было написано, остались пустые места.
Так наступил Раскол.
Глава 19
Пламя лизало стены каменной башни. Все вокруг горело. С высоты нескольких тысяч футов она видела руины огромного города. От зданий остались кучи почерневших камней, деревья превратились в обугленные скелеты.
А в небе мерцали звезды. Недостижимые звезды, они горели вечно. Ей страстно хотелось дотянуться до них, плыть среди них, а потом завладеть им. Оно парило там, в пустоте. Слово.
Но он был уже близко. Он карабкался по стене, цеплялся за неровные камни, как плющ. Она должна была ждать. Ждать, пока он не появится, пока она не увидит камень на рукояти его меча.
Вдруг она заметила это. Движение на краю башни. Белые пальцы, вцепившиеся в парапет. Он подтянулся, и вот его могучая фигура уже распрямилась, она была хорошо видна на фоне алого неба и клубов дыма. Она услышала, как он прошипел ее имя, поднимаясь на ноги, увидела, как он положил руку на эфес меча; его длинные черные волосы скрывали лицо, но она видела его глаза. Она узнала его. Она узнала бы это лицо всегда и везде…
– Лин?
Руку пронзила острая боль. Лин вздрогнула и, очнувшись, уставилась на Меррена Аспера. Светловолосый юноша сидел напротив нее за рабочим столом в лаборатории Черного особняка и помешивал стеклянной пипеткой какой-то густой отвар.
– Ты что, уснула? – в недоумении спросил он.
Лин посмотрела на руку: оказывается, она сжимала в кулаке свою брошь, и оправа оставила на коже красные следы. Сунув брошь в карман, девушка попыталась непринужденно улыбнуться, но стоило ей на мгновение прикрыть глаза, и она видела образы из своего сна: тень и пламя.
– Я в последнее время плохо сплю, – извиняющимся тоном произнесла Лин.
И это была правда. Ближе к рассвету она все же засыпала, но отдохнуть не удавалось. Часто ей снилось, что она стоит на крыше башни Балал и смотрит на охваченные огнем равнины. Снова и снова она видела во сне, как к ней приближается Сулеман, и ощущала непреодолимое, страстное желание. Наутро у нее болело все тело.
Иногда ей снилось, что она летит среди утесов в облике ворона, смотрит, как старик швыряет в море книги. Но тот сон, который она видела во дворце, ей больше не снился – тот, в котором она заползала в пещеру и видела ослепительный свет. Она спросила у Мариам, что означают слова «Hi nas visik», и удивилась, услышав, что это переводится как «Ты существуешь на самом деле».
«Эта фраза используется для выражения сильного удивления, – объяснила Мариам. – Когда человек не верит своим глазам».
Лин встревожилась. Как могло случиться, что она говорила во сне на языке, которого не знала в реальной жизни? Но ей некогда было размышлять об этом. С той ночи, когда она вылечила наследного принца и даже избавила его от следов побоев, Лин не могла думать ни о чем, кроме камня Петрова (она по-прежнему иногда называла его так про себя, хотя теперь это был ее камень). Она пыталась придумать, как использовать его для лечения больных. Как осуществить то, что было недоступно даже гематри.
Она до сих помнила образ, который возник перед ее мысленным взором, когда она стояла у постели принца. Струйки дыма внутри камня образовывали слово. «Исцелись». Лин чувствовала, как он пульсирует под одеждой.
К утру камень остыл. Погас. Словно умер. Стал светло-серым, тусклым и непрозрачным, будто жемчужина. Лин вертела его в руках, пыталась снова заглянуть в него, но ничего не видела. Ни движущихся теней, ни букв.
Несмотря на эту перемену, она упрямо пыталась «оживить» магический камень: попросила подругу лечь в постель и мысленно сосредоточилась на исцеляющих талисманах, которые Мариам носила на шее и запястьях. Но все было тщетно. Это сводило Лин с ума. Почему камень подействовал на принца, но не помогал Мариам? И на Кела он тоже подействовал, теперь она знала это; камень ускорил его выздоровление, хотя и не настолько эффективно, как в случае принца Конора. Она до сих пор помнила это ощущение; как будто камень хотел, чтобы она воспользовалась им, прожег карман туники, даже оставил отметину на ее коже. Но он ни разу не «просыпался», когда Лин посещала других пациентов, хотя она всегда брала его с собой в город.
Лин не могла этого понять. И ей до сих пор не удалось заполучить то, что помогло бы ей понять: книгу Касмуны.
Последние две недели Лин искала ее по всему Кастеллану. Она встретилась с несколькими неприятными типами, которые уверяли ее, что у них имеется нужная книга. Но всякий раз это были какие-то нелепые брошюрки с надерганными неизвестно откуда «заклинаниями», которые якобы могли «возбудить любовь» и «наделить красотой». В этих «магических» книжонках не нашлось ни слова о том, как получить доступ к магии, как «перенести» ее из своего тела в камень-источник, чтобы хранить и использовать без риска для жизни.
Этим утром Лин пришлось прервать свои занятия; в Этце Кебет собрались девушки и женщины со всего Солта, чтобы готовиться к Тевату, и им понадобилась кухня. Поэтому она пришла в Черный особняк. Меррен не рассердился из-за того, что ему пришлось делить с Лин лабораторию; он был даже рад ее видеть.
С улицы донесся какой-то шум. Меррен наморщил лоб и обернулся к окну.
– Там происходит что-то важное? – спросил он. – Свадьба принца?
– Пока нет, – улыбнулась Лин.
Она пришла к выводу, что Меррен был кем-то вроде «безумного ученого». Он отлично разбирался в своих ядах и зельях, но реальный мир оставался для него загадкой.
– Сегодня в Кастеллан прибывает принцесса из Сарта, его будущая жена. Принц и королева ждут ее на главной площади.
– Ах вот оно что! – весело воскликнул Меррен и вернулся к своей коричневой жиже.
По пути в Черный особняк Лин пришлось протискиваться через огромную толпу; улицы вокруг площади Валериана заполонили зеваки. Именно там наследный принц должен был сегодня встретить свою невесту.