– Когда я вернулся, тебя не было, – заговорил Конор.
Кел медлил лишь мгновение. Сначала он не собирался держать свою ночную прогулку в секрете, но теперь понял, что выбора нет. «Я переоделся в твой костюм, нацепил талисман и корону и отправился навестить Фаустена. Он, естественно, решил, что пришел принц, и сказал, что я предам тебя. Что я отниму у тебя нечто очень важное и дорогое тебе, после чего ты меня возненавидишь».
Возможно, Конор обратит это в шутку, подумал он. Да, скорее всего, так и будет; он всегда смеялся именно над теми проблемами, которые тревожили его сильнее всего. Но Келу казалось, что слова Фаустена разъедают его душу, как кислота. А что будет с Конором, когда он услышит их, – тем более сегодня, после такого удара?
– Я решил пройтись по саду, – солгал он. – В Галерею меня не впустили.
– Бенсимон приказал никого не впускать. Роверж попытался прорваться, но Джоливет велел своим солдатам выпроводить его.
– Я думаю, Ровержу это не понравилось, – заметил Кел.
– Наверное, нет. – Конор говорил таким тоном, как будто его это совершенно не интересовало.
– Кон, – мягко произнес Кел, – ты что-нибудь ел? Воды хотя бы попил?
– Кажется, там была еда, – рассеянно пробормотал Конор. – Слуги приходили. Принесли много бутылок, но сенекс Домицио, по-моему, почти все выпил в одиночку. Он назвал меня «buxiàrdo fiol d’un can». Не думаю, что он ляпнул бы нечто подобное в более или менее трезвом виде. Насколько я помню, это переводится как «лживый сукин сын».
– Ублюдок, – прошипел Кел. – Ты никому не лгал. Ты заключил с ними сделку и выполнил то, что обещал. Это они обманули тебя…
– Келлиан, – перебил его Конор. Он редко называл Кела полным именем; и сейчас Кел услышал в его голосе боль. – Я все знаю.
– Можно как-то исправить положение? – спросил Кел.
– Ничего уже не исправишь. Люди из Сарта твердо стоят на своем. Я согласился взять в жены принцессу из Аквилы по имени Аймада; в договоре не сказано, что это должно быть ее первое имя. – Конор улыбнулся страшной улыбкой. – В конце концов Анесса принялась твердить, что это всего лишь деловое соглашение, политический союз; никто не говорил, что это будет брак по любви. Какая разница, сколько принцессе лет и как ее зовут, повторяла она. И еще намекнула, что если я соглашусь жениться на Луизе, то заслужу благодарность и поддержку Сарта; а если отправлю ее домой, начнется война.
– Они уже давно хотят войны, – сказал Кел. – Может быть, они нарочно сделали это, чтобы получить предлог для нападения.
– Может быть, – тихо произнес Конор. – Плохой из меня получился наследный принц. Сомневаюсь в том, что из меня выйдет хороший король. Но я не могу допустить, чтобы из-за этого Кастеллан втянули в войну. Я беспечен и эгоистичен, но не до такой степени. А может быть, наоборот, слишком эгоистичен. – Он потер красный след на лбу, оставленный короной. – Если бы я повел себя умнее, то, вероятно, смог бы предотвратить скандал на ужине с послом Малгаси. Но неважно. Все равно Анесса была там. Она в любом случае догадалась бы о том, что в нашей семье не все ладно. – Он поднял голову, посмотрел на Кела. – Знаешь, что я думаю? Я думаю, что после этого скандала Анесса и решила нас обмануть. Зачем ей отдавать Аймаду в королевскую семью, где царит разлад? Эту девушку называют жемчужиной Сарта. Но Луиза… Луиза для них ничего не значит.
Кел молчал. Отвечать на это было нечего.
– Меня утешает только одно, – продолжал Конор. – Пройдет много времени, прежде чем мы с ней сможем по-настоящему стать мужем и женой. Лет десять. – Он невесело усмехнулся. – Так что тебе не понадобится отсюда переезжать. Хотя… если умрет отец и тебе придется сменить Джоливета, ты сможешь подать прошение о том, чтобы тебе предоставили отдельные апартаменты. Роскошный дворец или что-то вроде того.
– Мне не нужны роскошные дворцы, – хрипло возразил Кел.
Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз видел Конора таким несчастным.
Он снова вспомнил Антонетту и тот день, когда из комнаты убрали детские игрушки. И подумал: она плакала вовсе не по куклам и игрушечной крепости. Она плакала потому, что их жизнь изменилась, а ей хотелось, чтобы все осталось как раньше.
Он подошел и сел рядом с Конором; диван просел под его тяжестью, и их плечи соприкоснулись. Конор застыл на мгновение, потом прижался к Келу и навалился на него всем телом, как будто хотел взвалить на него часть своей ноши, усталости, отчаяния.
– Семьи Хартий взбесятся, – прошептал Кел.
Не глядя, он почувствовал, что принц пожал плечами.
– Пусть бесятся. Они к этому привыкнут. Они из всего способны рано или поздно извлечь выгоду.
Кел вздохнул.
– Я бы занял твое место, я бы женился на ней вместо тебя, если бы это было возможно.
Конор положил голову на плечо Келу. Его волосы щекотали шею Кела; но тот не шевелился, как отец, который боится потревожить спящего ребенка.
– Я знаю, – произнес принц. – Я знаю, что ты сделал бы это.
Майеш Бенсимон вернулся в Солт после третьей Стражи. Лин, сидя на веранде маленького белого дома, смотрела, как дед идет по площади Катот, ссутулившись и опустив голову. Седые волосы блестели в свете необычной синеватой луны.
Она поняла, что он не заметил ее. Майеш не знал, что за ним наблюдают. Лин вдруг вспомнила одну ночь, два года тому назад. Тогда тоже как раз закончилась третья Стража и они с Джозитом прогуливались вдоль южной стены, которая отделяла Солт от проспекта Рута Магна – тот «не спал» даже глухой ночью. Снаружи доносился шум большого города: топот прохожих, скрип колес, крики разносчиков, пьяные голоса, распевающие песни.
Оба вздрогнули, услышав скрежет петель, – зачем ворота открывают так поздно? И встревожились еще сильнее, увидев вошедшего Майеша, высокого и худого, в серой одежде советника. Лин в тот момент подумала, что никогда не видела деда таким усталым. Щеки ввалились, глаза запали, у рта обозначились горькие складки.
Ворота снова загремели, но Лин и Джозит спрятались в тени, не желая попадаться на глаза Майешу. Лин гадала, что огорчило его, что такого произошло в этот день во дворце. А может быть, он просто думал о том, что, несмотря на должность королевского советника, важную роль, которую он играет при дворе, он вынужден проводить ночи за запертыми воротами, словно прокаженный?
Но они с Джозитом не стали подходить к деду, не стали его расспрашивать. Что они могли ему сказать? Он был для них почти чужим. Незнакомцем.
И сейчас Лин тоже не знала, что сказать, с чего начать разговор. Она пришла к деду, потому что хотела обсудить принцессу; Джиан говорила, что Майеш был на площади, и Лин понимала: у него выдался тяжелый день. Он гордился тем, что всегда планирует свои действия, что держит все под контролем, но сегодня его планы пошли прахом, его обманули люди, которых он не мог контролировать.
«Может быть, у него есть новости о принце, – прошептал ей коварный голосок. – О том, как он отреагировал на обман. Все ли с ним в порядке».
Лин твердо сказала себе, что нельзя прислушиваться к этому голосу, и взглянула в лицо Майешу, который остановился на ступенях, увидев, что его кресло из розового дерева занято.
– Лин? – неуверенно заговорил он.
Она поднялась.
– Я волновалась за тебя.
Дед несколько раз моргнул.
– Сначала мне показалось, что я вижу Сору, – сказал он. – Она тоже ждала меня в этом кресле, если я поздно возвращался из дворца.
– Наверное, она тоже волновалась, – ответила Лин.
Майеш довольно долго молчал. Слабый ветерок шевелил волосы Лин, пряди слегка касались ее щеки. Она знала, что унаследовала цвет волос от матери; она помнила, как в детстве дергала ее за рыжие косы.
– Идем в дом, – наконец сказал Майеш и открыл дверь.
Лин много лет не заходила в дом деда. Здесь почти ничто не изменилось. Простая мебель, только самое необходимое. Ни безделушек, ни лишних вещей, никакого беспорядка. Книги были аккуратно расставлены по полкам. На стене висела страница из «Книги Макаби» в рамке; эта страница всегда повергала Лин в недоумение, она не считала деда религиозным человеком.
Майеш сел за простой деревянный стол и знаком предложил ей присоединиться к нему. Он не стал зажигать лампы – луна светила достаточно ярко и в освещении не было необходимости. Когда Лин села, он заговорил:
– Вижу, ты уже знаешь. Наверное, все знают.
– Ну, – начала она, – все в Кастеллане. Насчет Солта не могу ничего сказать. Я услышала об этом от пациента.
– Я думал, ты довольна, – сказал дед. – Ты не питаешь любви к жителям Маривента.
«Вы, наверное, сейчас очень довольны». Так сказал принц, когда Лин увидела его раны. Ей стало немного совестно тогда, и сейчас она тоже ощутила стыд.
– Я думала о тебе, – ответила она. – Ты не просто так сделался советником короля. Ты защищаешь интересы ашкаров перед Крылатым Троном. Махарам выполняет свои обязанности в Солте, где все это видят и ценят его. Ты трудишься на Горе, и результаты твоих трудов никто не может оценить. Но я начинаю верить в то, что…
– Во что? В то, что я, возможно, действительно приношу кое-какую пользу Солту? В то, что, защищая этот город, я одновременно защищаю ашкаров, живущих в нем?
– Хм-м, – протянула Лин. – Ты не нуждаешься в моем одобрении; ты сам в состоянии воздать себе хвалу.
Майеш невесело рассмеялся.
– Извини. Наверное, я забыл, как это – когда другие признают твои заслуги.
– Значит там, на Горе, тебя не ценят?
– Я нужен им. Просто они не задумываются об этом – как не задумываются о воде, воздухе, солнечном свете и прочих вещах, без которых не могут обойтись.
– Тебя это оскорбляет?
– Так и должно быть, – произнес дед. – Если они начнут слишком часто задумываться о том, что я им нужен, я начну их раздражать. А потом заодно их начнут раздражать и все ашкары. Знаешь ли, Малгаси не единственная страна, откуда нас изгнали после того, как мы много лет жили там и чувств