Он услышал шорох платья. Лин направилась к центру зала, расталкивая людей; Кел еще не успел сообразить, что происходит, а она уже приблизилась к Луизе и положила руки на плечи девочки.
– Довольно, – произнесла Лин, повысив голос. – Это возмутительно. Прекратите.
Музыка смолкла немедленно. Тишина обрушилась на Лин, как ушат ледяной воды; она чувствовала себя беззащитной под любопытными взглядами чужих людей. Где же Майеш? Она искала деда, пока Шарлон Роверж произносил свою «речь», но в зале его не было.
Луиза взвизгнула, выронила веер, вырвалась из рук Лин и побежала к женщине-телохранителю, Вьен. «Хорошо, – подумала Лин. – С ней принцесса должна чувствовать себя в безопасности». Она взглянула на Шарлона. В этот момент он чем-то напомнил ей Орена Канделя – у него было недовольное лицо мальчишки, которому осмелилась бросить вызов ничтожная, ничем не примечательная девчонка.
Увидев, что Вьен и Кел уводят Луизу из зала, Лин немного приободрилась. Неизвестно, что произойдет дальше, думала она, но бедную девочку, по крайней мере, оставили в покое.
Кто-то негромко присвистнул. Лин обернулась. Это был тот молодой аристократ с черными волосами и раскосыми глазами, Джосс Фальконет.
– Шарлон, – с издевкой в голосе произнес он, – похоже, внучка советника считает, что имеет право лезть не в свое дело и мешать нам развлекаться. И ты намерен это терпеть?
При этом он подмигнул Лин, как будто говоря: «Ты же понимаешь, что все это просто шутка, игра».
Она не улыбнулась в ответ. Разумеется, он считал эту «игру» забавной; такие люди, как Фальконет, всегда были игроками, а не фигурами на доске.
Шарлон беспомощно посмотрел на отца, ожидая указаний, но старший Роверж молчал.
– Нет, – хрипло произнес он. – Я… – Он смолк, откашлялся. – Внучка советника, – обратился он к Лин. – Ты сорвала представление, запланированное на сегодняшний вечер. Ты можешь предложить что-нибудь взамен?
Лин вдруг захотелось накричать на него, обругать его. Обругать их всех. Они были похожи на свору голодных псов, у которых отняли жертву.
– Я займу место принцессы Луизы, – бесстрастно произнесла она. – Я буду танцевать вместо нее.
Люди зашумели. Она услышала чей-то смех; наверняка лорд Монфокон, подумала она. И обрадовалась, что Кел ушел. Из всех присутствующих только он относился к ней с симпатией. Он не выдержал бы этого.
– Вот оно что, – протянул Роверж, нагло ухмыляясь. – Что ты можешь знать о танцах Сарта, ашкарская… девчонка?
– Пусть танцует.
Снова наступила полная тишина. Принц Конор с расслабленным видом развалился среди шелковых подушек. Его глаза были полузакрыты, и Лин показалось, что он сейчас уснет. На высоких скулах поблескивала серебряная пудра, контрастировавшая с оливковой кожей.
– Пусть танцует, – повторил он. – По крайней мере, это нас развлечет.
Лин смотрела на него в упор. Сейчас в нем не было ничего от разгневанного, униженного молодого человека, который с горечью сказал ей: «Десять тысяч крон. Оказывается, вот сколько стоит принц. Я понимаю, что совершил ужасную глупость; можете не говорить мне об этом».
Его лицо походило на маску. Оно не выражало ничего. Глаза под серебряными веками превратились в узкие щелочки. Фальконет, сидевший рядом с ним, смотрел на Лин с любопытством, с радостным предвкушением. Конору, казалось, было все равно.
Шарлон пожал плечами: «Как будет угодно принцу». Он дал знак музыкантам, и они снова начали играть. Танцевальная мелодия была та же самая, но она показалась Лин заунывной, как на похоронах; высокие ноты неприятно резали ухо.
Нет, это все нервы, подумала Лин, когда Шарлон с преувеличенно любезным поклоном протянул ей оброненный Луизой веер. Потом отошел, глядя на нее исподлобья. Лин понимала, что он взбешен. Она испортила ему жестокое развлечение.
Зато теперь он получил возможность посмеяться над беззащитной женщиной из народа отверженных. О да, они все только и ждали этого. Два человека, которых она могла считать своими союзниками, Кел и дед, отсутствовали. Она могла, конечно, просто сбежать. Уйти из особняка Ровержей. Едва ли они спустят на нее собак, думала она.
Но тогда они победят, сказала себе Лин. Аристократы, дворец – они победят. И она сама будет помнить, как в первый же вечер эти люди сумели унизить ее, заставить ее почувствовать себя ничтожеством.
Она высоко подняла голову. Раскрыла черный кружевной веер с золотой вышивкой. Она знала только один танец. У нее никогда не возникало желания разучивать другой, у нее никогда не возникало необходимости разучивать другой. И она всегда считала, что тратит время зря, повторяя Танец Богини. До сегодняшнего дня.
Лин отключилась от всего, кроме мелодии, которая так отличалась от музыки Солта. Она начала двигаться, держа веер так, как девушки Солта в танце держали цветки лилии. Описала круг, вспоминая знакомые с детства движения, и зал, люди, мебель и драпировки – все это смешалось и скрылось в тумане. Она находилась в Араме, охваченном пожаром войны. Враги наступали по выжженной равнине. Молнии пронзали черные облака. Конец света был близок.
Танцуя, Лин выражала свой ужас и душевный трепет. Она танцевала среди ветра, который с воем проносился над руинами ее столицы. Она танцевала среди пепелища, под зловещим багровым небом.
Он приближался, король-чародей, который когда-то был ее любовником. Человек, которому она верила, которого она любила и желала. И это желание было всепожирающим, как стена огня, разрушительным, как тайфун. Танцуя, она выплескивала свои чувства: тоску, страдания разбитого сердца и страсть, которая еще не угасла до конца.
Он умолял ее остановиться. Говорил, что она ведет себя безрассудно: уничтожив магию, она уничтожит и его, своего возлюбленного, а потом погибнет сама. Обещал ей отказаться от всего, что было ему дорого прежде: от магии, от власти, от трона. Говорил, что ему нужна только она.
Но она знала, что ему нельзя верить.
Танцуя, Лин переживала последние мгновения Адассы – она отказывалась сдаваться, собирала последние силы для решающего удара. Танцуя, она чувствовала, как содрогается мир, расставаясь с магией; магия покидала землю, камни, море. Танцуя, она переживала горе Богини, уходившей во тьму: мир изменился навсегда, ее возлюбленный погиб, ее народ лишился родины.
И, наконец, танцуя, Лин видела, как розовеет небо на востоке. Солнце появилось над горизонтом после долгих месяцев тьмы. Танцуя, она ощущала робкую надежду, удовлетворение, которое испытывает человек, бросивший вызов врагу и одержавший победу. Танцуя, она…
Музыка смолкла. Лин остановилась и снова перенеслась в настоящее. Только сейчас она заметила, что задыхается, что пот течет по груди, по лбу, щиплет глаза. Она вдруг поняла, что все смотрят на нее. Шарлон даже приоткрыл рот от изумления.
– Что ж, – пробормотал он, – это было…
– Неожиданно, – перебил его принц.
Он сидел, закинув руки за голову, и разглядывал Лин, словно диковинку. Внезапно она осознала, что ее волосы прилипли к вискам и затылку, а взмокшее от пота платье плотно облегает грудь.
– Я не раз слышал, что ашкары не умеют танцевать, так что, учитывая отсутствие способностей, это было довольно сносно.
Гости начали переговариваться; раздались смешки. Принц самодовольно улыбался, и Лин вдруг возненавидела его с такой силой, как будто она и правда была Адассой и стояла лицом к лицу с Сулеманом, предателем и захватчиком. Она снова очутилась в своем видении. Ей захотелось уничтожить его. Она ненавидела его за высокомерие, за презрение, с которым он говорил о ее народе. За то, что он видел в ней игрушку, забаву.
И еще Лин ненавидела его потому, что он был так прекрасен. И за эту красоту ему все прощалось. Принц мог творить все что угодно – люди не станут любить его меньше. Все любили его, весь мир. У нее дрожали руки, и ее охватило желание сделать то, что запрещала ей клятва врача. Впервые с тех времен, когда она была озлобленной маленькой девочкой, ей захотелось ударить другого человека, вонзить в него ногти. Расцарапать ему лицо, стереть с его губ эту наглую улыбочку.
Лин втянула воздух сквозь зубы и швырнула в его сторону черный веер. Проехавшись по мраморному полу, веер остановился у ног принца.
– Надеюсь, – дрожащим от ярости голосом произнесла она, – вы вознаграждены за испорченное развлечение. К сожалению, вы правы, я не обладаю никакими талантами, и мне нечего больше вам предложить.
Прежде чем отвернуться, Лин успела заметить удивленное выражение на лице принца. Оттолкнув Шарлона Ровержа, она направилась к дверям. Дед был прав. Эти люди – чудовища. Пусть сгорят их корабли, все до единого.
– Лин. Лин. Постой.
Это был голос принца Конора. Она заблудилась в коридорах особняка Ровержей, но он нашел ее. Неужели он все это время шел за ней? Может быть, он прикажет арестовать ее за то, что она швырнула в него веером? Они скажут, что это было нападение на члена королевской семьи…
Лин резко обернулась. Она не знала, куда идет, – думала только о том, чтобы уйти, уйти прочь. Прочь от смеха, от людей, которые видели, как она танцует, прочь от взгляда принца.
Но он последовал за ней. И догнал ее в анфиладе пустых комнат, каждая из которых была отделана в своей цветовой гамме. Эта гостиная была синей и черной – как синяк. В свете масляной лампы поблескивала его корона, драгоценные камни в кольцах. Он был грозным, высоким, широкоплечим. Вдруг Лин заметила, что его темные волосы взъерошены, тушь и серебряные тени размазались. Глаза у него были очень темные и тусклые, как старые монеты. Конор заговорил, и она поняла, что он с трудом сдерживает ярость.
– Что ты здесь делаешь, Лин? Зачем ты пришла?
Такого она не ожидала.
– И после всего, что произошло, – воскликнула она, – вы спрашиваете меня об этом? Вы же знаете, что Майеш – мой дед. Вы знаете, что он привел меня…
Он резко дернул рукой, отмахиваясь от ее объяснений.