«Ты права, – мрачно подумал Кел, – хотя и не в такие игры, которые ты имеешь в виду».
– Меня зовут Кел Анджуман, – представился он. – Я к вашим услугам и, разумеется, к услугам ее высочества.
Он поклонился, чем привел Луизу в восторг. На Вьен придворный поклон не произвел особого впечатления.
– Что ж, – сказала она, машинально крутя в руках красный мяч, – если вы действительно желаете нам помочь…
Кел молча смотрел на нее, ожидая продолжения.
– Апартаменты, куда нас поселили, предназначены для взрослой женщины, – сухо произнесла она. – Если бы вы сумели найти какие-нибудь старые игрушки или безделушки, которые понравятся ребенку… мы были бы вам очень благодарны.
По ее лицу было ясно, что она не просто телохранитель принцессы, что она любит эту девочку, как младшую сестру. Она подала мяч Луизе, и принцесса забралась на бортик фонтана. Подол ее платьица намок и был перепачкан в земле.
Келу захотелось сказать: «Я знаю, каково это – любить человека, поклясться защищать его; человека, который, в отличие от тебя, обладает властью. Но власть приносит несчастья, от которых ты не можешь уберечь своего подопечного».
Однако он понимал, что Вьен просто-напросто сочтет его сумасшедшим. Он утешал себя мыслью о том, что Луиза не подозревает о политической буре, бушевавшей вокруг нее, – о буре, которая разразилась из-за ее приезда и вызванного им разочарования. Не подозревает о том, что она здесь никому не нужна.
Кел пообещал сделать все, что в его силах, и ушел в башню. Он поднимался по лестнице с трудом, как будто нес непосильную тяжесть.
Луна в ту ночь имела голубоватый оттенок. Говорили, что такой необычный цвет небесного светила предвещает несчастья. Кел наблюдал за восходом луны с крыши Западной башни. Небо приобрело глубокий цвет индиго, море походило на огромную плиту лазурита. Даже паруса кораблей, стоявших в гавани, стали голубыми, как будто Кел смотрел на них сквозь синие очки Монфокона.
Кошмарное «совещание» в Галерее до сих пор не закончилось, Конор не вернулся к себе. Кел мельком видел Лилибет: как ему показалось, она была довольна тем, что Конор оказался втянут в мир дворцовых интриг и дипломатии, радовалась тому, что он участвует в переговорах вместе с ней. Кел представлял, что там сейчас происходит: Бенсимон и Анесса кричат друг на друга, обвиняют друг друга в происшедшем, спорят о деталях брачного контракта. Джоливет и сенекс Домицио уже готовы к объявлению войны. Но, разумеется, все это были предположения. Кел твердо знал только одно: короля на встрече не было. В окне кабинета Маркуса в Звездной башне горел свет, время от времени из трубы шел дым.
Он разозлился на себя самого за то, что его удивило поведение Маркуса. Разве можно было ждать чего-то иного от короля, который даже не соизволил появиться на площади Валериана, чтобы встретить будущую невестку? Долгие годы дворец поддерживал легенду о том, что король – философ, астроном, гений. Что его открытия и научные труды представляют огромную ценность для будущих поколений и прославят Кастеллан на весь мир. Эту сказку повторяли так часто и с таким убеждением, что даже Кел поверил в нее. Потому что проще было поверить в это, чем усомниться в адекватности короля.
Только сейчас ему пришло в голову, что Конор, скорее всего, никогда не верил в эту легенду. Он молчал, пока обитатели дворца играли в игру, в которой король был нормальным человеком – просто слегка эксцентричным. Однако эпизод с малгасийским астрономом положил конец многолетней лжи. Когда Кел смотрел на черный шпиль тюрьмы, ему вспомнились слова Андрейена: «Тогда я бы посоветовал вам поговорить с Фаустеном».
Но Фаустен сидел в Ловушке, а в Ловушку не допускали никого, кроме тюремщиков – солдат Эскадрона стрел – и членов королевской семьи.
Потом, размышляя о своем поступке, Кел решил, что его толкнуло на это отчаяние. Ему надоело чувствовать себя бесполезным, надоело сидеть и раздумывать, что же творится за закрытыми дверями в комнате, куда ему запретили входить. Между людьми, которые не желали его видеть – если не считать Конора, конечно. И еще: он больше не доверял королю. Маркус бросил Фаустена в Ловушку, приказал жестоко избить сына. Если бы не Лин, Конор до сих пор лежал бы больной в постели, у него остались бы страшные рубцы. И Кел боялся. Безумный король казался способным на все.
Его служба состояла в том, чтобы защитить Конора любой ценой. В том числе от его собственного отца, если возникнет такая необходимость. «Я щит принца. Я его броня. Я испытываю мучения для того, чтобы он никогда не страдал».
Как во сне, Кел спустился по винтовой лестнице в спальню Конора и подошел к платяному шкафу. К шкафу Конора.
Он оделся во все черное. Надел льняные брюки, шелковую сорочку, облегающий жилет. Черные сапоги с низким голенищем. Спрятал под одеждой наручи и, конечно, талисман. Последней была простая корона. Кел открыл черный бархатный футляр, извлек диадему и, надевая ее на голову, почувствовал себя так, будто совершает преступление, нечто невообразимое, запретное. Несмотря на то что десятки раз надевал корону принца.
Но раньше Конор знал об этом. Всегда знал. А сегодня Кел взял его корону тайком.
Он бесшумно спустился по лестнице и выскользнул во двор. Во дворе никого не было. Красный мяч Луизы плавал в бассейне с фонтаном, словно гигантский плод граната.
Голубоватый свет луны придавал дворцу и его зданиям зловещий вид. Кел крался через сады, ворота, мимо запертых дверей Сияющей галереи, мимо Малого Дворца, кастеля Пишона, где находились апартаменты Луизы. Ветер приносил из эвкалиптовых рощ терпкий аромат, поднимал с земли сухие листья и увядшие стебельки цветов.
Еще лет восемь-девять назад они с Конором в такие ночи выбирались из своей башни. Таскали пирожки с кухни дона Валона, плавали в зеркальном пруду Сада Королевы. Прятались в «капризе» на берегу моря с бутылкой бренди, украденной из погреба, и делали вид, что им нравится мерзкий вкус. Притворялись пьяными, хихикали, а потом действительно пьянели. Возвращаясь к себе перед рассветом, они едва держались на ногах, но все же пытались помогать друг другу идти.
Он вспомнил слова Меррена: «Когда я впервые услышал насчет Ловца Мечей, я решил, что это несерьезно. Какая-то игра. Ну какой человек согласится на такое?» Кел знал, что по закону он прежде всего является слугой Дома Аврелианов, но в действительности он был предан только Конору. Конору, единственному человеку, который знал, какова его жизнь, из чего складываются его дни. Которого он, Кел, в свою очередь, знал лучше родных отца и матери. Никто на всем белом свете не знал этого Конора: мальчишку-принца, которого тошнило после пары глотков бренди, который плакал, когда его конь (злобный, кусачий гнедой жеребец) сломал ногу и Джоливет был вынужден перерезать горло несчастному животному. Который жаловался на то, что мир слишком велик, что ему никогда не объехать его весь… а сам не выбирался дальше Вальдерана.
Ловушка пронзала небо, словно гигантская темно-синяя игла. Кел поправил талисман, чтобы он был виден в расстегнутом вороте рубашки. Приблизился к двойным деревянным дверям тюрьмы, окованным железом. Двери стерегли трое солдат Дворцовой гвардии; сидя за складным деревянным столом, они играли в «ецзы гэ», шэньчжоускую карточную игру.
Заметив Кела, стражники побелели от волнения и вскочили на ноги.
– Монсеньер, – пробормотал один, очевидно, самый смелый. – Мы были… все было спокойно, заключенный сидел тихо…
Чего они боятся, удивился Кел. Что он – то есть Конор – пришел проверить их боевую готовность? Они охраняли одного-единственного слабого, беспомощного старика, сидевшего в тюрьме, из которой еще никому не удавалось бежать.
Кел попытался представить себе, как Конор бросает свои развлечения, идет среди ночи в Ловушку и распекает тюремщиков за то, что они играют в карты во время дежурства. Нет, такое могло случиться только в кошмарном сне.
– Господа. – Он хотел вежливо кивнуть, но в последний момент спохватился; принцы не склоняют голову перед солдатами. – Я пришел, чтобы переговорить с заключенным. Нет. – Он жестом остановил их. – Не нужно меня сопровождать. Я пойду один.
Когда они закрыли за ним двери тюрьмы, Кел прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Это оказалось так легко. Ему всегда нравилось «превращаться» в принца, в человека, облеченного властью, – он как будто надевал волшебный плащ из историй сказочников, делавший его неуязвимым. Труднее всего было не привыкнуть к этому «плащу» и научиться расставаться с ним без сожалений.
«Это был обдуманный риск», – сказал он себе, поднимаясь по лестнице. Всегда существовала опасность того, что охранники проболтаются о его визите, а кто-то из слуг вдруг скажет, что Конор всю ночь провел в Сияющей галерее. Но Кел был практически уверен в том, что сплетни о коварстве Сарта и будущей принцессе отвлекут солдат и те забудут даже о неожиданном появлении принца.
Кел совсем недавно приходил в Ловушку, но то было днем. Сейчас ему пришлось подниматься почти в полной темноте. Узкая винтовая лестница была освещена лишь парой механических масляных ламп, по каменным стенам метались длинные тени.
На верхнем этаже тоже было темно. Горела только одна лампа. К счастью, в окна, расположенные высоко под потолком, проникал бледный свет луны, и решетчатые двери камер, сделанные из Огненного стекла, светились, словно опал.
Кел сразу нашел камеру Фаустена. Это была единственная камера с закрытой дверью, хотя в первое мгновение Кел решил, что она тоже пуста. Потом сообразил: куча тряпок в углу – это бывший советник короля, привалившийся спиной к стене.
На нем все еще была та же самая мантия астронома, что и в последний раз в Сияющей галерее, только теперь одежда была грязной, а блестящие бусины, составлявшие созвездия, рассыпались по полу. Сильно пахло мочой и застарелым потом. Кел различал и еще какой-то металлический запах, напоминавший запах запекшейся крови.
Кел медленно приблизился к решетке. Он уже забыл о том, как запрещал себе наслаждаться ощущением могущества. Сейчас он спрашивал себя, как мог решиться на такую глупость.