Кел представил себе сурового священнослужителя и фыркнул.
– Ты прекрасно знаешь, что подумал бы об этом фраке иерофант, – возразил он, – но я хотел поговорить с тобой не об одежде. Бедная Луиза. Она не готова к встрече со стервятниками в шелках, населяющими Гору.
– А кто готов? – пожал плечами Конор. – Тебя бросили к ним на съедение, когда тебе было всего десять. И ничего страшного не произошло.
– Но меня представили не как их будущего правителя, – напомнил Кел, – а как твоего дальнего родственника, сироту из Мараканда, которого нужно жалеть. Луизу никто не пожалеет.
«Наоборот, ее возненавидят как символ унижения, которое нам пришлось вытерпеть от Сарта».
– Кстати, насчет Мараканда, – заметил Конор, – у них есть одна пословица, мать мне постоянно повторяла ее в детстве. «Шакала, который живет в глуши Талишана, могут выследить только гончие Талишана». По-моему, это означает, – добавил он, – что человек не может справиться с тем, чего не знает.
– И еще человек не может выиграть в игре, правила которой ему неизвестны, – сказал Кел. – Луиза слишком мала для того, чтобы играть по правилам Семей Хартий.
– Но она уже достаточно взрослая для того, чтобы увидеть доску, на которой движутся фигуры, – усмехнулся Конор. Его серые глаза под накрашенными веками отливали серебром. – Я не собираюсь менять свое поведение и образ жизни из-за брака, который состоится только через семь или восемь лет. Если послы Сарта настаивают на том, чтобы Луиза провела это время в Кастеллане, им не помешает поближе познакомиться с миром, в котором она будет жить, и с людьми, среди которых она будет вращаться.
– И, возможно, в результате они поймут, что принцессе следовало до свадьбы остаться в Аквиле? – вопросительным тоном произнес Кел, но Конор лишь рассеянно улыбнулся и выглянул в окно.
Карета остановилась во дворе особняка Ровержей.
Поместье владельцев хартии на торговлю красками занимало один из самых престижных участков на Горе; дом был частично вырублен в горном склоне, а из окон открывался прекрасный вид на Холм Поэтов. За Академией вздымалась гора Цикатур, изрезанная мерцающими жилами Огненного cтекла. В свете заходящего солнца Огненное cтекло приобрело цвет меди. Кел подумал, что эти жилы похожи на застывшие молнии, которые напоминали людям о могуществе давно умерших чародеев.
Дом, естественно, выглядел роскошно; в отличие от большинства зданий Маривента, он был выстроен в стиле древней Империи. К парадному входу вела широкая мраморная лестница, особняк венчал купол, поддерживаемый колоннами. С крыши на гостей благосклонно взирали статуи Богов; здесь был Айгон на морской колеснице, Керра с корзиной пшеничных колосьев, Аскалон с кузнечными инструментами. Когда-то давно на крыше стояла и статуя Анибала, повелителя подземного царства, но кто-то из предков Ровержей велел убрать ее, сочтя, что она приносит несчастье. В ряду из двенадцати изваяний осталось пустое место, и зданию не хватало симметрии.
Во дворе уже стоял десяток карет; лакеи в бирюзовых ливреях Ровержей уводили в конюшни верховых лошадей. Некоторые украдкой бросали взгляды на Конора; конечно, он был принцем, но Кел решил, что слуг, скорее всего, поразил сверкающий костюм.
К ним подошли послы. Сена Анесса и сенекс Домицио, одетые в синий, цвет Сарта, церемонно приветствовали принца. У Вьен д’Эсте, которая, как обычно, осталась в форме Черной гuвардии, было такое лицо, словно она явилась не на праздник, а на собственные похороны. Луизу нарядили в пышное платье, отделанное кружевом, оборками и лентами. Золотой фрак Конора привел ее в восторг, которого явно не разделяли ее соотечественники. Она показала пальцем на статую Турана, установленную на крыше, потом вытянула перед собой руки и пошевелила пальцами.
Конор озадаченно нахмурился.
– Вы можете поговорить с ним, – ласково обратилась к девочке Вьен. – Он знает наш язык.
Луиза заметно обрадовалась. Пока они поднимались по ступеням, она объяснила, что ей нравится цвет ногтей Конора, которые были покрыты серебристым лаком и напоминали крошечные зеркала, и что она тоже хочет покрасить ногти в такой цвет.
– Нет ничего проще, – улыбнулся Конор, который всегда был готов помочь другим с модными экспериментами. – Завтра я пришлю в кастель Пишон свою маникюршу.
– Едва ли это уместно, – холодно произнесла сена Анесса.
Луиза надулась, и Кел испугался, что она сейчас разревется. Однако неприятной сцены удалось избежать: ливрейный лакей отворил двери, и они выстроились в очередь. Первым объявили о Коноре, затем в дом вошла Луиза в сопровождении Вьен, за ней последовал Кел и послы.
Принца приветствовали криками и аплодисментами. Луизу, которая вцепилась в руку Вьен, встретило молчание.
– Ostrega! Xé tanto grando par dentro, – прошептала она. («О Боги, какой огромный дом».)
И действительно, первый этаж особняка Ровержей представлял собой одну большую гостиную, окна которой выходили на каменную террасу и лежавший внизу город. Почти всю мебель вынесли, и помещение превратилось в бальный зал. Кел, усмехаясь про себя, подумал, что этот зал можно принять за храм поклонения красителям: плюшевые диваны, расставленные вдоль стен, были задрапированы яркими тканями, ветер развевал гардины из разноцветной органзы. Очевидно, хозяева, занимаясь подготовкой к празднику, уделяли основное внимание демонстрации своего богатства и мало заботились о гармонии. Дикие сочетания темно-коричневого и синего, горчичного и зеленого, фиолетового и ярко-оранжевого резали глаз. Слуги, разносившие охлажденное вино, добавляли пестроты в эту картину; они были одеты в туники всевозможных цветов: темно-синие, желтые, оранжевые, алые, как киноварь, коралловые, ядовито-зеленые.
Сена Анесса вполголоса пожаловалась, что у нее болят глаза. Да, подумал Кел, к такому надо привыкнуть, но это было сделано намеренно. Ровержи хотели напомнить гостям из Сарта, что им теперь придется смириться с постоянным присутствием Семей Хартий, почти ничем не уступавших королевской семье. Прием походил на карнавал, но намек был недвусмысленным: «С нами следует считаться».
– Сена Анесса? Сенекс Домицио?
Подошедшая служанка почтительно склонила голову. Она была одета в красную шелковую сорочку, какие носили знатные дамы под платьями, чтобы жесткие ткани не царапали кожу. Ее руки были обнажены, на ногах были только белые кружевные чулки. Если бы она вышла в таком наряде на Рута Магна, Бдительные моментально арестовали бы ее за появление в непристойном виде.
– Сьер Роверж с нетерпением ждет возможности побеседовать с вами.
Послы начали перешептываться на сартском. Девушка подняла голову, и потрясенный Кел понял, что знает ее. Причем очень хорошо.
Это была Силла. Ее рыжие косы были уложены вокруг головы, губы были накрашены темно-красной помадой. Она подмигнула Келу, потом снова придала лицу выражение вежливого безразличия.
Конор толкнул Кела локтем.
– Ты только посмотри, – прошептал он. – Наверное, «Каравелла» сегодня закрыта.
Кел посмотрел и мысленно выбранил себя за невнимательность. Все слуги были одеты так же легкомысленно, как Силла, – в полупрозрачные сорочки, облегающие короткие штаны и просторные рубахи, – и все они работали в заведении Алис. Он узнал юношу, который гадал на картах в последний раз, когда они были в «Каравелле». В ту ночь, когда Кел познакомился с Королем Старьевщиков.
Пошептавшись, послы Сарта молча развернулись и пошли за Силлой в противоположный конец зала, где Бенедикт Роверж восседал в нише на «троне», обитом лиловой парчой.
Вьен покачала головой и горько усмехнулась, глядя им вслед.
– Что за люди, – бросила она. – Всегда думают только о своих интересах, до Луизы им и дела нет…
– О, здравствуйте, здравствуйте, – раздался рядом жизнерадостный женский голос.
К ним направлялась Антонетта, и Келу показалось, что он еще никогда в жизни не был так рад видеть ее. На ней было облегающее шелковое платье цвета морской волны с глубоким вырезом на спине. Светлые локоны выбивались из усыпанных бриллиантами гребней, ласкали ее щеки, скользили по обнаженным плечам. Когда она с улыбкой наклонилась к Луизе, Кел заметил в вырезе платья блеск золота. Медальон в виде сердечка.
– Значит, вы и есть наша маленькая милая принцесса? – прощебетала она на сносном сартском. – Какая же вы красавица.
– Вижу, мать демуазель Аллейн больше не занимается ее туалетами, – прошептал Конор на ухо Келу, когда Антонетта на глазах у изумленной Вьен протянула Луизе сверкающую шпильку для волос. – Должен сказать, что теперь она заметно лучше выглядит.
Кела бросило в жар. Антонетта выпрямилась и обернулась к Келу и Конору.
– Итак! – энергично воскликнула она. – Вы ведь позволите мне представить ее высочество хозяевам и гостям? Кстати, я знаю девушек ее возраста, с которыми ей будет интересно пообщаться. Сами понимаете, я не могу сказать того же о вас. – И она повернулась к Вьен: —Мальчишки! От них никакого толку.
Вьен, казалось, утратила дар речи, услышав предложение называть наследного принца Кастеллана и его кузена «мальчишками».
– Луиза немного застенчива…
– О, не беспокойтесь; все, что ей нужно, – это почаще улыбаться, а если не получится, все просто подумают, что она умна, – произнесла Антонетта весело, словно не чувствуя, как оскорбительны ее слова. – Знаете, я недавно видела где-то здесь поднос со сладостями, там были такие чудесные пирожные и конфеты; да, я уверена, его нес полуголый слуга. Идемте, поищем его.
– Интересно, – пробормотал Конор, когда Антонетта удалилась, ведя за руку Луизу. Вьен, все еще не зная, как на это реагировать, шла за ними. – Может быть, эта девочка напомнила Ане ее саму. Ведь она тоже не имеет права голоса при выборе мужа. Ана, конечно, капризная и ветреная девица, но чем-то она все же напоминает свою мамашу. Если она по-настоящему чего-то захочет, ее не остановишь.